Я увожу Регину к себе в комнату.
В этот раз дверь закрываю на замок…
– Случайные половые связи не характерны для меня. Там, за стенами Республики. А здесь воздух пропитан сексом. Я не святоша, – говорит Регина и снимает халат, под которым ничего нет.
Лень. Кофе. И секс. Лучшие слова из четырёх букв. Мы целуемся, обнимаемся, переплетаемся, соприкасаемся, возбуждаемся, соединяемся…
Кто-то стучится в дверь.
Я сползаю с кровати, выглядываю в окно.
– Это Рита.
– Открой, – говорит Регина.
– Уверена?
– Впусти её.
Рита заходит в комнату, смотрит на меня. Я стою перед ней. Её взгляд опускается вниз. Я возбуждён, эрекция не исчезла.
Ожидаю всплеска ревности. Но этого ничего не происходит.
– Продолжайте, – говорит Рита спокойно. – Я хочу посмотреть.
Я занимаюсь с Региной любовью. И тоже наблюдаю за Ритой.
Она скидывает ночную рубашку, прижимается спиной к стене и начинает гладить себя между ног правой рукой, левой сжимая правую грудь. Со времён королевы Виктории английским девушкам внушали, что каждый раз, как женщина получает оргазм, мастурбируя, бог убивает котёнка.
В эту ночь я насчитал пять трупов невинных зверьков. Они умирали тихо, испуская воздух из лёгких чуть протяжно, стараясь не привлекать к своей смерти меня и Регину.
Затем Рита одевается и уходит, оставляя дверь нараспашку.
Я хочу закрыть дверь за ней, но Регина выкрикивает:
– Не останавливайся! Не останавливайся, ****ь! Глубже суй! Ещё глубже! – и мне кажется, что этим криком она может разбудить всех постояльцев Анны Васильевны (или, напротив, возбудить)…
Просыпаюсь довольно поздно.
Регины уже нет в комнате. На столе обнаруживаю салфетку со следами губной помады. Наверное, девушка таким образом оставила мне безмолвный привет, воздушный поцелуй. Рядом другая салфетка. Со следами засохшей спермы.
Я сминаю салфетки, выкидываю в мусорную корзину. Иду в душ.
Намыливаю голову. Вода в Поповке жёсткая. Даже хороший шампунь не создаёт объёмной пены.
Выдавливаю на голову вторую порцию «себазола». Думаю о Рите. Я сожалею, что к ней так и не притронулся. Ночью я только наблюдал за ней.
– Рита, – говорю про себя и улыбаюсь. Пытаясь полюбить, я всегда получаю фиаско. Со своей бывшей женой, к примеру, я спал вместе, а питался раздельно…
Очевидно, Рита устала от своих оргазмов и ушла, напоследок слегка улыбнувшись. То была улыбка внезапного свидания с утраченным чувством любви. Миг разочарования. В нашу сторону Рита почти не взглянула, мне показалось. Её глаза были закрыты, дабы никого и ничего не видеть. Мастурбируя, ей хотелось показать себя. Только – кому? Мне или Регине? Выносить чужой взгляд на себе (я смотрел на неё, улавливая каждую эмоцию на лице – свет уличного фонаря позволял это делать) у Риты не было сил. Закрыв глаза, она оставалась одна. Её чувства сфокусировались на ощущениях. В тот момент, не сомневаюсь, она убрала, стёрла меня и Регину из комнаты, для неё мы не существовали, исчезли в космическом пространстве, в большой «чёрной дыре»…
А когда открыла глаза, Рита увидела сначала себя – нагая, она стоит возле стены, а после заметила нас – и Регина, и я восхищались ею: мы сделали паузу в сексуальной гонке преследования. И только тогда она слегка улыбнулась, чтобы уйти.
И это была не насмешка (хотя поза «по-собачьи» всегда вызывает улыбку со стороны), это была усталость, с трудом скрываемая. Мол, я пришла к финишу первой, действуя в одиночестве, моя усталость принадлежит только мне, она глубже. И становится понятно, почему она танцует одна, крушит пенопластовые стены одна – Рита одинока. Неосознанно, ей нравится это состояние. Хотя с другой стороны – с ней всегда рядом Регина.
Пена попадает в глаза. Неприятная боль! Видения прошедшей ночи вмиг исчезают. Я умываюсь, подставив голову под струи воды из-под душа… Краткость промежутка – резь в глазах – и вот я здесь, я «щастлив», а это почти настоящее счастье!
Я заставляю себя не думать больше о Рите. Почему-то, ловлю себя на мысли, мне это неприятно. Снимаю полотенце с крючка, вытираюсь, выхожу из летнего душа. Десять часов дня. Становится жарко.
Как раз когда я, блаженствуя, откидываюсь на спинку пластикового стула, вытягиваю ноги, оглядывая двор Анны Васильевны – он весь утопает в цветах, – вспоминаю, что от Андрея не пришло ни одного sms. Мне вдруг становится стыдно (малознакомое для меня чувство) за своё бездействие: я сбежал, так сказать, а его оставил одного. Я поступил, как трус. Это так. Может, что-то случилось, раз он молчит? А я прохлаждаюсь тут.
Хватаю сотовый телефон, делаю звонок.
– Привет, Кирилл! – слышу довольный голос Андрея, и мне становится легче.
– Как дела? Нет сообщений, смотрю. Решил тебя побеспокоить.
– В Абхазии я.
– Правда?!!
– Только приехали с женой. Сняли номер в местной гостинице. Понимаешь, в мой адрес поступила угроза. Сорвались с места быстро. Жену забирал с работы – ей пришлось отпрашиваться, брать отпуск без содержания.
– Значит, не просто так в Абхазии… Что произошло?
– Тебя продолжают искать, Кирилл. За мной следили, я это чувствовал. А во второй половине дня раздался звонок, скрытый номер. Голос в трубке сказал, что, если завтра я не сообщу твоего местонахождения, последуют серьёзные меры, намекнули, могут пострадать мои близкие… Методы устрашения у них прежние.
– Андрей, ты извини! Я обязан был предупредить, когда уезжал сам. Не мог предположить, что события станут развиваться вот так, как ты говоришь. Возьмутся за тебя.
– Всё нормально, успокойся. Где сам?
– В Крыму, на Казантипе.
Андрей усмехается. В его смехе нет нот сожаления или негодования.
– Есть ли любовные жертвы у местного населения?
– Знаешь, их три. Одна из них – это я.
– Так должно быть. Завидую тебе!
– Не делай этого, не греши.
– Как водится…
– Стало быть, остаётся Ромка, – возвращаю разговор в обратное русло, – я сам буду поддерживать с ним связь, не звони ему. Он не должен знать, где ты находишься. Раз так складываются обстоятельства. Где я нахожусь – он тоже не знает. Это был его совет. И, я думаю, он верный. Короче говоря, ни с кем не созванивайся и никому не отвечай из города, только мне. Передай это и жене, хорошо?
– Всё так серьёзно?
– Ты ещё сомневаешься?
– Ладно, договорились. Будем надеяться, что всё скоро кончится. Обычное недоразумение.
Прячу телефон в карман джинсов (зашитый, тот, что не смог отодрать руками, я его аккуратно распорол ножницами только сегодня). Звонить Ромке пока не хочется. После это сделаю. И так всё понятно…
«НИЧАВО!»
Господи! Не прошло и трёх дней, а Республика «Z» уже в тёмных коридорах моего подсознания! Наверное, я получил здесь гражданство и прописку. Если начинаю думать местными штампами.
Анна Васильевна советует взять с собой некоего Гешу, который знает АЭС, как свои пять пальцев.
– Дорого не возьмёт, – говорит она, – а поведает много.
– А где его искать? – спрашиваю я.
– У стен Казантипа. Он там обитает. Любого ларёчника спросите, где Геша, его сразу покажут. Внешне не судите о нём, советую. Мужик он толковый, правда, со своими тараканами в голове.
Рита и Регина выходят из душа. Я с Женей иду на поиски призрачного Геши.
– По-видимому, он из местных бичей, – предполагает Женя. – Обычный бомж Республики «Z» – это чаще представитель русской национальности, не имеющий никакого образования, иностранными языками не владеющий, профессия – землекоп, умеет делать всё, особенно усиленно не копать…
– …Место его обитания определяется координатами расположения Республики Казантип, чаще всего под забором, у входа, где он попрошайничает… – я подхватываю мысль.
– …под предлогом купить визу. На самом деле, чтобы забухать, – Женя её завершает.
«СЛЕДИ ЗА СОБОЙ, НО НЕ СЛЕДИ ЗА ДРУГИМИ».
Геша разыскивается незамедлительно. На нём грязная футболка с известной надписью «щастье». Одетый в джинсовые грязные шорты, которые когда-то были брюками, он сидит в белой поповской пыли, смуглый то ли от солнца, то ли от грязи. И с гитарой в руках: играет, но не поёт. Музыка у него весёлая, а сам он кажется грустным. Но, когда замечает нас, сразу начинает улыбаться, а пыльную кепку подсовывает ногой ближе к нам, в ней лежат какие-то монеты.
– Ты Геша? – спрашивает Женя.
– Я Геша. С этим именем и умру. Что надо?
– Нам посоветовали тебя взять гидом, – говорю я, – на АЭС.
– Гид там не нужен. Если вам нужен сталкер – тогда вы попали по адресу.
Я переглядываюсь с Женей.
– Ну, сталкер – так сталкер.
Музыка обрывается, Геша вскакивает на ноги. У него маленький рост, метра полтора (про таких обычно говорят «метр с кепкой»), он подвижен и резв, как пятилетний ребёнок. Хотя на первый взгляд ему далеко за сорок. Лицо усыпано мелкими шрамами, как от оспы. Нос крупный, переносица перебита. Над бровью большая бородавка. Чёрные длинные волосы на голове давно не видели шампуня, скомканы. Зато глаза наполнены жизненной энергией. Они спасают его безнадёжный потрёпанный вид. Право, Геша не подходит под определение хронического алкоголика. Хотя им, по-видимому, является.
