Побросав окурки в стоявшую у крыльца урну, мы по одному прошли в здание суда. На входе стояла рамка металлоискателя, нам пришлось сдать мобильные телефоны и металлические вещи, у меня к ним относились только ключи, дежурному приставу. Небольшой моральной компенсацией за это лишение можно было считать то, что от сопровождавших нас полицейских, в том числе и майора, потребовали сдать оружие. На лице майора тотчас же отразилось какое-то безграничное возмущение этим фактом, которое, однако, он так и не смог выплеснуть подобающим образом, а смог только пробормотать что-то ругательное себе под нос.
Потом нас посадили в коридоре возле зала судебных заседаний. Наш старый знакомый – Седой – был тут же вместе с супругой. Выглядел он немного приободренным: видимо, ночь, проведенная дома, а не в камере, сделала свое благое дело. Мы поздоровались с ним, он как-то благодарно кивнул в ответ. Расселись, я оказался по соседству с Седым.
Потянулись минуты в ожидании казни. Почему-то я себе представлял все это именно как казнь.
Мимо прохаживались приставы, за дверью творилось что-то неизвестное. Из всех нас с процедурой был знаком только Глеб – из-за своей политической биографии, да, может, Вадим, мы же с Бырой и Седым были в суде первый раз. Интересно, чем это все для нас закончится?
От моих размышлений меня оторвал Седой, он склонился через поручень кресла, в котором сидел, и спросил меня:
- Слушай, а почему они вчера всех задерживали? Ведь люди имеют право собираться… - он достал откуда-то из кармана тоненькую брошюру с заголовком «Конституция Российской Федерации», открыл ее, принялся листать… я понял, что он хочет процитировать мне тридцать первую статью…
-…Мирно и без оружия, - я опередил его. – Да, есть такое.
- И почему тогда ОМОН хватает людей?..
Еще один вопрос, поставивший меня в тупик. Что-то много их в последние дни… И что я должен был ему ответить? Что конституция – это отписка для обывателей, сидящих дома и смотрящих телевизор, а не должностная инструкция для ОМОНа, или что президент –гарант этой самой конституции давно уже на нее плюнул и правит так, как ему в голову взбредет – от того и вчерашние волнения?..
И то и другое было верным, и то и другое могло моментально убить наивного Седого, который до вчерашнего дня не сталкивался с машиной государства, найдя себе тихую уютную нишу в социальном лабиринте и практически не покидая ее. Хватило мне вчерашнего приступа, пусть мужик живет. Я ответил:
- Если честно – я не знаю. Может, ошибка какая вышла. Может, еще что… - я развел руками. – В мире много несправедливости. Судья вам объяснит…
Как раз в этот момент отворилась дверь, из зала вышел пристав и пригласил Седого. Седой прошел в зал вместе с супругой, которая после вчерашнего, видимо, зареклась не оставлять его ни на секунду.
Дверь закрылась. Прошло минут пять, и Седой с супругой вновь появились в коридоре. Судя по виду Седого, он был удовлетворен результатом рассмотрения его дела. Ну и хорошо. Я был рад за него.
Следующим за ним пригласили меня, я прошел в зал судебных заседаний, и поэтому расспросить Седого в подробностях не получилось.
Оплывший боров-судья сидел за небольшой кафедрой и листал протоколы. Было видно, что ему скучно, и он попросту коротает здесь время, раз уж государство наделило его судейскими полномочиями. По указанию пристава я встал на специально отведенное место для подсудимых. Тот же пристав сунул мне какой-то бланк.
- Переноси по месту жительства, - сказал мне он. – Чтобы сейчас не рассматривать. Пойдешь домой, а потом тебя вызовут повесткой…
- Так можно?
- Конечно. Вот бланк заявления только заполни.
После ночи, проведенной в камере, участвовать в судилище не хотелось совсем, хотелось домой, хотелось спать, я воспользовался подвернувшейся мне возможностью. Заполнил бланк, поставил подпись. Пристав забрал его и отнес судье, который восседал метрах в пяти от меня. Тот вскользь пробежался глазами по бумажке и изрек:
- Свободен.
Я покинул зал.
- Ну как? – спросили меня Глеб и Быра.
- По месту жительства перенес.
- Понятно.
Мои товарищи сделали то же самое, по инициативе суда, естественно. Но сегодня эта инициатива совпадала с нашей, как ни странно. Через полчаса мы были свободны. Вышли на крыльцо, там встретили майора.
- Уже? – удивился он.
- Все, оправдали нас.
- Быть такого не может…
Майор специально пошел узнавать, мы закурили. Формально мы могли теперь плюнуть на майора с высокой колокольни. Но хотелось триумфа. Вскоре майор вернулся.
- По месту жительства перенесли? Жаль… Надо было вам пару суток административного ареста впаять.
- Товарищ майор, не будьте кровожадны – вам это не идет, - мы рассмеялись.
- Ладно, больше не попадайтесь, понятно?
- Еще бы.
- Поехали! - скомандовал майор своим подчиненным, они загрузились в «Газель» и отчалили от здания суда.
Почти сразу же за ними к суду стали подъезжать автобусы с задержанными за вчерашний сход. Автобусов было много.
- Ого, - присвистнул Вадим, - это им работы, - он кивнул в сторону суда, - до вечера хватит.
- Видимо, поэтому и отправляют по месту жительства.
- Не иначе…
- Ну ладно, - Вадим протянул нам свою ладонь, - давайте прощаться, я домой.
- Уже? Тогда бывайте…
- Ага. Если сегодня вечером сход будет – пойдете?
- А будет?
- Наши говорят, что будет.
- Может, и пойдем.
- Ну, тогда – увидимся, - мы пожали друг другу руки.
Вадим удалился, мы проводили его взглядами. Хороший дядька. Хотя бы ради знакомства с ним стоило посидеть эту ночь в камере. А поначалу он мне не понравился…
- Ну, что делать будем? – спросил я товарищей.
- Я бы пива выпил, - сказал Быра.
- Поддерживаю, - это Глеб.
- Пошли тогда, где здесь магазин?
Мы побрели прочь от здания суда, еще один декабрьский день только начинался, что нас ждало впереди – можно было только догадываться. Неужели митинги захватили всю страну? Интересно… Чем же все тогда закончится?
Мы шли мимо автобусов с задержанными товарищами – махали им руками, делали ободряющие жесты. Все равно мы победим – на сегодня, так завтра. Никакой ОМОН не сможет остановить целое поколение, это факт. Обрюзгшие судьи, депутаты, чиновники, силовики и прочие жулики рано или поздно вынуждены будут уйти, потому что даже они – со своими деньгами и властью – не в силах противостоять будущему. Вот в это хотелось верить, и мы верили этим декабрьским утром, в понедельник, когда я вдруг понял, что не хочу идти в свой офис – и не пойду...
Самые тяжелые путы – это путы свободы. Твое сознание лелеет мечты о ней уже многие годы, но готово ли оно принять ее? Готов ли ты сам стать свободным? Преодолеть все сдерживающие тебя границы, и выйти в открытый космос…
Испытание свободой – самое трудное испытание. И мне предстоит пройти его.
Я выхожу на каменную площадку, в нише на одной из наклонных плоскостей Зиккурата. Далеко внизу раскинулся Песок и Пепел, город убийц. Еще дальше – те места, которые я оставил очень давно, убегая от обстоятельств, ища лучшей доли; места, воспоминания о которых стерлись, размазались, заросли уродливыми рубцами.
Там, внизу, бушует пламя. Кажется, там началось восстание. Вооруженная до зубов толпа беженцев прорвала заслон возле КПП и ринулась к Зиккурату. Они надеются достичь вершины так же, как и я. Возможно, у них даже получится.
Их бунт – это рывок к свободе. Судорожный бросок загнанных и измученных людей. Уставших от неизвестности, измотанных отчаянием, потерявших зубы, конечности и – вместе с ними – страх в схватках с убийцами.
Там же и сами убийцы. Хищники – они чуют кровь, которая обязательно прольется, раз начался бунт. Для них это игра, да и хороший повод немного изменить расклады реальности в свою пользу, встряхнуть зарвавшихся жрецов.
Революция ползет как эпидемия, от которой спасаются все эти люди. Возможно, она поглотит их вместо нее. Вполне закономерный итог.
Я стою, ветер шевелит мои волосы. Я знаю, что где-то позади меня стоит Человек-с-головой-Быка, смотрит мне в спину. Я знаю, что он ничего мне не скажет, а если я повернусь – предпочтет раствориться в темных залах Зиккурата.
Знаю я и то, что ему нечего мне сказать. Сейчас, по крайней мере. Он видит реальность неизменной, а, возможно, сам делает ее такой, считая, что только так можно сохранить этот мир в целости. Он дарует мне свободу, дабы я сам решал, как распорядиться ее дарами.
Я смотрю на толпу внизу, которая крушит КПП, сметает заграждения, убивает Сержанта Закономерность и его товарищей, врывается в этот бар «У Зиккурата», в котором я не так давно пропускал стаканчик-другой. Потом бар начинает полыхать, оттуда вываливаются мародеры с бутылками в руках, заливают пойло в свои надорванные от крика глотки.
