Алексей Соловьев
Обет мести. Ратник Михаила Святого
Раскрывая первые страницы этой книги, не нужно стремиться увидеть в предлагаемом материале лишь исторический роман. Это было задумано, как авантюрно-приключенческое произведение с элементами детектива и с сюжетом, который можно наложить на любой период истории человеческого сообщества, в том числе и на наши непростые дни (что, кстати, и было сделано автором в романе «По Колымскому счету», изд. ЭКСМО, Москва, 2004).
Автор просит прощения у истинных ценителей исторической прозы за некоторое осовременивание языка повествования и самих героев романа. Сделано это было сознательно, чтобы не возводить лингвистических преград перед неподготовленным читателем. Чтобы они смогли увидеть, что страсти способны кипеть не только на страницах современных боевиков. Чтобы они ощутили гордость за тех, кто жил на этих землях семь веков тому назад.
И если справедлива теория реинкарнации, и вам, живущему в двадцать первом веке от Рождества Христова, будут близки и понятны чувства Ивана, сына Фёдорова, то, возможно, и вы, уважаемый читатель, в одной из своих прошлых земных жизней были очевидцем тех трудных времен, когда татарский сапог стоял на горле страны и гордый русич отвечал честью на подлость и ударом на удар…
Солнце с трудом пробивалось сквозь густой полог векового хвойного леса. Разлапистые ели чередовались с желтоствольными соснами, редкими белыми вкраплениями светились стволы неохватных берез, сумевших выжить среди менее прихотливых соседей. У корней победно властвовали то мох, пышным зеленым одеялом укрывший землю, то густоветвистый черничник, дружно разбегавшийся в разные стороны. Круглые ягоды его уже налились фиолетовой спелостью, и усыпанные, пригнутые к земле веточки с нетерпением ждали, когда освободит их от сладкой радости острый клюв тетерева или торопливые пальцы человека.
Под зеленым пологом неспешно шли двое, изредка поглядывая на успевшие затечь смолой затеси на деревьях и негромко переговариваясь меж собой. Один нес за плечами кожаный мешок на лямках из толстой льняной веревки, другой – лук и простой колчан с десятком стрел.
– Если с погодой не подгадит, хорошую взятку должны пчелы сделать, – довольно произнес один. – Знатно нынче все цветет. Верно, Иван?
– Верно, верно! Огрузимся медом. Если только еще и лохматый про борти наши забудет. Слышь, Андрюха! Надо на пали завернуть, бают, выходил Потапыч на овсы там. Кабы не нашкодничал. Коли хоть одну борть нарушит, потом не отстанет. Караулить его придется.
Они вышли на небольшую поляну. Яркий полуденный луч упал на лица. И словно в замешательстве солнце тотчас скрылось за набежавшее облако. А ведь было от чего!
Только по одежде и можно было отличить молодых парней друг от друга. Оба рослые, оба плечистые, оба русоволосые. И оба с одинаковыми чертами лица, словно два оттиска одной и той же печати, поставленные матушкой Природой. Нечастое чудо развития, имя которому – близнецы.
С шумным хлопаньем крыльев под раскидистым кустом взорвался и взлетел глухарь. Протаранив мелкий ельник, уселся на высоком дереве. И лишь после этого начал удивленно крутить головой, пытаясь понять причину собственной тревоги.
– Иван, дай! – горячо зашептал загоревшийся от охотничьего азарта Андрей, жадно протягивая руку и не сводя с черной птицы глаз. – Дай, а то уйдет!!
Иван медленно стянул с плеча татарский лук, сделанный из рогов дикого козла, вынул из колчана стрелу и протянул брату. Так же шепотом посоветовал:
– До березы скради и бей! Ближе не пустит, шуганый.
Андрей крадучись сделал три десятка шагов, встал за белым стволом на колено, натянул тетиву, прицелился. Белое оперение сверкнуло в лучах вновь показавшегося светила, чтобы пройти в считаных вершках от головы птицы. Возмущенный глухарь камнем низвергся вниз, поймал крыльями упругий воздух и резко спланировал меж замшелых стволов елей, чтобы на этот раз скрыться из виду насовсем.
– Эх ты, тюха-матюха! – беззлобно хлопнул по затылку брата Иван. – Стрелу лишь загубил, найдем ли теперь? Два десятка сажень всего было-то!
– Лук у тебя тугой, – смущенно попытался оправдаться Андрей. – Не привыкну к нему никак. Мой послабже будет.
– Не в луке дело! Учил я тебя, учил, а толку до сих пор нет. Бей как татары, понял? Не тетиву к себе тяни, оставляй ее у подбородка, а левую выбрасывай вперед. Сильней бьет так-то! Смотри!
Он вынул оружие из слегка запотевшей ладони Андрея, осмотрелся. Выбрал мишень, вложил стрелу, чуть прищурился. Вскинул лук, прицелился. Звон тетивы, резкое движение правой руки назад, к колчану. Еще выстрел, еще… Первая стрела продолжала дрожать в стволе, когда сошла с руки третья. В сорока саженях на вековой сосне расцвел белый цветок.
– Учись, братик! Это тебе не Любаньку тайком тискать. Иди, пройдись, может, и свою найдешь, а я пока эти вырежу.
Стрелковые забавы обошлись без потерь, Андрей вернулся с пропажей. Не поднимая глаз, пробурчал:
– Конечно! С таким луком можно! Взял бы тогда батя меня с собой вместо тебя московлян под князем нашим воевати, я б тогда, может, тоже такой на брани подобрал. А то и бронью разжился.
– Дурак ты, Андрюха! Оттого меня взяли, что я с секирой и рогатиной получше тебя управляюсь, вместо девок с ними балуюсь. На рати ведь это главное! Это во-первых. А во-вторых, надо ж было хоть пяток мужиков в деревне оставлять, верно? Не ровен час новгородские боярчата опять бы шкодить начали, кто б скотину за Чертово болото отогнал? Кто добро и хлеб схоронил? Бабам тут одним не управиться.
Он глянул на пунцового от недавно пережитого унижения брата и взлохматил ему волосы:
– Ладно! Зато ты пашешь лучше меня! Ратай из меня… плохонький. Лошадь люблю лишь когда под собой её чувствую. Айда на пали, глянем, кто там овса Протасовы топтал.
Посмотрев в глаза друг другу, бортники рассмеялись и вновь шагнули под сумрачный полог.
До отвоеванных у леса в результате упорного многолетнего труда полей парни добирались с час. И, едва выйдя к первому пчелиному дому, подавленно остановились. На месте некогда висевшей большой липовой колоды гудели лишь немногочисленные, потерявшие своё пристанище пчелы. Сама же разломанная борть валялась на земле. Вокруг явственно читались следы крупного зверя. Словно босой мужик с неостриженными от рождения ногтями потанцевал вокруг старательно вылизанных обломков.
– Да-а-а! – протянул Иван. – Добрался-таки! Теперь, пока секирой по башке не окоротим, не даст он нам спокойной жизни. Пошли, проверим дальше.
Остальные борти висели нетронутыми. Близнецы вышли на поле. Наливающийся овес был то тут, то там примят все теми же лапами. Местами виднелись копанины, шкодник добирался и до сладких корешков. Пасся медведь никак не менее трех-четырех ночей.
Найдя тропинку, по которой незваный гость выходил из чащи на овсы, Иван опустил указательный палец вниз:
– Вот тут мы с ним этой ночью и поздороваемся! Айда домой, поснедаем, возьмём рогатины, секиры. Отдохнем немного. И как солнце на верхушки сядет – сюда!
– Не вышло бы, как с батей, – тихо вымолвил Андрей. Азарт от предстоящей стычки на лице его явно не просматривался.
Иван гневно повернулся к брату.
– И что? Ты мужик или баба в штанах? А ещё ратиться собрался! Батю рогатина подвела, насадку не проверил как следует. Оттого лохмач его и подмял. Дак мы вдвоем будем, верно? Да и шкодник этот невелик, года три-четыре, не боле. Хотя и такой башку оголит, ежели растеряешься, запросто…
– Может, завтра, Ванюшка? – негромко произнёс Андрей.
– Боишься, так и скажи! – распаляясь все больше и больше, почти выкрикнул Иван. – Я и один пойду! Только как ты потом отцу в глаза посмотришь, Андрюха, а?
Андрей сорвал травинку, надкусил стебелек, впервые на поле поднял глаза на брата:
– Нет. Не боюсь я. Зря ты про это… Только тут такое дело…
Он глубоко вздохнул, словно собираясь нырнуть.
– С Любаней я еще утром договорился, брат! Как солнце сядет, она на покос наш придет. Оговорить нам надо кое-что важное. Нельзя мне её сегодня обмануть, брат!
– Знамо дело, чего в копнах по ночам обговаривают! Смотри, Андрейка, спортишь девку, тебе потом Протасий шею свернет. Не посмотрит, что батя у него в лучших друзяках ходит. Да и отец тож осерчает.
Андрей подался вперед:
– Жена она мне уже, жена!! Третью неделю уже! Невесть как и получилось-то. Словно дурману обпились, так сладко было! Я хочу её за себя перед богом взять, понял? Сегодня обговорим, как отцам в ноги падать будем, чтоб грех наш благословили. Не приду, что подумает? Что обманул я ее, верно? И перед тобой стыдно, и перед ней совестно будет. Давай завтра, брат? Не обожрет же эта тварь все поле и борти остатние?! А?
Иван без усмешки смотрел на Андрея. Его самого за два десятка лет еще ни разу не окатывало волной настоящей любовной страсти. Может быть, потому, что пошел весь в отца, ценил лес, охоту, ратную выучку больше, чем крестьянское дело, посиделки у костра, перегляд озорных девичьих глаз. Брата же он любил настоящей мужской любовью, когда за други своя хоть кровь из носа, хоть зубы на траву! Симпатична ему была и Андреева девчушка, жившая в трех избах от их, федоровской.
