– Это не просто выдра, это исполинская выдра. Таких мало осталось, – грамотник подошел поближе к шаману. – Скажи мне, Себби, в каком месте они еще встречаются?
– У моря, под утесами к югу от Нового Леса, – ответил один из учеников.
– Скажигде? – переспросил шаман.
Как-то случилось местное пиво, крепкое, темное, с приятной ореховой отдушкой. Отроки повели собачьи упряжки, пока не снимая с псов алыков, в сторону одного из ухожей.
– Красивый, конечно, доспех, но защитит ли от топора? – Аквеллен продолжал разговор с Ксамехеле.
– От топора не знаю, а от лютого волка защитил, – вождь клана медведя показал на следы от зубов на одном из наплечников. – Еще важно…
В затруднении, винландец шепнул что-то Асе. Та перевела:
– Черепаховые панцири, волчья шкура, медвежьи зубы и когти, и бекасьи перья обозначают четыре клана племени холмов.
– Кстати все подобралось. Куда хуже вышел бы доспех из бекасьих зубов, волчьих панцирей, черепахового меха, и медвежьих перьев, – с полной невозмутимостью выдал Ушкуй. – Так все-таки, почему такая спешка? Морем от Динас Малора дошли бы до устья Хафрен-реки, может, на пару дней позже…
– Сегодня-завтра хранительницу ждем! – с благоговением сказал Тридвульф. – Есть для нее вести о Йоарре?
– Вести недобрые. Йоарр погиб, со всей дружиной, кроме Виктрида знахаря, – без обиняков объяснил Хельги. – А сюда мы примчались стремглав, чтоб поговорить с Бельданом и Гармангахис.
– Так пошли ко дворцу, – сказал грамотник, на вид не особо опечаленный сообщением о судьбе «Карлсона» и присных, опустил осушенную глиняную кружку на деревянный поднос, подставленный девой в длинном льняном одеянии, и повернулся в сторону развалины в лесах.
По дороге, таны, ушкуйники, и винландцы вместе глазели на диковинные строения, чьи камни были с утраченным искусством вытесаны задолго до Фимбулвинтера.
– Верфь далеко? – спросил Ксамехеле у Оксы.
– Пешком до Хафрен изрядно, сподручней подъехать. А зачем тебе? – удивился тот.
– Хочу корабль построить, длиннее, чем Губитель Нарвалов, выше, чем Пря́мый, с огненным ходом, чтобы через море ходил.
– Так ты уже один заказал в Динас Малоре? – Хельги так опешил, что даже перестал вертеть головой по сторонам.
– Нам полдюжины нужно, – объяснил вождь. – Каждому клану, если не каждому племени, по кораблю, чтоб торговать с Танемарком и Энгульсеем. Один из Динас Малора, один из Глевагарда, один из…
– Витбира, два из Гримсбю, один из Кромсхавна, – помогла Аса.
– Это ж три тысячи марок серебра, если не больше! – Тридвульф был явно впечатлен.
– Больше, – гордо ответила нареченная Ксамехеле. – Но всего тридцать шесть марок красного золота.
– Нертус! – только и вымолвил грамотник. – Я этого добра больше двух эйриров зараз не видел!
– Вот вторая причина, почему корабли надо строить в разных городах. Даже справься одна верфь со всем заказом, цены на красное золото упали б. Златокузнецам в одном месте и шесть марок на несколько лет работы доставят, – заключила Аса.
Ксамехеле сказал что-то звучное по-винландски.
– Чего? – переспросил Хельги.
– Онговорит, Асахофдинга через несколько лет будет первой в плесенноймовете с тамаякудростью, – бойко, но не вполне понятно объяснил Саппивок.
– Да, плесенной кудрости у нее не отнять, – согласился Живорад.
Ксамехеле вряд ли мог полностью проникнуться тонкостью этого замечания, но на всякий случай ткнул ушкуйника локтем в бок. Тот уже знал лучше, чем пытаться дать сдачи. Живорад, конечно, выбил зуб лютому волку, но вождь клана медведя стал таковым, в числе всего прочего, голыми руками заломав тотемное животное.
Выдра, для разнообразия бежавшая рядом с шаманом, забавно загребая лапами, снова запрыгнула ему на плечи. «Пуд эта зверюга точно весит. Как он с ней столько таскается,» – подумал Хельги, поправляя собственную увесистую кожаную суму с мрачными памятками Йоарровой гибели.
У входа во дворец, сложная деревянная рама поддерживала в наклонном положении над мостовой двухсаженную дубовую створку, позволяя умельцам с теслами, долотами, и колотушками закончить вычурную резьбу. Ее кривые не вполне объяснимо перекликались с общими очертаниями дворца.
– Мы нашли обломки старой двери, – рассказывал гостям Бельдан Золото. – Гармангахис взошла на полый холм в ночь лунного затмения, чтобы увидеть Глевагард, каким он был. По кускам и по ее видению под янтарной луной восстановили узор.
Знаменитый кузнец, под начало которого Адальфлейд отдала возрождение Глевагарда, не был особо примечателен с виду – большеголов, невысок, лет на двадцать старше Хельги, с перевязанными кожаным шнурком седевшими волосами, обрамлявшими блестящую лысину. Единственной очевидной странностью умельца был выбор обуви – вместо сапог, его изрядных размеров ступни были заключены в путы из кожаных ремней, к которым крепились толстые подошвы с подковками на носах и пятках. Спутница Бельдана, жрица речной богини Хафрен, напротив, обладала весьма впечатляющей внешностью. Статная и ярко-рыжая, в обманчиво простых одеждах из нескольких слоев до полупрозрачности тонкого белого льна, она опиралась на посох из двух перевитых вместе кусков дерева – дуба и ясеня – с навершием из серебра альвов, увитым сушеными ягодами остролиста.
– Вы сюда не резьбой любоваться из-за Завечернего моря пришли, – голос Гармангахис был низким и мягким, в противоречии с резкостью ее слов. – Недобрую молву и неупокоенных духов с собой привезли. Ярл, от чего у тебя в суме холодом тянет?
Хельги вытащил запечатанную плошку, найденную рядом с лодкой на полозьях, в которой путешествовали по северу Винланда два безголовых скелета, и протянул ее провидице:
– Саппивок говорит, заговор на ней.
Та отшатнулась.
– Дай-ка… – кузнец взял заговоренный предмет в руки. – Бард сын Кеттиля такие делал, пока его самого не уделали.
– Уделали? – повторил Ушкуй.
– О, они не знают, – Пенда улыбнулся. – Эгиль Сын Лысого выявил Барда как колдуна-отравителя и убил на месте.
– Что я говорил? – Хельги просиял.
– Цвет подозрительный, не так блестит, – продолжал Бельдан.
– Оловянная чума эту плошку не взяла, – добавил Ушкуй.
– К олову можно присадить ложную сурьму[128], чтоб оно в холод не рассыпалось, – кузнец так и сяк вертел плошку в руках. – Но здесь другое что-то. Потом, отлито из одного, запаяно другим… Пошли в кузню.
Кузница находилась на первом ярусе одного из древних строений, похоже, изначально предназначенного для этой цели, с наковальней, вделанной в огромную каменную плиту, занимавшую большую часть пола. Бельдан откусил щипцами-кусачками кусочек припоя с верха плошки, бросил его на весы, долго возился с крошечными гирьками, уравновешивая бронзовые чашки, потом погрузил тот же кусочек в узкую трубку из дутого стекла с поперечными насечками, наполненную прозрачной жидкостью, наконец, взял напильник и провел припоем по нему, подставив каменную ступку, чтобы собрать крошки.
– Очень даже просто.
С этими словами, кузнец вытащил из одной из коробочек, стоявших на грубо обтесанных козлах, стеклянный пузырек и кусок платиновой проволоки, на конце согнутый петелькой. Он вытащил из пузырька стеклянную же пробку, обдав наблюдавших за его священнодействием резким запахом. Выдра у Саппивока на плечах чихнула. Макнув проволоку в пузырек, Бельдан вытащил ее, обтер куском замши, который колдовски зашипел, и подцепил петелькой несколько крупинок из ступки.
– Сейчас будет синий огонь.
Действительно, когда Бельдан взял щипцы и поднес проволоку с крупинками к пылавшему в горне огню, пламя вокруг них окрасилось голубым.
– И что это значит? – спросил Хельги.
– Голимым свинцом запаяно! И к олову наверняка свинец добавлен, поэтому так блестит и столько весит! Намного тяжелее и того же цвета разве что тролль-камень да платина двергов!
– Да нет, ты скажи, что это значит!
– Из свинца посуду делают? – нарочито медленно спросил Бельдан, недвусмысленно давая всем окружающим понять, что сможет растолковать свои выводы даже последнему придурку и бездельнику из ярлов.
– Нет, – несколько растерянно ответил ярл.
– А почему?
– Слишком мягкий?
– Нет, потому что свинец – это яд! Отравил Бард Йоарра с Раударом и дружиной, нарочно отравил!
– И заколдовал, – добавила Гармангахис. – Их духи не найдут дороги в золотые чертоги Нидафьолля, пока жив тот, кто замыслил злодейство!
– Так Бард… – начал Бельдан.
– Не Бард, – тем же обманчиво мягким голосом поправила жрица. – Хозяин его.
– Хозяинего? Кто это? – озадачился Саппивок.
– Ты мне одно объясни – почему мой сын тебе написал в три раза больше, чем родному отцу?
