Ильяс Есенберлин
Гибель Айдахара
За год до смерти Джучи, деля свой великий улус между сыновьями, отдал степи, лежащие на границе между землями Бату и Орду пятому сыну – Сибану. Начинались его владения от реки Тобол и простирались до рек Иргиз и Жем. И хотя с той поры новый улус управлялся сначала Сибаном, а затем его потомками, он ни разу не вышел из повиновения Золотой Орде, по молчаливому согласию всегда был ее частью.
Тохтамышу, ставшему благодаря Хромому Тимуру ханом Белой Орды, для того чтобы захватить трон Золотой Орды, предстояло пройти через земли Сибана, а он понимал, что сделать это будет нелегко, так как знать этого улуса имеет в Орде большой вес и едва ли захочет поставить над собой ханом пришельца.
Тщеславен и упорен в достижении своей цели был Тохтамыш. Предстоящая борьба не пугала его. Он знал, что проложит себе дорогу лезвием меча и острием копья. И еще он твердо верил в помощь Хромого Тимура. Тимур надеялся, что, когда Тохтамыш достигнет своей цели, он по-прежнему останется преданным и послушным, а это даст возможность больше не оглядываться настороженно на Золотую Орду и заняться наконец своими делами.
В год овцы (1379), когда пожухли в степи травы и все чаще стали прилетать из «страны мрака» холодные ветры, а по ночам начал появляться на лужах тонкий звенящий лед, Тохтамыш начал подтягивать свое войско к границам Золотой Орды.
Он был уверен в успехе. Почувствовав, что за Тохтамышем стоит великая сила, без колебаний выразили ему свою преданность все знатные люди Белой Орды. Под знамена хана стали эмиры Казанши-батыр, Алибек, Мухаммед-оглан и другие. Последовали их примеру и батыры, и бии кипчакской степи, принадлежавшие к разным родам: кудайберды, даулет, нарик, иргиз, кобланды, уак, шуак и монбура.
Так было издавна заведено в степи – знать всегда становилась на сторону того, кто был в это время сильнее. Еще недавно многие из эмиров и батыров склоняли свои головы перед Урус-ханом, сегодня их повелителем стал Тохтамыш, а завтра они легко могли оказаться в стане того, кто окажется более удачливым на поле сражения. Это не считалось предательством, а было законом жизни, велением времени.
Тохтамыш был уверен, что Хромой Тимур не сомневается в его преданности, и все-таки хитрый и коварный правитель Мавераннахра на всякий случай отправил вместе с ним в поход эмира Едиге, дав ему десять тысяч воинов из рода мангыт.
Сложным было отношение Тохтамыша к Едиге. Он доверял и одновременно не доверял ему. Для этого были веские причины. Когда-то Тохтамыш умертвил его отца Кутлуккия за то, что тот поддержал Темир-Малика. Та же участь ждала и племянника Едиге – Темир-Кутлука, рискнувшего плести нити заговора против Тохтамыша. Только своевременное бегство спасло молодого и безрассудного эмира.
Очень хорошо помнил об этом хан Белой Орды, и его постоянно мучили сомнения – не затаил ли злобу, не ждет ли только удачного момента для мести молчаливый и гордый Едиге? Сколько раз уже случалось такое в степи.
Но были и причины доверять эмиру, потому что на их долю выпала одинаковая судьба – оба бежали из Золотой Орды, обоих поддерживал Хромой Тимур, оба жаждали мести и власти. Правда, Едиге никогда не говорил о том, что хотел бы стать ханом, но по всему было видно, что в случае успеха он надеется стать в Золотой Орде одним из самых сильных и влиятельных. Ну что ж, пусть думает об этом. Желание получить при дележе лакомый кусок объединяет в погоне за добычей даже степных волков, заставляет их не думать о нанесенных в прежнее время ранах. Именно из этих соображений хан постоянно держал при себе Едиге и даже подумывал порой о сближении с ним.
Девятнадцать сыновей и семь дочерей родили Тохтамышу его жены и наложницы. Одну из дочерей, Жанике, хан решил отдать Едиге в токалы – младшие жены, чтобы навсегда породниться с ним кровью и тем самым отнять у него право на возможную месть. Однако, пока это было не осуществлено, Тохтамыш не торопился передавать войско Белой Орды под начало своего будущего зятя, хотя среди всех его приближенных не было ни одного, равного Едиге по умению вести сражение, по смелости и отваге. Хан решил, что сделать это будет никогда не поздно, а время подскажет, как поступить.
Медленно, словно нехотя, двигалось войско Тохтамыша вперед, сметая на своем пути редкие и немногочисленные отряды Золотой Орды. У берега светлого Яика, не переправляясь через него, Тохтамыш велел своим туменам остановиться на зимовку. Хан не боялся сражения с главным золотоордынским войском. Он был уверен в победе, но сведения, которые доставляли верные люди из Сарай-Берке, подсказали ему, что самое выгодное в его положении воздержаться от битвы. Он знал, что победит Мамая – нынешнего своего врага, но, думая о будущих сражениях с Хромым Тимуром, надо сохранить свое войско. Мамай готовился к борьбе с русскими княжествами, и в любом случае, победит он или будет разбит, с ним после можно разделаться малыми силами. И удачная, и неудачная битва всегда уносит жизни воинов. Следовало быть терпеливым и научиться ждать…
* * *
Заложив за спину руки и нагнув голову, Мамай угрюмо расхаживал по юрте. Тревожные, пугающие вести шли к нему со всех сторон. Копил силы его главный враг Тохтамыш, а самый богатый данник Орды – Русь стала похожа на огромный котел, в котором начинает кипеть вода. Было о чем подумать, было от чего тревожиться.
С тех пор как сел Мамай на коня, не проходило ни одного года, чтобы не принимал он участия в походе или набеге. Он знал жар и холод жизни, знал победы и поражения. И если бы сегодня судьба лишила его всего того, к чему он привык, он бы, наверное, посчитал, что настал его смертный час. Всегда было нелегко управлять народами, всегда было трудно предугадать, с какой стороны подстерегает опасность или измена, но помогали молодость и неуемное желание властвовать. Раньше казалось, что нет ничего непреодолимого. Сегодня же вдруг словно навалилась вся усталость прошлого. Мамай боялся признаться себе, что причиной этому близкая старость. Он думал: просто виноваты послед-ние трудные годы и неудачи.
Каким прекрасным было начало жизни! Мамай вспомнил себя восемнадцатилетним – горячим и быстрым в делах и поступках, как обоюдоострый меч. Тогда он взял себе первую жену – дочь Бердибека, который был старшим сыном славного и могущественного хана Джанибека. Девушку звали Ханум-бегим…
Именно тогда сам правитель Азова – Хазбин согласился стать его сватом. И чтобы не уронить достоинства ногайлинцев, приказал посадить всех, кто принимал участие в поездке, на одномастных черных иноходцев, вся сбруя которых была украшена белым серебром. Славное было время, и бесконечная, как дорога в Дешт-и-Кипчак, лежала впереди будущая жизнь. Во главе каравана, состоящего из одних бурых наров, тяжело нагруженных вьюками с подарками, ехал сам Хазбин. По правую руку – его внук Карабакаул, слева – знаменитый лучник, не знающий страха Кастурик-мирза, а стремя в стремя с ним – Азу-жирау, чья слава сказителя-песенника уже распростерла над ногайскими степями свои могучие крылья.
О время, подобно тому каравану, прошедшее над степью и растаявшее в голубоватой дымке зноя, где ты!
Мамай зажмурил на миг глаза, и в памяти отчетливо нарисовалось то давнее и как будто бы совсем забытое. Едва у края земли показался Сарай-Берке и стали видны голубые купола мечетей и острые, словно поднятые к небу пики, минареты с золотыми полумесяцами над ними, Азу-жирау остановил своего иноходца и, прижимая к груди домбру, ударил по ее струнам.
– Здравствуй, Золотая Орда.
Ты подобна луне, сияющей в высоком небе.
Крепостью каменной ты всегда нам была,
Дворцом прекрасным для душ наших…
С этой минуты суждено было облететь этой песне всю степь, с этой минуты суждено было проснуться в душе Мамая сладкой и неукротимой мечте – когда-нибудь завладеть Золотой Ордой, сесть на ее трон и, подобно грозному Бату, повелевать ее необъятными просторами, войском и бесчисленным народом.
Десятилетия минули с той поры, и все равно не хотелось верить, что мир настолько переменился. В год собаки (1346) увез Мамай из Сарай-Берке прекрасную, как утренняя заря, дочь будущего хана Золотой Орды Бердибека. И не рабы и рабыни, не богатые подарки, не бесчисленные косяки полудиких коней и отары овец, полученные вместе с Ханум-бегим, веселили тогда сердце Мамая. Самое драгоценное было – родство с чингизидами. Судьба словно открыла свое лицо эмиру Мамаю. С каждым днем начало расти и крепнуть его влияние среди родов, населяющих Золотую Орду.
Проходит время, и иссякает самый бурный поток. Потомки Джучи, боясь за свою жизнь, зарезали Бердибека. И теперь уже сами сплелись в яростный змеиный клубок. Страшная, безжалостная борьба шла у подножья золотоордынского трона. За восемнадцать лет после смерти Бердибека на трон вскарабкивались двенадцать ханов, но никому из них не удалось продержаться более двух лет – кого скинули, кого зарезали, кого отравили. Качался от междоусобиц остов Орды, трещала и рвалась на части могучая Орда. Каждый кто мог старался оторвать от нее хотя бы клочок и объявить себя ханом.