Тот, кто я в бойцовском клубе, это не тот человек, которого знает мой шеф.
После ночи в бойцовском клубе всё в реальном мире проходит на пониженной громкости. Ничто не может выбить тебя из колеи. Твоё слово — закон, и даже если люди нарушают законы, или задают тебе вопросы, это не может выбить тебя из колеи.
В реальном мире я координатор компании по отзывам в рубашке и галстуке, сидящий в темноте со ртом, полным крови, и сменяющий слайды, пока мой шеф рассказывает «Майкрософту», как он выбрал конкретный оттенок васильково-тусклого голубого цвета для изображения.
Первый бойцовский клуб — это только я и Тайлер, пинающие друг друга.
Мне всегда было достаточно, когда я возвращался домой злой и понимающий, что моя жизнь не дотягивает до пятилетнего плана, что я могу убрать у себя в квартире или починить машину. Когда-нибудь я умер бы без единого шрама, и оставил бы действительно хорошую квартиру и машину. Действительно, по-настоящему хорошую, пока за неё не взялась бы пыль или новый владелец. Ничто не вечно. Даже Мона Лиза потихоньку разрушается. С тех пор, как открывается бойцовский клуб, я могу расшатать языком половину зубов во рту.
Может быть ответ не в самосовершенствовании.
Тайлер так и не узнал своего отца.
Может быть ответ в саморазрушении.
Мы с Тайлером всё ещё ходим вместе на бойцовский клуб. Бойцовский клуб в подвале бара, сейчас, когда бар уже закрылся в субботу ночью, и ты приходишь каждую неделю и обнаруживаешь здесь всё больше ребят.
Тайлер выходит под единственную лампу в центре чёрного бетонного подвала и он видит огоньки, играющие в темноте в сотнях пар глаз, направленных на него. И первое, что Тайлер выкрикивает, это: — Первое правило бойцовского клуба — ты не говоришь о бойцовском клубе.
— Второе правило бойцовского клуба, — выкрикивает Тайлер, — ты не говоришь о бойцовском клубе.
Что касается меня, я знал своего отца около шести лет, но я ничего не помню. Мой отец заводил новую семью в новом городе каждые шесть лет. Это было похоже не столько на семью, сколько на демократические выборы.
То, что ты видишь в бойцовском клубе — это поколение мужчин, взращённых женщинами.
Тайлер стоит под единственной лампой в полуночной темноте в подвале, забитом мужчинами, и прогоняет остальные правила: два человека на один бой, один бой одновременно, без рубашек и обуви, бой продолжается столько, сколько нужно.
— И седьмое правило, — выкрикивает Тайлер, — если это твоя первая ночь в бойцовском клубе, ты должен драться.
Бойцовский клуб — это не футбол по телевизору. Ты не смотришь на горстку незнакомых мужиков, находящихся на другой стороне земного шара, мутузящих друг друга в прямом репортаже со спутника с двухминутной задержкой, каждые десять минут — реклама пива, и небольшой перерыв для коррекции изображения. После одной ночи в бойцовском клубе просмотр футбола по телевизору напоминает просмотр порнографии вместо хорошего добротного секса.
Бойцовский клуб — реальная причина для занятий в тренажёрном зале, короткой стрижки и ухода за ногтями. Тренажёрный зал, в который ты ходишь, набит парнями, пытающимися выглядеть, как мужики, как будто быть мужиком значит выглядеть, как считает скульптор или художник-оформитель.
Как сказал Тайлер, даже суфле может выглядеть солидно.
Мой отец никогда не ходил в колледж, так что было по-настоящему важно, чтобы я учился в колледже. После окончания колледжа я позвонил ему в другой конец страны, чтобы спросить: «что дальше?» Мой отец не знал.
Когда я нашёл работу и перевалил за двадцать пять, другой конец страны, я говорю: «что дальше?» Мой отец не знал, так что он сказал: «женись».
Я просто тридцатилетний мальчик, и я не уверен, что хоть в одной женщине на свете есть тот ответ, который мне нужен.
То, что происходит в бойцовском клубе, невыразимо словами. Некоторым парням бойцовский клуб нужен каждую неделю. На этой неделе Тайлер сказал — пропускаем первых пятьдесят человек и хватит. Ни одного больше.
На прошлой неделе я вызвал парня и мы с ним попали в список дерущихся. У парня должно быть была плохая неделя, он заломил мне обе руки за голову в полном нельсоне, и лупил меня лицом о бетонный пол, пока мои зубы не стали видны сквозь дыру в щеке, и мой глаз не заплыл и не начал кровоточить, и после того, как я сказал «хватит», я увидел на полу кровавый отпечаток доброй половины моего лица.
Тайлер стоял рядом со мной и мы оба смотрели на огромное кровавое «О» моего рта, и маленькая кровавая щёлочка моего глаза смотрела с пола на нас, и Тайлер сказал: — Круто.
Я пожал парню руку и сказал:
— Хороший бой.
Парень спросил у меня:
— Как насчёт следующей недели?
Я попытался улыбнуться сквозь все свои опухлости и сказал: «посмотри на меня. Как насчёт следующего месяца?» Ты нигде не ЖИВЁШЬ так, как ты ЖИВЁШЬ в бойцовском клубе. Когда есть только ты и ещё один парень под единственной лампой посреди всего этого смотрения. Бойцовский клуб не о выигрыше или проигрыше боёв. Бойцовский клуб не о словах. Ты видишь парня, впервые пришедшего в бойцовский клуб, и его задница — это ломоть белого хлеба. Ты видишь здесь того же парня через шесть месяцев, и он кажется выточенным из дерева. Парень верит в то, что может справиться с чем угодно. В бойцовском клубе такое же хрюканье и крики, как в тренажёрном зале, но бойцовский клуб не о том, чтобы хорошо выглядеть. Здесь такое же истерическое цоканье языками, как в церкви, и когда ты просыпаешься в воскресенье утром, ты чувствуешь себя спасённым.
После моего последнего боя в бойцовском клубе парень, который со мной дрался, вымыл полы, пока я звонил в страховую компанию для оплаты визита к врачу. В больнице Тайлер сказал им, что я упал.
Иногда Тайлер говорил за меня.
Я сам это с собой сделал.
С другой стороны уже начало вставать солнце.
Ты не говоришь о бойцовском клубе, потому что за исключением пяти часов с двух до семи утра в воскресенье бойцовский клуб не существует.
Когда мы придумали бойцовский клуб, мы с Тайлером, ни один из нас раньше даже ни разу ни дрался. Если ты ни разу в жизни не дрался, тебе интересно. Насчёт ощущения боли, насчёт того, что ты можешь сделать с другим человеком. Я был первым парнем, с которым Тайлер почувствовал себя настолько безопасно, чтобы попросить, мы оба были пьяны, в баре, где никому нет дела, так что Тайлер сказал: — Я хочу, чтобы ты сделал мне одну услугу. Я хочу, чтобы ты ударил меня так сильно, как только можешь.
Я не хотел, но Тайлер объяснил мне всё это — насчёт нежелания умереть без единого шрама, насчёт усталости от просмотра профессиональных боёв, и насчёт познания чего-то нового про самого себя.
Насчёт саморазрушения.
В то время моя жизнь выглядела слишком завершённой, и может быть ты должен разрушить что-нибудь, чтобы сделать из себя что-то лучшее.
Я оглянулся и сказал: «ладно». «Ладно», — сказал я, — «но снаружи на стоянке».
И мы вышли на улицу, и я спросил Тайлера, хочет ли он это в лицо или в живот.
Тайлер сказал:
— Удиви меня.
Я сказал, что никогда никого не бил.
Тайлер сказал:
— Ну так давай, оторвись.
Я сказал: «закрой глаза».
Тайлер сказал:
— Нет.
Как каждый парень в свою первую ночь в бойцовском клубе, я поглубже вдохнул и всадил кулак наотмашь в основание челюсти Тайлера, как в любом ковбойском фильме, который вы видели, и что касается меня, мой кулак коснулся шеи Тайлера.
«Чёрт», — сказал я, — «это не считается. Я хочу ещё раз попытаться».
— Конечно, считается, — сказал Тайлер, и ударил меня, прямым, бах, прямо как мультяшная боксёрская перчатка в воскресных утренних мультфильмах, прямо в центр груди, и я упал назад на машину. Мы оба стояли там, Тайлер, потирающий шею, и я, держащий руку на груди, мы оба знали, что попали куда-то, где ещё ни разу не были и, как кот и мышонок в мультфильме, мы всё ещё были живы, и хотели посмотреть, как далеко мы можем зайти, и всё ещё остаться в живых.
Тайлер сказал:
— Круто.
Я сказал: «ударь меня ещё».
Тайлер сказал:
— Нет, ты ударь меня.
И я ударил его, по-девчачьи широко, наотмашь, прямо под ухо, и Тайлер пихнул меня, и всадил пятку своей туфли мне в живот. Что происходило потом и дальше не выражается словами, но бар закрылся и люди стали выходить и собираться вокруг нас на стоянке.
Вместо Тайлера, как я в конце концов почувствовал, я могу поднять руку на что угодно в мире, что не работает, мой пылесос, который вернули с неработающей втулкой, банк, который говорит, что у меня сто долларов перерастраты. Мою работу, где мой шеф влазит в мой компьютер и меняет все пароли в ДОСе. И Марлу Зингер, которая украла у меня группы поддержки.
Ничего не изменилось, когда закончился бойцовскиё клуб, но ничего и не имело значения.
Наш первый бой был в воскресенье ночью, а Тайлер не брился все выходные, так что костяшки пальцев у меня горели от его двухдневной щетины. Лёжа на спинах на стоянке, и смотря на единственную звезду, пробившуюся сквозь уличные огни, я спросил Тайлера, с кем бы он хотел подраться.
