Сигурд
Быстрый меч
Алексей Пишенин
© Алексей Пишенин, 2016
© Вадим Брыксин, дизайн обложки, 2016
Редактор Ольга Мотовилова
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Звезды хорошо видны и сквозь решетку. Смотреть на них со дна ямы гораздо веселее, чем на пустое небо, даже если по нему время от времени проплывают облака. Когда-то отец учил меня по звездам определять путь корабля. Но это было давно, и звезды здесь не те. Путеводную звезду видно только, если встать во весь рост и прижаться спиной к южной стене ямы. Зато Пятиугольник1 кружится прямо над головой, и по нему легко понять, когда близится утро.
Ночью надо спать, если хочешь сохранить силы. Но сон не идет. К тому же, каким бы сильным ты ни был, удержать четырех коней, которые тянут твои руки и ноги в разные стороны, вряд ли удастся. Особенно если рядом стоят конюхи с кнутами. Так что оставшиеся две ночи можно следить за звездами. А днем уворачиваться от камней, которые время от времени кидают сверху, чтобы заставить тебя встать и дать рассмотреть получше.
Я думаю, мои сторожа неплохо зарабатывают на том, чтобы дать всем желающим посмотреть на Сигурда Грозу Саксов, прежде чем четверка коней разорвет его на части. О таком можно рассказывать детям и внукам. «Ростом он был с медведя, а ручищи – толстые, как стволы деревьев»! Хотелось бы и мне, чтобы все было так. Тогда бы я наверняка смог дотянуться до решетки, которой накрыта моя яма, повиснуть на ней, упереться ногами в стену и сдвинуть ee в сторону. Видно, кому-то из сторожей такая мысль не давала покоя, поэтому меня и посадили на цепь. А, может, так приказал сам тан2 Годред. Что ж, в предусмотрительности ему не откажешь.
А еще в набожности… Почему нельзя казнить пленника в день рождения Белого Христа? Разве Белый бог не порадовался бы смерти того, кто убил стольких его почитателей? По мне, это было бы ему отличным подарком на праздник. Но как бы там ни было, мне подарили еще один день и еще одну ночь в яме. Годред так и сказал, что я должен быть благодарен Белому Христу за эту милость. Еще один день и еще одна ночь ожидания смерти. Годред знает, как надо мстить.
Еще один день и еще одна ночь, чтобы думать о том, какой же я глупец! Как просто я попался в ловушку! Похоже, мои враги знают меня лучше, чем я себя сам. Ну, насколько надо поглупеть, чтобы не заметить, будто меня, как волка, обкладывают загонщики! Как надо ослепнуть, чтобы не догадаться о приближающейся западне! А я, видя опасности, только смеялся, чтобы показать, что не принимаю их всерьез.
А чего стоил суд тана Годреда? Это была простая месть, которую седобородый тан выдал за освященное веками правосудие. С другой стороны, ему и впрямь было, за что отплатить мне. Только четвертование – это все же слишком даже для мстительного старика. Но я смеялся ему в лицо, выслушивая приговор – ведь я хёвдинг3 и сын хёвдинга, и мне пристало идти на смерть с улыбкой. Возможно, когда-нибудь, кто-то из наших скальдов4 услышит о моей участи, сложит песню, и мое имя прославится. Я вспоминал о ярле Рагнаре, которого восточные англы умертвили в яме с гадюками. Плач о нем облетел весь Север, и немало воинов пришло под стяг с вороном, что подняли сыновья Рагнара, поклявшись отомстить.
Годреду мой смех не понравился. И приговор, что он мне вынес, мало кто назвал бы справедливым.
Я знаю, что заслуживаю смерти, как всякий викинг, от которого в походе отвернулась удача. Но даже Годред не смог найти свидетелей того, что я убивал безоружных или священников. Поэтому смерть моя должна быть быстрой и чистой. Сам бы я выбрал удар меча. Но согласился бы и на топор. Однако я видел, что Годреду это не кажется слишком зрелищным. Вырезать мне на спине кровавого орла – вот, что выбрал бы он, если бы за его спиной не стояли священники, нашептывающие, что христиане не должны уподобляться разбойникам, приходящим из-за моря. Что ж, и за это стоит поблагодарить Белого Христа. Теперь я умру быстро. Мучительно, но быстро. А Годред сможет показать саксам, как он мстит за их страдания. Как будто смерть одного воина защитит их от новых набегов!
А ведь было время, когда я готов был поселиться среди саксов и мирно сеять хлеб на этих тучных полях. Но только это было давно. Так давно, что если начать рассказывать, то можно проговорить день и ночь. Ровно столько, сколько мне осталось жить. Но лучше вспоминать, чем думать о четверке коней, рвущихся в стороны. Когда же все началось? Неужели прошло уже три года?
Осенний ветер трепал мой плащ, но солнце припекало еще совсем по-летнему. На небе не было ни облачка, и морская пена светилась серебром. Мы ехали вдоль берега, и то была шестнадцатая осень моей жизни.
Нас было трое: я, Асгрим Законник, мой одногодок, и Токе, который был на два года старше нас, и поэтому считался нашим вождем. Токе был бы нашим вождем, даже если бы был младше, ведь он был сыном ярла5 Паллига, правителя всего острова Фюн, и в его в жилах текла королевская кровь. А мы с Асгримом – были сыновьями простых бондов6. Ярл Паллиг приходился внуком старому конунгу7 Горму, племянником конунгу Харальду Синезубому, тому, что объединил всю Данию, и двоюродным братом конунгу Свейну, прозванному Вилобородым за длинную бороду, что перед боем он заплетал в две косицы.
Асгрим, прозванный Законником за унаследованную от отца, жреца и законоговорителя8 на нашем острове, привычку рассуждать с умным видом, приходился Токе двоюродным братом, но по материнской линии. Поэтому королевской крови в нем не было. А значит, он был таким же свободным бондом, как и я. И нам полагалось во всем повиноваться Токе. И тот, важничая, ехал впереди нас, показывая дорогу. Это было бы не так смешно, если бы мы ехали куда-либо еще, но наш путь лежал в усадьбу моего отца, и я знал все повороты берега наизусть еще с той поры, когда отец впервые отвез меня в усадьбу ярла Паллига.
Тогда я думал, что это будет очень почетно жить в усадьбе у ярла. Но Токе быстро объяснил мне, что никакого почета здесь нет, ведь я не буду фостри – приемным сыном ярла. Да это и невозможно, потому что приемный отец не может быть выше по положению, чем отец настоящий. А буду я просто заложником на случай, если мой отец откажется платить дань ярлу, как он уже не раз делал. И место мое за столом будет между самым младшим дружинником и ценным домашним рабом.
Конечно, все было не так плохо. Ярл Паллиг хотел, чтобы мы с Токе подружились, потому что даже ярл не может править без поддержки свободных бондов. А мой отец был самым зажиточным бондом на всем восточном побережье острова Фюн. Да только Токе не хотел дружить – он хотел повелевать, даже когда ему было только пятнадцать. И вместо золота, которое по обычаю вождь раздает своим людям, Токе раздавал нам подзатыльники, ведь он был сильнее и старше любого нас. Всего нас было четверо: я и еще трое таких же заложников, а пятым в команде Токе был Асгрим Законник. И так продолжалось бы и по сей день, если бы мы не объединились с Асгримом и не накинулись на сына ярла за дровяным сараем. С тех пор он держал свои руки при себе, но по-прежнему ожидал, что мы будем ему подчиняться.
Теперь Токе вез меня домой, потому что мой отец ходил в поход с ярлом Паллигом и конунгом Свейном, и они убедились в его верности. На прощанье ярл подарил мне меч и сказал, что Токе с Асгримом проводят меня. Увидев меч, я так обрадовался, что даже путешествие вместе с Токе не показалось мне совсем ужасным. Я долго разглядывал разводы на лезвии и узоры на крестовине и яблоке и пробовал сбривать волоски на своей левой руке, чтобы оценить остроту лезвия. Мечу я дал имя: Драконий Клык. И теперь, ощущая его тяжесть у себя за спиной, я чувствовал себя могучим воином.
– Долго нам еще ехать? – спросил Асгрим, обращаясь ко мне. – Я уже хотел бы чего-нибудь съесть.
– Маленький Асгрим проголодался? – Токе обернулся к нам. – Время приложиться к мамочкиной груди?
– Вот к чьей бы груди я охотно приложился, – тут же ответил Асгрим, – так это к груди твоей мачехи. И никто бы меня от нее не оторвал. – Асгрим подмигнул мне.
Сначала лицо Токе стало гневным, но затем он рассмеялся:
– Что же, попробуй, и отец скормит тебя собакам. Простому бонду, такому, как ты, даже мечтать о дочери конунга не стоит… Если он хочет жить.
Конечно, они говорили о Гунхильд, молодой жене ярла Паллига, дочери Харальда Синезубого и сестре конунга Свейна. Свадьба состоялась весной, перед тем как ярл отправился в поход в земли англов и саксов. Гунхильд было столько же лет, сколько и нам с Асгримом, и она была красива, а Паллиг был старше ее лет на тридцать и казался нам стариком. Мы радовались, когда она проходила мимо, и всегда пытались завязать с ней разговор. Но Токе, мне казалось, ее ненавидел, считая недостойной занять место его умершей недавно матери.
