– По правде?
– Ну, им точно так показалось, а остальным как-то не очень была видна волчья сущность, зато вся деревня клана черепахи хорошо посмеялась, когда эти двое вместе бегали по траве от длинного дома к длинному дому на четвереньках и выли. Еще каждый чесал себе ногой за ухом, зубами клацали, блох ловили, мочились на каждом углу, потом прыгнули через костер, Карли перескочил, а у Тадодахо загорелись штаны. Пришлось кубарем лететь по косогору и в реке тушить. Когда обоих отпустило, шаман сказал Карли такие слова. Его суженая за морем на востоке, на зеленом острове, а объявится, когда Сунна с огненным следом четыре раза с горы скатится, и собаки по земле сани повезут быстрее, чем по снегу.
– С этой что делать? – спросил один дроттар другого, вытаскивая за волосы пленницу из кучи связанных тел.
– Повесить с остальными, – сказал тот. – Весь род Дрого, как Фьольниров ворон приказал.
– Смотри, какая хорошенькая, – почти с мольбой сказал первый дроттар.
– Ладно, – согласился второй постарше. – Но потом все равно повесить.
Кулаки кузнеца невольно сжались, но он сделал над собой усилие и прошел мимо, не замедляясь. Как и в свое время Альдейгью, Скиллеборг никто намеренно не тушил, но пожары в каменном нижнем городе выгорели, особенно не распространившись. Тем не менее, и того, что сгорело, хватило, чтобы воздух накрепко провонял гарью. Хотя большая часть трупов была убрана, оставшихся непогребенными тел в домах и развалинах было достаточно, чтобы в обманчивом ранневесеннем тепле дать о себе знать тошнотворно-сладким намеком на смрад, не полностью терявшемся за запахом горелого. Вдыхая эту безблагодатную смесь воней, Кнур плелся за Йормунреком и Торлейвом, обходившими стену внутреннего замка и с изрядным понятием обсуждавшими ее дополнительное укрепление. Безоружному кузнецу в спину волками смотрели три карла с секирами и в стальной чешуе.
– Все дома снаружи от стены на пятьдесят шагов снесем, – говорил конунг в красном плаще.
– Лучше на семьдесят, – предложил Торлейв. – А ты что скажешь, венед?
– Зависит от уклона, – сказал Кнур. – Где склон под замком крутой, и пятидесяти хватит. Потом, это все равно поможет только от обычного нападения, а если кто с тяжелым самострелом да с громовыми бочками придет…
– Это навряд, – остановил Кнура седовласый и длиннобородый кораблестроитель. – Бочки – наше оружие.
– Тем не менее, мы от них тоже терпели потери, – возразил Йормунрек. – Чуть без Кормильца Воронов не остались, и три драккара здесь потеряли. Кнур, откуда вы взяли бочки?
«Никто меня за язык, поди, не тянул. Как бы теперь не выдать, что знаю? Совру – наверняка почует!» – подумал кузнец, вслух сказав:
– Когда мы очистили один из твоих кораблей от дружинников, на настиле стоял сломанный самострел. Перед ним лежали железные бочки. Часть мы погрузили на Змея Бурунов, часть увезли с собой на захваченном корабле.
– Так сколько у вас всего бочек было в Скиллеборге?
– Три.
Конунг рассмеялся.
– Отменно. Чья была придумка с ними на мои корабли напасть? Бейнирова или Гормова?
«На Бейнира свалить?» – пронеслось в голове у Кнура. С другой стороны, конунг, казалось, ценил смекалку и необычные решения. Кузнец ответил:
– Гормова, конунг.
– А остальные бочки, что мы видели на Бейнировых кораблях?
– Еще полдюжины со смолой, и с полсотни пустых. Те были не из железа, а из крашенного сажей дерева.
– Твой хозяин подобен и льву, и лисе[109], – заметил конунг. – Он умеет пользоваться и силой, и хитростью, такой ярл мне пригодится. Как его здоровье?
«К спеху пронесло, а то еще немного, и пронесло бы,» – Кнур мысленно вытер холодный пот со лба, затем мысленно сменил мысленно обгаженные штаны, и облегченно ответил:
– Щеня говорит – отлежится, жить будет. Крепко ударился головой, но череп не разбил.
– Ворота все равно надо будет перестроить. Поставить башню с двумя решетками – на входе из нижнего города и на выходе в верхний. И не насквозь, а под углом, – сменил предмет разговора Йормунрек, выходя к площади в конце Поприща Дрого. – Если у завоеванной земли раньше было много мелких властителей, как у большинства моих владений, восстаний только и жди, а восставшие могут дорваться и до нового оружия. Надо принять это в учет.
– Но сами сделать новое оружие они не смогут, – уверенно сказал Торлейв. – и рано или поздно будут сломлены.
– А кто попытается вызнать тайны, тех дроттарам, и на крюк, Одину во славу, – с нехорошим предвкушением сказал Йормунрек. – Венед, собери подручных выковать новые решетки.
Отдав приказ, конунг нарочито посмотрел сквозь Кнура, будто того больше не было рядом с ним. Один из карлов сделал маленький шажок в сторону, бессловно намекая на мелкость и полную незначительность кузнеца. Более не присутствуя в мире Йормунрека (не больно-то и хотелось), Кнур протиснулся между двумя закованными в сталь дуболомами, один из которых с пренебрежением на лице сунул ему в руки молоток и топор, и пошел вверх по Поприщу Дрого.
Через несколько домов, на левой стороне улицы два воина и дроттар стояли у костра, разбирая в три кучки поменьше добычу из большей кучи. Серебро, золото, шкуры редких зверей, и прочее перворазрядное добро – ценное и легкое по весу или небольшое – уже давно было растащено. Кучу составляли в основном предметы тоже ценные, но тяжелые, большие, или лишенные всеобщей привлекательности. Кнур узнал щипцы, зубила, и переносные меха из кузни в нижнем городе. Кроме того, на носилках лежала кучка этлавагрских свитков из длинных полос шелка с письменами, намотанных на деревяшки. Один из воинов говорил:
– Их двадцать, поделим поровну, тебе восемь, Храфси, защитник веры, мне восемь, и Кимби восемь! Старые свитки, поди, много серебра стоят!
Дроттар развернул одну из шелковых полос:
– «Хтонография.» Хм. Это этлавагрское письмо, а не руны. Что не записано рунами, противно Одину.
С этими словами, он швырнул свиток в костер. У воина, считавшего, что трижды восемь – двадцать, аж дыхание перехватило. Он поднял еще что-то из кучи, чуть не моля:
– Здесь руны, руны, посмотри!
– А говорят ли они то же, что в «Речах высокого?»
– Да!
Жрец Одина взял полосу в руки.
– Ну что ж, раз они говорят то же самое…
Еще один свиток полетел в огонь.
– А эта запись? – продолжил дроттар. – В согласии ли и он с «Речами высокого?»
– Нет, нет! – начал было воин.
Кнур вновь сделал над собой усилие и, не меняя скорости хода, прошел мимо, оставив позади троицу у костра, замечательно разгоравшегося от подкидываемого древнего вежества. Справа, чуть не доходя собственно замка, вход в который охраняли ситунские меченосцы вперемешку с дроттарами, стоял высокий дом с огороженным полуторасаженной каменной стеной подворьем, ранее принадлежавший Хрейдмару, старосте домовых карлов Дрого, отца Бейнира. В предшествовавшие месяцы, старец со всеми мужами в доме отправился на выручку осажденному Гафлудиборгу. Назад не вернулся никто. Часть женщин погибла после падения Скиллеборга, пытаясь защитить дом от разграбления, некоторые благоразумно покончили с собой, остальные после обычных издевательств и насилия были обращены в рабство. Пустой дом стоял с высаженными дверями и дырами в полу и стенах – Йормунрековы ватажники искали сокровища, особенно олово и серебро альвов. Менее разоренные ложа были по совету Щени стащены в пиршественный покой, где рыжий знахарь и вдова Рунвида Кари ухаживали за несколькими увечными Гормовыми дружинниками, у которых была достаточно твердая надежда на выздоровление. Безнадежные были по возможности безболезненно прикончены. В соседней с покоем палате «отлеживался» сам ярл.
Кнур прошел через то место, где были входные двери, поднялся по лестнице, чуть не столкнувшись с Хлифхундом, тащившим вниз кадку с нечистотами, и остановился в бывшем пиршественном покое у ложа Вегарда. Скиллеборгский умелец сломал обе ноги ниже колен при падении со стены. Кости правой ноги прошли насквозь через кожу. Знахарь из Альдейгьи, как мог, очистил раны губкой, смоченной в крепком кислом вине, составил кости воедино, залил место открытого перелома выменянным в прямом смысле на вес серебра медом, и наложил на обе ноги лубки из полос вязовой коры, туго обмотав сверху толстиной. Вегард лежал неподвижно, с открытым ртом и полузакрытыми глазами. В свете из распахнутых настежь окон покоя, покалеченный кузнец выглядел, словно уже отправился за Калинов мост, или куда еще после смерти идут килейские воины, но медленное и неровное дыхание еще вырывалось меж его губ. Кнур осторожно потрогал собрата по ремеслу за плечо.
– Без толку, целитель ему меньше часа назад макового сока дал, – сообщила смутно знакомая дева-отроковица. – Не волнуйся, Кнур-поединщик, я только что нюхала повязку, гнить не начало.
