Гридли был из числа тех немногих, кто по своему опыту знал, что такое зияющая пропасть между бедными и богатыми странами. В настоящее время его единственная нормально функционирующая почка — это почка бывшего лейтенанта РЕНАМО Феликса Мутанги. Факт, что, даже будучи безнадежно скомпрометированным, Гридли рискнул продолжить политическую карьеру, достоин восхищения, подумал я. По сравнению с этим лицемерие, которое он проявил, купив почку у африканского бедняка (и таким образом спас собственную жизнь), — сущий пустяк.
Автор статьи в «Гардиан» после множества прощальных вздохов оправдал отставку сенатора простым парафразом его же собственных слов. Мне оставалось лишь надеяться, что эта слащавая история заинтересует других, гораздо более любознательных журналистов.
Я бросил газету в мусорную корзину и забыл о ней. Вытряхнул окурки из пепельниц. Приготовил салат. Попытался навести порядок в квартире.
Одна из комнат была полностью отдана под наряды Стейси. Вдоль стены от пола и до потолка высились полки, забитые коробками с обувью. То, что хранилось в аптечном шкафчике ванной комнаты, в количественном отношении не шло ни в какое сравнение с грудами коробочек пудры, теней для глаз, туши для ресниц, флаконов с лосьонами, которыми были завалены ее туалетные столики. Таких столиков было два — один в спальне, второй в комнате для переодевания.
Видел ли я ее дважды в одном и том же наряде? Вряд ли.
Хотя квартира хорошо проветривалась, я не мог подолгу находиться в ней. Мне было трудно общаться с разными портновскими и парфюмерными ипостасями Стейси Чавес: Стейси висела на дверях, Стейси высыпалась из шкафов, валялась разбросанная по кроватям и стульям, торчала из коробок, бутылок, банок. Существовало очень много женщин, и Стейси могла принять облик любой из них. Сейчас, став никем, она могла сделаться кем угодно, если бы пожелала. Она превратила себя в ходячие мощи. Заморила голодом собственную жизнь — так же, как и собственное тело. Джеромов список звонков по утрам. Верины секторные диаграммы днем. В постели — мужчина, который в два раза старше ее. Что это за жизнь?
Должно быть, подобные мысли приходили в голову и самой Стейси, потому что, когда наступил октябрь, она стала выбирать себе партнеров из числа студентов, которым читала лекции в качестве приглашенного преподавателя в парочке местных университетов. Обычно это были девушки. Роман продолжался, как правило, несколько дней, но никогда не дольше двух недель. По идее, мне они должны были быть до лампочки. Хотя я и Стейси иногда спали вместе, трахались мы крайне редко. Наступала ночь, и каждый отправлялся в свою комнату. Тем не менее меня по-прежнему раздражало, что я, как мне думалось, оказался в дурацкой роли доброго дядюшки. Того, кто потом уберет оставленный вами бардак. В общем, мой второй опыт совместной жизни с женщиной оказался столь же бесполым, как и первый.
Как же ей реагировать на мое разочарование? С жалостью? Или со смехом?
— Иногда я чувствую себя слишком хрупкой для твоего члена, — как-то раз заявила Стейси, собираясь на очередное свидание. И погладила меня по щеке. Она пыталась приятно возбудить меня, сделать соучастником своих авантюр. Кем-то вроде молчаливого партнера.
Даже когда я ударил ее, ничего практически не изменилось. На следующее утро, когда я, терзаясь угрызениями совести, вошел в кухню, то застал там Джерома — он фотографировал ее синяк под глазом. Я так и не понял, зачем это понадобилось — в интересах искусства или для получения страховки.
5
Ее турне. Представьте себе. СЧЖК-5.
Стенки ванны поднимаются над ней, высокие, серовато-белые, с грязными потеками. Рассол, удерживающий тело Стейси на плаву, очень густой. На стенках на уровне поверхности воды осаждается соль, кристаллизуясь там, где эмалевая поверхность чернеет отвратительным налетом.
Турне начинается в конце этого года в Милане, в галерее «Инга-Пин». На следующей неделе Стейси поедет в Венецию принимать участие в церемонии закрытия Биеналле. В наступающем году ее ждет Берлин, выставочный зал Национальной галереи современного искусства.
СЧЖК-5. Обнаженная Стейси — голая, сморщенная, она снова больше не ест — слизывает соль с губ. Соленая вода, в которой она плавает, потихоньку испаряется от жара расставленных вокруг ванны галогенных ламп.
В галерее «Инга-Пин» царит деловая атмосфера. Франко Содзани, редактор итальянской версии «Вог», прибывает за несколько минут до окончания технического прогона. (Состоятся лишь два перфоманса СЧЖК-5, один публичный, другой — для записи на DVD.)
Содзани договорился с Хельмутом Ньютоном, что вечером тот сфотографирует Стейси для журнала. Он хочет лично сопровождать Стейси на эту встречу, чтобы затем подробно описать ее для читательниц.
Стейси, дрожа от холода, согласно кивает. Она неодета. Три воздушных обогревателя включены на полную мощь. Они расставлены по углам воображаемого треугольника на приличном расстоянии от ванны. Стейси стоит как раз посредине, внутри столба горячего воздуха, держа полотенце на вытянутых руках.
— Студия расположена в получасе езды на автомобиле, — объясняет Содзани. Стейси апатично смотрит на него широко открытыми глазами, и он отчаянно барахтается в этом вакууме, пытаясь быть полезным. Его панику можно ощутить кожей. — Мы поедем в северном направлении.
На меня никто не обращает внимания.
Стейси подходит к стулу, на котором кучей свалена ее одежда. Она исхудала так, что полностью утратила сексуальную привлекательность. Ноги отощали настолько, что на уровне бедер между ними зияет дыра, в которой легко поместился бы мой кулак. При этом я даже не задел бы ее ног.
— Прошу! — Содзани помогает ей надеть пальто и выводит из галереи.
Я опускаю руку в ванну. Вода холодна как лед.
Звяканье ключей.
Галерея закрывается.
Примерно таким вот образом проходят наши дни. К тому времени, когда я просыпаюсь, Стейси уже нет дома, она уехала в галерею. Надеваю банный халат и брожу по комнатам. В гостиной обнаруживаю работающий телевизор с выключенным звуком. На подлокотнике гостиничного кресла — цепочка оранжевых гранул «тик-така». Повсюду масса наполовину пустых бутылок с минеральной водой. «Золофта» в ванной комнате теперь уже нет. Стейси решила его больше не принимать, и по причине глупостей, сказанных мною раньше, сейчас я не имею права молвить даже слово в защиту этого препарата.
Выхожу из отеля, думая, чем бы заняться. Чаще всего мои поиски оборачиваются напрасной тратой времени. В Европе я чувствую себя неуютно, потому что слишком стар, чтобы учиться тем трюкам, которыми владеет поколение Стейси с их компьютерными мозгами и философией фаст-фудов. Даже их фильмы оставляют меня равнодушным. Они, конечно, реалистично отражают жизнь, однако, даже прожив со Стейси довольно долго под одной крышей, постоянно вращаясь в обществе ее друзей, угощаясь сваренным Джеромом кофе, слушая его бесконечные телефонные разговоры с другими континентами, я не могу с уверенностью утверждать, что стал лучше понимать это поколение. Когда Стейси возвращается из галереи, я сижу перед экраном телевизора и щелкаю пультом, перескакивая с канала на канал в поисках игровых шоу, в которых девушки снимают с себя лифчики. Неплохое хобби для шестидесятилетнего типа вроде меня.
В тот вечер, когда Стейси участвовала в фотосессии Хельмута Ньютона, я отыскал себе новое ток-шоу, прямой эфир с Мартой Маккаллум.
Джон Гридли, бывший сенатор от штата Иллинойс, умирает от СПИДа.
Я потянулся было за телефоном, однако тут же передумал. Из дома лучше не звонить. Пришлось выйти на улицу и отыскать свободную телефонную будку. Все линии прямой связи с клиникой в Чикаго были перегружены. Дурной признак. Я попытался дозвониться до Феликса — трубку взяла его жена. Она продиктовала мне номер его мобильника, но тот упорно молчал. Я решил снова попытать счастья и дозвониться до клиники.
Со мной никто не пожелал разговаривать.
Интересно, как долго Гридли скрывал свой положительный тест на ВИЧ? И был ли он здоров в прошлом году, когда ложился на операцию?
Когда Гридли привезли в клинику, адвокат сделал публичное заявление: его клиент-де заразился ВИЧ-инфекцией не половым путем, а в ходе хирургической операции. В Америке любой журналист тотчас сообразит: что-то здесь нечисто. Самые ленивые наверняка будут ждать, когда дело дойдет до судебного разбирательства. Более амбициозные, возможно, обратят внимание на тот факт, что Гридли, согласно медицинской карте, при всех его проблемах со здоровьем в последние годы подвергался операции лишь один раз, и то по совершенно пустячному поводу. В далеком 1966 году ему удаляли миндалины.
Гнилая кровь сенатора и его больные почки не были ни для кого секретом. О его чудодейственном выздоровлении в прошлом году много, хотя и без особой радости писалось в газетах. Однако сенатору было что поведать миру. Гридли наверняка атакуют со всех сторон, предлагая сделать предсмертное признание: мол, мы найдем прекрасного литературного негра, который напишет за вас сенсационную автобиографию. Часть первая: тщетные попытки родственников найти донорскую почку. Часть вторая: после долгих поисков по надежным каналам некая организация, занимающаяся оказанием гуманитарной помощи, предлагает умирающему сенатору последний шанс продлить жизнь. Операция. Трансплантация донорской почки.
