Мари-Бернадетт Дюпюи - Лики ревности

© Les éditions JCL inc., Chicoutimi (Québec, Canada), 2016

© Depositphoto.com/ massonforstock, Givaga, обложка, 2017

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2017

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2017

С того самого времени, как я взялась за перо, героями моих книг традиционно становятся представители самых разных профессиональных сред, каждой из которых присущи своя культура и традиции, – рабочие целлюлозной фабрики канадского поселка Валь-Жальбер, фермеры Корреза, виноградари Эльзаса, разводчики устриц Приморской Шаранты и, конечно же, мастера-кукольники из окрестностей моего родного Ангулема.

Побывав совсем недавно в Центре угледобычи местечка Феморо во французской Вандее, я решила, что эти буколические пейзажи с лесистыми холмами, болотцами, ухоженными полями и мирными поселками станут прекрасным обрамлением для моей новой истории.

Разумеется, поселок углекопов, основанный в 1827 году, со своими шахтами, часовней и стекольным заводом стал ее сердцем. Хотя, признáюсь, временами, когда того требует сюжет, я позволяю себе кое-что изменить в существующих декорациях. Надеюсь, никто на меня за это не рассердится.

Многочисленные герои истории – порождение моей фантазии, но они живут и действуют в аутентичной среде и переживают ряд событий, которые имели место в реальности.

Мне очень хочется, преданный читатель, чтобы, перелистывая страницы моего увлекательного романа, вы ощутили те же эмоции, что и я во время посещения этих мест, и, также как и я, открыли для себя любопытную страницу французской истории, для многих неизведанную – период активной угледобычи в Вандее.

По своему обыкновению – и мне бы не хотелось отказываться от любимой привычки, поскольку она освобождает мои произведения от ярлыка «роман о конкретно взятой местности» – я вплела в описание повседневной жизни героев элемент саспенса[1] и тайны, а также немного необычную детективную интригу. Именно так я это ощущаю, а посему так и не иначе строю свою фабулу.

Желаю вам приятного чтения и спешу познакомить со своей прелестной Изорой – главной героиней романа, существом остро чувствующим и стремящимся к любви и справедливости.

И даже если состояние здоровья не позволит мне быть там, куда зовет сердце, знайте – я всегда рядом и, сколько хватит сил, буду помогать вам грезить наяву.

Мари-Бернадетт Дюпюи

Предупредить товарищей Томá не смог. Он услышал странный щелчок, увидел голубоватый ореол пламени шахтерской лампы, но прежде чем молодой углекоп успел крикнуть, у него за спиной разверзлась преисподняя.

Волна воздуха, подобно вздоху гигантского чудовища, сотрясла земные недра. В одно мгновение пространство забоя затянуло угольной пылью. Отовсюду слышались глухое рычание и устрашающий треск, перемежающиеся воплями ужаса и боли.

И невозможно нащупать пол или стену, чтобы хоть как-то сориентироваться в пространстве… Деревянная обшивка штрека разлетелась в убийственные клочья, к которым примешались гравий и куски коричневой затвердевшей земли.

Перепуганный юноша всем телом прижался к каменной стенке, прикрыв лицо каской, чтобы не задохнуться. Сердце стучало в груди, как бешеное, все тело сотрясала дрожь. Раньше, спускаясь в шахту, он и мысли не допускал, что может случиться взрыв рудничного газа. По рассказам стариков, такое частенько бывало, но не в этих краях, а далеко – на севере Франции или в Англии.

Тома не осмеливался подать голос, пытаясь понять, скольким товарищам-углекопам, работавшим с ним в забое, посчастливилось уцелеть. Сердце все еще билось слишком часто, слишком сильно. Щеки и подбородок были в земле, волосы слиплись от пота. Ему приходилось прикладывать усилия, чтобы не стучать зубами. Глаза, обычно смотревшие на мир с веселым лукавством, затуманил животный страх.

«Что случилось? – промелькнула мысль. – Неужели газовый карман? Какой жуткой силы взрыв! И малыш Пйотр впереди, меньше чем в метре от меня! Я обязан его найти! Ради Йоланты!»[2]

Внезапно ощутив вкус крови, Тома подумал, что ранен, но оказалось, что он всего лишь прикусил губу во время взрыва.

Мысли снова устремились к невесте, к Йоланте. Она была полька. Их семья перебралась в Феморо во время первой мировой, в сентябре 1915 года. Всех мужчин призывного возраста мобилизовали, поселок опустел, и на шахте катастрофически не хватало рабочих рук. Поэтому горнорудная компания стала охотно нанимать польских переселенцев. В то время Йоланте было всего шестнадцать, что не помешало ей, однако, влиться в бригаду «кюль-а-гайет»[3] – так в здешних краях называли женщин, занятых на сортировке угля.

В первый раз Тома увидел Йоланту в бледном свете ламп, когда она, по примеру других женщин, вытирала почерневшие от грязи руки о полотняные штаны. Но этой обыденной детали он даже не заметил. Зато обратил внимание на серебристо-русую прядь, упавшую из-под платка на тонкую девичью шею, и светлые голубые глаза. И решил про себя, что приударит за милой девушкой в ближайшее же воскресенье.

Нахлынули воспоминания. С легкой горечью молодой углекоп подумал, что прошло уже пять лет, а они, несмотря на пылкую любовь, до сих пор не женаты. «Свадьбу мы сыграем, и очень скоро! – мысленно пообещал он. – Не может быть и речи о том, чтобы ее опозорить!»

При мысли, что он мог никогда не увидеть ребенка, которого невеста носит под сердцем, у него заныло в груди. Судьба распорядилась по-иному. Он чудом остался жив. А значит, должен выполнить свой долг – помочь братьям по несчастью, позаботиться о тех, кто в этом нуждается. И первое, что нужно сделать, – самому выбраться из-под завала.

– Пьер! Пйотр! – позвал он. – Где ты, малыш? Эй! Пас-Труй[4], ты тут?

Прозвища у углекопов – обычное дело, и берутся они из жизненных историй, которые мужчины рассказывают друг другу в перерыве – в те блаженные минуты, когда можно наскоро чем-то подкрепиться. Перекус состоял чаще всего из хлеба с фасолевым паштетом, щедро сдобренным жиром, чесноком и петрушкой, который запивали водой из фляги. Употребление вина и других алкогольных напитков в шахте строго запрещено.

– Тома! – послышался голос словно бы издалека. – Тома, помоги!

– Пьеро[5], малыш, ты только держись! Я уже иду!

Ошибки быть не могло – это Пйотр, младший брат Йоланты! Мальчик до сих пор говорил с выраженным польским акцентом. Горняки быстро переименовали его на французский манер, в Пьера, поскольку польский вариант имени выговорить было сложно.

Тома принялся на ощупь разбирать огромную гору обломков, преградившую ему путь. Деревянная обшивка, поддерживавшая потолок и стены штрека, местами обрушилась, пропустив внутрь груды земли и камней.

– Я уже иду! Я тебя вытащу! Пьер, ты там один?

– Кажется, один! Только ничего не видно… – ответил подросток.

– Мне тоже! Не знаю, куда подевалась моя лампа. Наверное, засы́пало. Но если бы я ее и нашел, зажигать нельзя: вдруг газ еще остался, может рвануть…

Тома присел на корточки и стал разгребать камни. Очень скоро пальцы одеревенели от боли.

– Поищу-ка я обушок!

Тома попытался нащупать свой инструмент и вдруг задел ногой что-то непонятное, одновременно плотное и упругое. По спине пробежал холодок. Похоже на людскую плоть. Он прекрасно помнил, что Пас-Труй, прозванный так за свою склонность к запугиванию новичков-галибо[6] страшными историями из шахтерской жизни, работал у него за спиной, причем довольно близко.

– Боже правый! – прошептал он.

Тома осторожно ощупал неподвижное тело, придавленное свалившейся сверху балкой.

– Эй, Пас-Труй! Отзовись, черт бы тебя побрал!

Тома еще раз убедился, что это действительно его товарищ, пробежавшись пальцами по выбившимся из-под каски кудрявым волосам, по животу и бокам. Потом начал трясти его, снова и снова, но Пас-Труй даже не шевельнулся. А ведь у него шестеро детей!

– Неужели и остальные – тоже? – вырвалось у Тома. – А бригадир? Он-то где?

Юноша в волнении перекрестился. Альфред Букáр, бригадир, шел в забое следом за Пас-Труем. Он был мастером своего дела, бдительным и осторожным.

– Эй, Тома! – послышался испуганный голос Пьера. – Ради Пресвятой Девы, зять, помоги мне!

– Уже иду, малыш! Иду!

Тома решил, что сейчас не время выяснять, кто из товарищей погиб. Надо позаботиться о живых. Преисполнившись решимости, он обшаривал землю вокруг себя и рядом с телом Пас-Труя, пока не наткнулся на обушок. Помогая себе инструментом, он стал еще активнее разгребать завал.