— Видишь. Твердый, как камень. Скажу тебе, Дог, я в прекрасной форме. Никакого жира. Потрогай руки. Давай.
Я потрогал его бицепсы.
— Ну как? — спросил Кинжал.
— Твердые, — тихо подтвердил я.
— Потрогай ногу. Давай.
Я пощупал его ногу под коленом.
— Ну как?
— Твердая, — признал я.
— Крепкий, как бревно, — сказал он. — Никто на вышке не дает мне моих лет. Думают, мне двадцать с чем-то. Когда я говорю, сколько мне, все отвечают "Не может быть", а я им: "Да, это так. Моему сыну тринадцать". Небось, думаешь, что я выгляжу старым? Из-за лысины? Но это не правда. Люди говорят, лысый ты или нет, разницы никакой. На самом деле, многие считают, что от этого я выгляжу моложе. Словно младенец. Ты думаешь…
— Будешь сосиски или ветчину? — крикнула Вел из кухни.
Кинжал закатил глаза.
— И то, и другое, женщина! Я всегда хочу и то, и другое, — затем, понизив голос, сказал мне: — Глупая толстая корова. Напрасная трата кислорода. Запомни, что я тебе говорил, Дог. Я выберу волну. Женщины хороши для двух дел. И она на кухне как раз занимается одним. — Он ухмыльнулся. — Понимаешь, о чем я?
— А где Ллойд? — спросил я.
— У себя, — ответил Кинжал. — Ну, рад был тебя повидать.
Я постучал в дверь и вошел. Ллойд лежал на полу, перед ним — его фотоколлекция.
— Посмотри вот эту, — предложил он. — Эта лучше всех.
Ллойд протянул мне фотографию: американский солдат приложил пистолет к голове вьетнамца. Пистолет только что выстрелил. Вился дымок. Кровь и мозги вылетали из черепа. Вьетнамец кричал.
— Круто, да? — сказал Ллойд. — Момент смерти. И, к твоему сведению, я спросил папу насчет отрубленной головы. Он сказал, что когда тебе отрубают голову, ты мертв. Неважно, дрожат у тебя губы или нет. Ты все равно умер. Говорит, у них на буровой был однажды несчастный случай. Одного мужика перерубило пополам стальным тросом. Прямо по поясу. Папа говорит, что у него ноги дрожали еще минут пять, словно он отплясывал. Но это не значит, что он был жив. Хотелось бы мне такую фотографию. Представь себе — человек, разрезанный пополам.
— У меня есть кое-что покруче, — я вытащил из-под рубашки журнал и дал его Ллойду.
Он взглянул на обложку, потом открыл.
— Посмотри! Тут видны пиписьки.
— Да, — я посмотрел ему через плечо.
— И глянь, — сказал Ллойд. — Тут что-то капает из дырки на конце, — он рассмеялся. — А этому что-то засунули в жопу. — Он засмеялся громче.
Я тоже стал смеяться.
Мы услышали шаги Кинжала. Ллойд запихнул фотографии и журнал под матрас.
Дверь открылась.
— А как твоя мама, Дог? — Кинжал вытирал голову полотенцем.
— Все в порядке.
— Передавай ей привет, — он закрыл дверь.
— Завтра, — прошептал Ллойд, — у меня будет лучшая фотография на свете.
— Что же? — спросил я.
— Американские солдаты закалывают ребенка.
Я еще посидел, потом пошел домой. Мама сидела в гостиной. Она держала одно из платьев Катрин. Я заметил, что она плакала.
— Они по-прежнему пахнут ею. Все.
— Незачем тебе так расстраиваться, — сказал я.
— Знаю. Но ничего не могу поделать, — она снова уткнулась лицом в платье. — Я не хотела, чтобы ее звали Катрин. А тебя — Карадог. Но мне пришлось. Представь себе. Не имела права даже решить, как назвать детей. "У нас будут Кет и Дог и никаких разговоров", — заявил твой отец. Я хотела, чтобы тебя звали Оуэн. Оуэн — прекрасное имя. Я хотела, чтобы тебя звали Оуэн, а ее — Шарон. Но он меня не слушал. Можешь поверить? Он мне не разрешил.
— Называй меня Оуэн, если хочешь, — предложил я.
— О, нет. Слишком поздно. Теперь ты Дог, и ничего не попишешь. Твой отец должен был послушать меня, хотя бы потому, что я тебя родила. У меня тоже есть право голоса. Хотела бы я, чтобы он сейчас оказался здесь.
— Понять не могу, чего ты по нему скучаешь.
— И не поймешь, — тихо сказала мама, — пока не повзрослеешь. Просто… я привязана к нему. Физически. Он был моим первым и единственным, понимаешь. Больше никого не было. Когда я лежу в постели… я чувствую, что твой отец рядом. Хочу, чтобы он меня ласкал. И ничего тут не изменишь. Знаю, он был плохим человеком, но со своими чувствами ничего не могу поделать.
После ужина я постучал в дверь Папы Бритвы. Ответа не было. Я заглянул в замочную скважину. Увидел, что он спит. Мне очень хотелось войти и разбудить его. Потребовать, чтобы он рассказал историю до конца. Но я не осмелился. Пошел к себе.
Ночью, в постели, я слышал, как Кинжал орет на Вел. Кинжал кричал, что она ленивая корова и что он ее ненавидит. Вел плакала.
— Не умеешь готовить, — вопил Кинжал. — Не умеешь убираться в доме. Не можешь вырастить ребенка. Ты разжирела. Меня от тебя тошнит. Почему ты не следишь за собой? Не хочу возвращаться домой к жирному чучелу.
Вел выбежала в садик. Я слышал, как она всхлипывает. Потом встала мама, открыла окно.
— Вел! — крикнула мама. — Ты в порядке, дорогая?
— Он снова завелся, — пожаловалась Вел. — Полез на меня с кулаками.
— Переночуй у нас.
— Не могу.
Окно маминой спальни закрылось. Вел поплакала еще немного и вернулась в дом.
Утром за завтраком мама сказала:
— Он все еще болен, знаешь.
— Кто?
— Папа Бритва. Кто ж еще?
— Я останусь дома.
— Второй день подряд не ходить в школу… Не знаю, стоит ли? Не хочу, чтобы ты много пропустил. Потом не нагонишь.
— Сегодня только игры. Кроме того, должен же кто-то за ним присматривать.
Когда мама ушла на работу, я вымыл посуду и отнес чашку чая Папе Бритве.
— Не лучше?
— Ах нет, — отвечал он. — Наверное, из-за этих вчерашних разговоров. И спал всего несколько часов. Что-то меня разбудило. Кто-то плакал, кажется.
— Это у соседей, — я сел на край постели. — Вел с Кинжалом поцапались. Как обычно. Кинжал приезжает всего на несколько дней. А потом снова уезжает. Понимаете? Ему противно быть дома.
Папа Бритва сел, отхлебнул чаю. Я понаблюдал за ним немного. Потом спросил:
— А дальше вы мне расскажете?
— Дальше?
— Что там, в серебряной шкатулке?
Он поставил чашку на тумбочку и откинулся в постели.
— Боже, Карадог. Ты настойчивый молодой человек. Зачем тебе это знать? У тебя наверняка очень насыщенная жизнь. Какая тебе разница, что случилось со мной почти сорок лет назад?
— Но мне важно, — сказал я. — Я думал об этом всю ночь. Я должен знать, что там было у вас с Троем Фламинго. И что в серебряной шкатулке.
Папа Бритва кивнул.
— Да, — сказал он ласково, — думаю, ты должен. — Он помолчал. — Так вот, была коробка и в ней семь золотых волосков, обрезки ногтей, пластыри со струпьями, носок и шорты со следами рвоты. Все эти вещи были кусочками красивого юноши. Юношу звали Трой Фламинго. Никто не знал, настоящее это имя или нет. На спине у него была татуировка: розовые птицы, летящие кругом. Трою поклонялся тринадцатилетний мальчик, сначала он мечтал коснуться Троя, любить его, подружиться с ним. Но, в конце концов, удовлетворился коробкой. — Папа Бритва улыбнулся. — Как, оказывается, легко рассказывать истории. Как легко.
— Но что же было дальше?
— Каждый вечер, — Папа Бритва закрыл глаза. — Я ходил в раздевалку смотреть, как Трой принимает душ. Конечно, там были и другие мальчики. Но меня они не интересовали. Я их едва замечал. Трой был единственным. Я мыл пол и собирал грязные полотенца. Но не спускал глаз с Троя. Он всегда уходил последним.
Как-то вечером, когда Трой и еще один мальчик мылись в душе, я заметил на полу расческу Троя. Она была черной, между зубьев — жир и перхоть. Осторожно я стал отпихивать расческу в угол. Зашвырнул за шкафчики, и, убедившись, что меня никто не видит, подобрал. — Папа Бритва вздохнул. — О, это было изумительно, Карадог. Просто изумительно. Расческа пахла бриолином — запах Троя Фламинго. Я ее нюхал, проводил ею по губам.
Я услышал, как Трой и другой боксер вышли из душа. Сначала я просто стоял там, сжимая расческу. Я знал, что они меня не заметят, так что на время был в безопасности. Но мне надо было уйти из раздевалки до того, как Трой оденется и заметит, что расческа исчезла. Я выглянул из-за шкафчика. Трой стоял голый в центре раздевалки. Другой парень, он был чуть постарше Троя, волосы у него были черные и блестящие, склонившись, вытирал ноги. И… Трой смотрел на этого парня. Просто глядел на него. И я понял — догадался мгновенно — что Трой испытывает к нему то… то, что я испытываю к Трою. Я не мог в это поверить. Меня потрясло выражение его лица. — Дыхание Папы Бритвы участилось. — И… потом Трой подошел. Он подошел к этому парню… и… дотронулся до него. Потрогал его между ног. Тот отпрыгнул. Он был в бешенстве. Трой пытался что-то сказать. Отрицать всё. Сделать вид, что это произошло случайно. Но мальчик разъярился. Он ударил Троя. Сильно ударил по лицу. Трой отлетел назад. Из губы пошла кровь. Трой был сильнее этого парня и куда лучший боксер, но он… он не хотел отвечать. Совсем не сопротивлялся. Казалось, он хочет, чтобы его избили. Как будто понимает, что этого заслужил. Тот парень быстро оделся и позвал моего отца. Отец спустился с одним из молодых боксеров. Парень рассказал моему отцу, что произошло.
