– Нет, ничего такого я не хочу, спасибо, – отрезал Франклин. Оставшиеся в кармане купюры зажались в ладошку.
– Могу СПИДа надыбать, реальная вещь. Или, может, таблов. Чистый MDMA, друг. Кокос. Реальный камень, ты такого ещё не пробовал. – Молодой теребил его за руку. Белые полосы по обеим сторонам губ придавали его лицу марионеточный вид.
Франклин сжал зубы.
– Спасибо, мне ничего не надо.
– Может, тазепамчику? Парень как раз напротив живёт. С тебя двадцак, через минуту вернусь.
Франклин наградил молодого долгим взглядом.
Парень развёл руками.
– Ну хорошо, пойдёшь со мной к чуваку домой, попробуешь стаф. Как тебе такое предложение?
– Я ж говорю тебе, ничего мне не надо.
Несколько пятидесятилетних любителей стаута играли в дартс. Один из них подошёл.
– Сказано тебе – ничего не надо, наркот ты грёбаный. Так что давай проваливай!
Парень попятился к двери.
– Тебя, бля, почикают, янки, мать твою! – выкрикнул уже на выходе.
Игроки в дартс захохотали, один обратился к Франклину:
– На твоём месте я б срулил отсюдова, дружище. Если хочешь выпить в Лейте, лучше иди на набережную. В здешних места, если твоё лицо незнакомо, к тебе обязательно подойдут разобраться. Может – по-доброму, может – нет, но кто-нибудь обязательно прикопается.
Франклин с благодарностью воспользовался советом, к тому же собственный опыт вовсе не противоречил высказанному предположению. Он отправился к воде, где в полном одиночестве добрался до слезливого раскаяния. Катрин ни следа, а ресторанов и пабов – сотни. Всё без толку. Он уже звонил в гостиницу, но в номер она не возвращалась. Чувствуя, что потерпел поражение, он уже собрался сматывать удочки. Он взял кэб обратно в Эдинбург.
– Американец? – спросил таксист, когда они набирали скорость по Уолки.
– Да.
– На фестиваль приехал?
– Да.
– Прикол в том, что ты уже второй американец за ночь, которого я везу. Ни за что не догадаешься, кто был первым, – певица, Катрин Джойнер.
Франклина как будто током ударило.
– А куда, – спросил он спокойно, стараясь держать себя в руках, – ты её отвёз?
Звёзды и сигареты
К Катрин подходили всё новые и новые люди, и Терри с Джонни, старавшиеся придерживаться определённой программы, уже начинали раздражаться. Экстазиновое братство – это хорошо, но у них есть дела поважнее. Так Терри мысленно даже поблагодарил Насморка, когда тот сказал Бирреллу:
– Поехали к тебе.
– Ну, давайте, – согласился Рэю, – сейчас только…
Взглянув на Шарлин и Лизу, он на всякий случай решил подстраховаться. Рэю твёрдо решил без Шарлин никуда не уезжать. Они были готовы, а вот Катрин сперва заартачилась:
– Терри, мне так весело и хорошо!
У Терри, как всегда, нашёлся ответ:
– Отлично, но именно когда тебе весело и хорошо, и нужно выдвигаться. Потому что если дождаться, когда тебе будет фигово, то это настроение ты зацепишь с собой и в следующее место.
Катрин подумала и согласилась. Начинался вечер очень странно, но понемногу превратился в нечто потрясающее. И больше всех для этого постарался Терри, так что она с радостью пойдёт вместе с ним. Терри, в свою очередь, был немало удивлён, увидев, что две девчонки, которых он видел раньше, тоже собрались к Бирреллу. Они были с тёлкой, которую он припечатал.
Лиза посмотрела на него:
– Отлично сказано. В мамину мохнатку тыркался питбуль!
Рэб в недоумении смотрел на Лизу и Шарлин, а те надрывали животики. Терри не оставал, потом, отдышавшись, почти извиняющимися тоном сказал:
– Простите, что покрыл вашу подружку…
– Нет, это было круто, – улыбнулась Лиза, – она корова самодовольная. Она и не с нами пришла. Мы на неё случайно наткнулись, скажи Шер?
– Ну, – согласилась Шарлин. Рэб дал ей жвачку, и теперь она усиленно разрабатывала челюсти.
– Вот и здорово, – кивнул Терри, всю дорогу отлично понимая, что, если б девушки были по-настоящему задеты, об извинениях с его стороны не могло быть и речи.
Они взяли куртки и вышли на холод. Катрин не могла отвести глаз от вызванных экстазином оранжевых разводов и линий, которые оставляли в пространстве уличные фонари, и не заметила, как из такси вышел мужчина и проследовал прямо мимо них в клуб. Пройдя немного по улице, они свернули в переулок, зашли в подъезд и стали подниматься по стёршимся ступеням один пролёт за другим на последний этаж.
– Где же проклятый лифт, а, Кэт? – сказал, закашлявшись, Терри с деланным американским акцентом.
– Да, сука, беспредел, ваще, нах, – ответила Катрин, с плохим шотландский акцентом стараясь изобразить фразу, которой её научил Насморк ещё в клубе.
Так американская певица оказалась дома у Рэба Биррелла. Лиза была поражена размерами его фонотеки.
– Чудеса, – сказала она, внимательно просматривая винил и компакты, расставленные на полках.
Рэб Биррелл предпочёл не уточнять, что большая часть коллекции принадлежала не ему, а приятелю диджею, а он просто присматривал за ней, как, впрочем, и за квартирой.
– Кто чего хочет послушать?
– Кэт Джойнер! – закричал Терри, – «Настоящую любовь»!
– Нет, Терри, иди к чёрту!
Она больше никогда не пела эту песню. С Копенгагена. Она ненавидела её. Эту песню она написала вместе с ним. При этом каждая сволочь, как специально, просит спеть именно её.
Тут взмолилась Шарлин:
– Давайте только без танцевальной музыки обойдёмся, Лиз, за две недели на Ибице я совсем утанцевалась. Найди что-нибудь альтернативное, рока какого-нибудь.
– Ну, в этом вопросе я не силён, – признался Рэб.
– Современная рок-музыка – кал. Единственный, кто сейчас что-то стоящее делает, – это Бек, – вмешался Джонни.
Катрин округлила глаза.
– Бог мой, Джонни, как ты прав! Поставьте Бека, он такой умиротворяющий!
– Да, круто придумали, – согласился Терри и встал, чтобы помочь Лизе найти пластинку. Он стал копаться в куче семидюймовых синглов.
– Есть. – Он подошёл к вертушкам, поставил пластинку, и воздух наполнил знакомый по музыкальным автоматам в пабах рфф «Hi-Ho Silver Lining».
– Что это за хуйня? – спросила Лиза.
Рэб заржал, Джонни тоже.
– Бек. Джефф Бек, – сказал Терри. Подпевая.
Катрин серьёзно посмотрела на него:
– Это не тот Бек, которого мы имели в виду.
– Да… – Терри подсдулся и сел на бинбэг.
Рэб Биррелл поднялся, поставил «Let the Music Play» Шеннон. Они с Лизой и Шарлин стали пританцовывать, потом он взял Шарлин за руку и повёл её к встроенной в эркер скамейке.
Терри почувствовал себя старым и униженным. Чтобы утешиться, он принялся резать дороги кокаина на коробке из-под компакт-диска.
– На хуй надо, Терри, нас же ещё таблы подпирают, – заметил Рэб, обернувшись со своего места у окна.
– Наркотики такое дело, каждый сам решает, Биррелл.
Катрин тоже с удовольствием тянула экстазийный приход. Когда Шеннон допела, кто-то поставил компакт. Катрин понравилась музыка, она поднялась и стала танцевать с Джонни и Лизой. Девушка показалась американской диве очень красивой, но от этого ей не становится не по себе, наоборот – она упивается её красотой. Музыка, на вкус Катрин, просто потрясающая: в ней сильный бит, драйв, но при этом богатая текстура, выразительные мелодии.
– Кто это?
Джонни протягивает её коробку. Она читает:
N-SIGN: Departures
Это Террин дружок, – сказал Джонни и, заметив её интерес, тут же пожалел. – Давным-давно, типа, – добавил он и выдал соблазнительное танцевальное движение не в такт, которое, к его облегчению, решили скопировать и Катрин, и Лиза.
Рэб Биррелл сидит и, держа Шарлин за руку, указывает на Трон Артура.
– Красивый у тебя вид, – говорит Шарлин.
– Ты мой красивый вид, – отвечает Рэб.
– А ты мой, – отвечает она.
Жалкий Терри съёжился на бинбэге и краем уха слышит этот разговор. Биррелл нашёл себе новую девушку. Теперь мы все вынуждены наблюдать отвратительное зрелище: обтаблеченный Биррелл подлизывается к тёлке, которая готова ему дать, первая за много лет. Бек. Кто он, бля, такой? Пидорок америкосовский. Терри готов был отлупить себя. Выступить неудачно в определённых кругах непростительно, хуже, чем не выступить вовсе. И на всём белом свете самому суровому суду он подвергнется не где-нибудь, но в жопной студенческой хате этого упыря Рэба Биррелла. Вечеринка превращается в кошмар, думал он, растирая дороги кокаина, который, кроме него, похоже, никому был не нужен. Насморка уже чуть не облизывают две тёлки, а Рэб Биррелл строит из себя мистера ебаническое спокойствие, всё потому, что в таблах. Терри подверг жёсткой инвентаризации студенческую квартирку Биррелла. Обои. Бинбэги. Растения. В квартире два пацана и – цветы в горшках! Рэб Биррелл, кроме всего прочего, ещё и так называемый пацан «Хибз». Да, этому ослику «CC Bloms» всегда был ближе, чем CCS. В районном суде своего мозга, в котором Рэбу Бирреллу было предъявлено обвинение по статье «пидорство и студенческая блажь», Терри разбирал по полочкам беспорядочное нагромождение свидетельских показаний. И тут он видит это. Вещдок. Который переводит обвинение на новый уровень, значительно превышающий обычное раздражение, это пощёчина, после такого – только возмущение и праведный гнев. Плакат, на котором солдата пронзает слово ПОЧЕМУ с вопросительным знаком. Для Терри это лучшая метафора самого Биррелла: его политических взглядов, его претенциозности, его тупой студенческой пижни. Теперь он почти слышит, как Биррелл говорит этой худосочной клабберше, да, мол, это заставляет задуматься, верно? – и заводит идиотскую нотацию, о чём там они говорят со своими новыми корешами из колледжа. Биррелл из Стивенсон-колледжа. Стивенсон-колледж.
