Пока Петя разглядывал деревянную собачку, Ринтын играл автомобилем.
— За ножик отдам, — вдруг заявил Ринтын.
Петя вытащил из кармана маленький складной перочинный ножик — предмет зависти всех улакских мальчиков.
Крепкая оленья жила долго не поддавалась. Когда, наконец, она была перерезана, на шее у Ринтына осталась красная полоса.
— Дома не будут ругать? — шепотом спросил Петя.
— Нет, — грустно ответил Ринтын.
Ему стало жалко деревянную собачку. Дома, конечно, ругать не станут: никто не заметит. Вот если бы это было в яранге дяди Кмоля! Что бы сказала бабушка! А что, если с ним действительно что-нибудь случится? Ведь у него теперь нет охранителя! У Аккая тоже когда-то висела на шее фигурка ворона. Однажды ночью он спал, высунувшись в чоттагын из душного полога, подбежали собаки, перегрызли оленью жилу и утащили ворона-охранителя.
Правда, с Аккаем ничего не случилось, как ничего не случилось и со старухой Пээп, когда Ринтын срезал с ее яранги деревянного медведя. А что, если вдруг?..
— Петя, давай бросим амулет в печку, — с замиранием сердца предложил Ринтын.
— Что ты! — ужаснулся Петя. — Попадет тебе!
— Нет, не попадет, — сказал Ринтын и, отобрав у Пети деревянную собачку, бросил ее в бушующую топку. Амулет исчез в пламени.
Петя со страхом смотрел на Ринтына. Он чувствовал: его друг сжег не простую игрушку, а что-то большее.
Вошел дядя Павел.
— Папа, Ринтын бросил в топку свой обычай, — тихо сказал Петя.
— Ну?! — удивился пекарь и, не найдя на шее Ринтына амулета, спросил: — Зачем ты это сделал?
Правда: зачем он это сделал? Так просто, из озорства? Быть может, он действительно поверил в разговоры, что никаких духов — кэле — не существует. Положим, днем он еще мог этому поверить. А ночью, когда за стенами яранги кто-то тяжело дышит и бормочет непонятные слова? Кто это может быть, кроме кэле? Нет, Ринтын бросил в огонь не простую деревянную собачку, а частицу веры в то, что на свете есть духи, которые помогают человеку. И от этого ему было грустно.
— Не знаю, зачем я это сделал, — с горечью сказал Ринтын.
— Ну, ничего, — стал утешать его пекарь. — Ты теперь вроде как бы неверующий. Словом, настоящий большевик.
Уходя, он покачал головой и словно бы одному себе сказал:
— Чудеса! Сожжение богов!
Тетя Рытлина ночью постучалась в ярангу Гэвынто.
— Кмоля до сих пор нет, — сказала она. — Как ушел рано утром, так и не вернулся.
Гэвынто высунул из-под одеяла помятое лицо и равнодушно сказал:
— Ничего с ним не сделается. Вернется.
Ринтын, обеспокоенный, быстро оделся и вышел вслед за тетей Рытлиной. В чоттагыне яранги дяди Кмоля свистели носами спящие собаки.
Бабушка одетая сидела на бревне-изголовье и шептала заклинания.
— Я пойду к нему навстречу, — сказал Ринтын и вышел из яранги.
На небе светила полная луна. От яранг, домов и деревянных столбов на снег легли голубые тени. По берегам и на дне Песчаной Реки[7] блестели, переливаясь, звезды.
Ринтын вошел под тень высоких скал. Сухой снег, шурша, катился по крутой каменной стене.
Ринтын миновал древнейшее чукотское стойбище, в котором, по преданию, жили предки чукотского народа. У берега торчали вкопанные в землю большие китовые кости, похожие издали на беседующих между собой людей.
Непривычно громко скрипели по снегу торбаза. Ринтын кашлянул несколько раз, и тотчас ему ответило эхо. Стало жутко. Мальчик вспомнил, что у него теперь нет амулета и некому его защитить от злых сил. Он остановился и прислушался. Если задержать дыхание, можно было услышать тихое шуршание снега и удары собственного сердца.
Вдруг раздался скрип снега. Кто-то шел под скалами.
— Дядя Кмо-о-оль! — закричал Ринтын.
— Мо-оль! О-оль! Оль! — повторило многократно эхо.
— Эгэ-эй! — ответил голос.
Ринтын со всех ног бросился навстречу дяде.
Дядя Кмоль шел, согнувшись под тяжестью ноши.
— Что ты тащишь?
— Умку,[8] - ответил дядя.
— С удачей тебя!
— Спасибо, Ринтын!
Мальчик зашагал рядом с дядей и завел разговор, как равный с равным.
— Зверь-то хорош?
— Хорош зверь. Один топленый жир у него в желудке.
Не выдержав, Ринтын взмолился:
— Расскажи, как ты убил его!
— Вначале убил я к вечеру трех нерп, — начал дядя рассказ. — Связал их и тащу. Думаю, долго придется идти. Прошел немного и слышу: кто-то за мной шагает, сопит. Оглянулся: медведь! Как увидел зверь, что я оглянулся, и давай бежать. Посмеялся я над ним, обрадовался: хорошо, что убежал, всего-то у меня один патрон. Иду дальше. Слышу, опять идет. Оглянулся, а он снова удирать. Так несколько раз. Ну и решил застрелить.
— Одним патроном? — удивился Ринтын.
— А что же делать? — развел руками дядя Кмоль.
— Тетя Рытлина беспокоится, — сказал Ринтын.
— Ну, пока я разделывал медведя, пока закапывал в снег нерпичьи туши да медвежье мясо, вот и время прошло.
Подойдя к яранге, дядя Кмоль сбросил ношу. Ринтын присел на корточки и стал разглядывать черный кончик медвежьего носа. Тетя Рытлина вынесла полный ковш воды, вылила немного на морду медведя и подала Кмолю. Долго пил дядя. О край жестяного ковшика звенела льдинка, видно было, как по горлу глотками движется вода. Остаток дядя Кмоль выплеснул в сторону моря.
В полог внесли медвежью шкуру. В нее были завернуты самые лакомые куски мяса. В ожидании, пока оттают шкура и мясо, над двумя жирниками повесили большие котлы.
Дядя поел и сразу же уснул. Ринтын не уходил. Не каждый день в Улаке убивают белого медведя.
Долго тянулась ночь. Голова Ринтына то и дело стукалась о колени, но о том, чтобы лечь, он и не думал.
Не спала и тетя Рытлина. Она развернула оттаявшую медвежью шкуру, вынула мясо и наполнила котлы. Мелко нарезанным салом и мясом она начинила чисто вымытые кишки и поставила варить.
Едва забрезжил рассвет, проснулся дядя Кмоль. Ринтын отправился созывать гостей.
— Позови и учителя Татро, — сказал дядя Кмоль.
Ринтын не удивился. С тех пор как открыли ликбез и взрослые улакцы начали учиться грамоте, Татро стал таким же уважаемым человеком, как какой-нибудь старый, опытный охотник.
В каждой яранге Ринтын топтался в чоттагыне, чтобы его услышали в пологе, и громко говорил:
— Удача посетила дядю Кмоля! Приходите и воздайте должное хозяину ледяных просторов — умке!
Так Ринтын добрался до учительского дома.
Дом был выстроен недавно, и Ринтыну никогда не приходилось в нем бывать. Мальчик несколько раз обошел дом. Только в одном окне горел свет, но кто сидит в комнате, невозможно было узнать: морозный узор разрисовал стекло. Ринтын все же прижался лбом к холодному стеклу, чтобы разглядеть, как вдруг услышал сзади скрип снега. Ринтын оглянулся. Перед ним стоял Татро.
— Ты что здесь бродишь? — с удивлением спросил Татро.
Ринтын растерялся и тихо сказал:
— Удача посетила ярангу дяди Кмоля! Приходите и воздайте должное хозяину ледяных просторов — умке.
— Спасибо. — Татро понял, о какой удаче говорил мальчик. — Приду. Когда можно приходить?
— Сейчас, — ответил Ринтын, убегая.
В пологе у дяди Кмоля уже собрались старики. На широком блюде — кэмэны — лежало душистое, исходящее паром медвежье мясо. Старик Рычып разглядывал мех и щелкал языком:
— Хорошая шкура!
Старого Мутчина привез на санках его внук Аккай. Старик кряхтел.
— Пээп, — обратился он к старухе, — помоги мне. Пусть ноги не ходят, но лишь бы не болели.
— Больше ничего не могу сделать, — ответила Пээп. — Сходи на полярную станцию. Тамошний доктор дал мне капли для глаз, так они почти перестали слезиться. Может быть, и от ног у него что-нибудь есть.
Дядя Кмоль рассказал, как он убил медведя, и все принялись за еду.
Ринтын с Аккаем пристроились в уголке. Им тетя Рытлина подала мясо в большой эмалированной миске.
— Какое вкусное мясо! — восхищался Татро, облизывая пальцы.
— Неужели ты никогда не ел мясо белого медведя? — спросил Рычып.
— В первый раз пробую, — ответил Татро. — У нас в Майна-Пилгыне белый медведь — редкий гость.
— Попробуй, попробуй! — угощал учителя Рычып. — Хорошая еда белый медведь. Чистый зверь, не то что эти грязные свиньи. Ты видел их на полярной станции? Уж лучше бы русские ели нерпу или моржа, чем этих свиней! Все же они чище и в море постоянно моются.
— Я ел свинину, — сказал Татро. — Вкусное мясо.
— Не может быть! — воскликнул Рычып.
— Мне понравилось. — Татро пожал плечами.
Разговор коснулся занятий в ликбезе. Учитель посетовал на то, что старики не хотят учиться.
— Куда нам грамота? — отвечал за всех Рычып. — Скоро помрем. Вон Мутчин: что он, безногий, будет делать с твоей грамотностью?
