Когда я возвращался, за грузовиком мелькнула тень: какой-то человек, потупившись и сунув руки в карманы, отпрянул от машины, направился в противоположную от ресторана сторону, вдоль ряда припаркованных автомобилей, и скрылся в темноте.
Маркер встал с постели и бурчит:
– Я уж думал, мы больше не увидимся.
– Тут кто-то возле фуры шастал. Водила насторожился и спрашивает:
– Какой собой?
– Да я и не рассмотрел толком. Не баба.
Мой попутчик явно напрягся, но больше ничего не сказал. Вытащил пакет с зубной щеткой и туалетными причиндалами и пошел в сторону туалетов бриться.
Сижу, осматриваюсь в кабине. Возле койки лежит сумка с записной книжкой. Захотелось мне полистать книжонку, я уже полез в сумку, как вдруг вижу – паспорт. Помню, вчера, когда Маркер предъявлял властям документы, паспорт лежал в бумажнике, а тот – в кармане пальто. Только вот имя там значилось другое: Армин Маркус. Вот вам и Арни Маркер.
Мы снова в пути. Разговоры о философии так и не возобновлялись.
– Скоро на месте будем?
– В полдень подъедем к границе. Не вполне то, что я хотел знать.
– Куда рванешь, когда прибудем? – спрашивает водила.
– Особых планов-то и нет, – отвечаю. – Вольный ветер.
Собеседник кивает. Счел меня бесцельным скитальцем. Да ну и пусть, меня не колышет.
– А если я попрошу тебя об услуге?
– Чем смогу, помогу.
– Там в холодильнике, в морозильном отсеке, конверт лежит. Достань его, запрячь в карман подальше и держи у себя, пока не окажемся по ту сторону границы.
Ну вот, приехали. Я, конечно, рад помочь, но в заграничную тюрягу садиться мне пока не приперло.
– А что в конверте-то?
– Да ничего особенного. Знаешь, эти таможенники ну такой тупой народ!
– Нас будут досматривать?
– Не исключено.
– То есть и меня в том числе?
– Дался ты им, канителиться с тобой – ты ж не шофер.
– А если все-таки… Найдут ведь.
– Найдут – и черт с ним. – Маркеру явно не по себе. – Подумаешь, невелика беда.
– Так может, его вообще не прятать?
– Опять двадцать пять! В конце-то концов, ты мне собираешься помогать или нет?
– Ну все-все, ладно.
Честно говоря, я не так уж и горю желанием помогать, просто не знаю, как выкрутиться. Он меня везет черт-те откуда, кормит, делится своими философскими измышлениями – я вроде как ему обязан. К тому же отказывать всегда труднее, чем соглашаться, да еще прямо в глаза.
По-моему, люди и сами не замечают, как это происходит. Нет, теоретически человек вроде бы принимает решения на основе собственных убеждений и интересов – скажем, делает что-то для удовольствия. На самом же деле мы чаще всего руководствуемся соображениями жертвенности. Была у меня одна девчонка, мы с ней дня три повстречались, а потом она стала всем рассказывать, будто у нее ко мне ничего и не было. Так однажды я на нее где-то наткнулся и напрямик так спрашиваю: неужели это правда? Зачем тогда было спать со мной в первый же день? А она ответила: «Да повода не было отказаться».
– Ну, так ты согласен?
– Согласен. Сделаю, что просишь.
Он успокаивается. Я отворачиваюсь кокну: мы проезжаем место, где, судя по всему, живут горячие поклонники балконных цветов в ящичках. Ну точно, святая святых. Или, может быть, тут специальные агенты ходят, отслеживают всех, кто запоздал с пикировкой петуньи.
Угораздило же меня угодить в машину к водителю с фальшивыми документами, да еще прятать у себя какой-то противозаконный конверт! Н-да, при неблагоприятном раскладе это может очень здорово мне аукнуться. Хотя, с другой стороны, чего мне бояться? Я совершенно не в курсе дела, и вообще неосведомленность – мой главный козырь, тут и выдумывать ничего не надо: правда – на моей стороне. Так что плыви по течению и не парься.
Но вот до границы остается несколько миль, и Маркер просит достать из холодильника конверт. Мало того, что он запрятан в самой глубине, так еще и примерз.
– Не вынимается.
– А ты, сынок, легко сдаешься, как я погляжу. Терпеть не могу, когда меня называют «сынком».
Папаша нашелся! Мой собственный отец никогда меня так не называл. Пришлось царапать лед, пока пальцы не онемели, но конверт я все-таки извлек. Этакий замороженный сверток из коричневой бумаги. Вроде не толстый, ничего такого внутри не прощупывается – слава богу, не наркота.
– Есть какой-нибудь потайной карман?
У меня вообще только один карман: нагрудный.
Но вот и пост. Надо сказать, оборудован в лучших традициях холодной войны. Это вам не в государство Евросоюза въехать, где границу отмечает только знак «Пожалуйста, будьте внимательны на дорогах Бельгии», моргни – не заметишь. Нет, тут картина иная, все как полагается: колючая проволока, вышки с автоматчиками, полосатые шлагбаумы поперек дороги. Встаем в очередь на проверку документов. Маркер явно напрягся. Я уж начал было строить догадки, в какие края нас занесло, но тут же вспоминаю о данном себе обещании. Начинаю рассматривать здоровенный щит с надписями на каком-то иностранном языке, отдаленно смахивающем на немецкий. Внизу – английский дубляж. Успеваю прочесть обнадеживающее: «Пожалуйста, покиньте транспортное средство и зарегистрируйте факт своего прибытия у представителей властей». Воображение милостиво подкидывает радужную картинку, где я регистрирую «факт своего прибытия», а мне выдают разрешение действовать в означенных границах – скажем, пользоваться общественным транспортом и посещать увеселительные заведения.
Очередь движется на удивление быстро. В основном машины пропускают – полицейский взмахнет рукой: следующий. Нам же дали знак вырулить на обочину и предъявить многотонку к тщательному досмотру. Всегда так. Чего и следовало ожидать.
– Все будет нормально, – буркнул Маркер. Голос у него такой, будто он именно теперь вздумал обгадить штаны.
Таможенники молча листают наши паспорта, потом жестом просят предъявить фуру к досмотру. Отдают документы и направляются взглянуть на груз. Мне и самому любопытно. Кузов от пола до потолка уставлен картонными коробками. Снова жест: открывай коробку. В такие минуты начинаешь понимать, что люди в принципе способны обходиться куда меньшим количеством слов, чем принято думать. Почти все ясно из контекста, без сотрясения воздуха. Помню, бабуля моя незадолго до смерти перестала слышать – так вот, она догадывалась по ситуации, о чем ей говорят. Скажем, кто-то подходит и обращается к ней со снисходительной улыбочкой в духе «будь ласков с братьями нашими меньшими», она сразу и отвечает: «Спасибо, более-менее. В моем-то возрасте…» или «Да так, шевелюсь помаленьку, день ото дня все медленнее». Как-то раз она мне сказала, что теперь у нее часто возникает такое чувство, какое бывает, когда пытаешься найти выход в темном кинотеатре во время фильма. За спиной глазеют зрители, мигает свет, а тебе лишь бы скорее выйти отсюда, доставив людям как можно меньше неприятностей. Умница была моя бабуля, я по ней страшно скучаю.
Маркер тянется к какой-то коробке. Его останавливают: нет, достань другую, вон ту. Водила исполняет просьбу стражей порядка и срывает ленту. Внутри, как мы видим, кроссовки "Найк«,туго обернутые бумагой – коробка битком набита. Моя первая мысль – подделка. Таможенники рассматривают обувь, потом один вынимает пару, за ней – следующую и бросает прямо в грязь, нисколько не беспокоясь о сохранности товара. Маркер молчит, возражать не пытается. Меж тем таможенник методично освобождает коробку, набитую обувью и оберточной бумагой. Наконец-то! Довольно хмыкнув, он извлекает из коробки видеокассету.
Протягивает находку напарникам. Фильм называется «Записки нимфоманки». Для тех, кто не владеет иностранными языками, на обложке помещена наглядная иллюстрация: полунагая дамочка притягивает к себе совершенно голого мужчину за огромный напряженный член.
Маркер – контрабандист, специализируется на хард-коре. Вот вам и философ.
Тихонько на него поглядываю. Маркер опускает руку в коробку и извлекает на свет божий еще несколько кассет с интересными надписями: «Налегай», «Грязные дебютантки», «Крепкие задницы» – и раздает таможенникам по кассете. Как ни в чем не бывало, будто жвачкой угощает. Те в восторге. Склабятся, с любопытством разглядывают картинки.
– Оставьте себе, – говорит Маркер, – дарю.
Что творится! Теперь они – лучшие друганы. Каждый считает своим долгом похлопать Маркера по плечу, вместе помогают ему собрать разбросанную обувь. А я-то думал, упекут нас в тюрягу за растление общественной морали. Как бы не так! Пришел дедушка Сайта, раздал подарочки, и все разбежались по своим делам; никто никому не мешает. Надо же, как устроены люди: раскусили грязного развратника, толкача голых сисек и тут же прониклись к нему истинным пониманием и расплылись в улыбках. В удивительном мире мы живем. Я, конечно, не протравленный моралист, способен разделить всплеск братского чувства, коим прониклись эти мордовороты. Не то чтобы они были такие порноманьяки, просто всегда испытываешь облегчение, распознав в другом человеке признаки своего собственного «темного я».
