Рыцарь золотого веера - Алан Савадж

Из всех приключенческих историй, дошедших до нас из эпохи королевы Елизаветы I, история Уилла Адамса, пожалуй, самая экзотическая и невероятная. Но всё это действительно происходило — этот моряк из Кента, отправившийся штурманом с экспедицией из пяти маленьких торговых судов в почти двухлетнее путешествие к сказочным островам специй — Яве и Суматре, стал не только первым англичанином, попавшим в Японию (скорее мёртвым, чем живым), но и пожизненным протеже и другом правящего сёгуна Иеясу.

Этот роман — драматическая реконструкция бурной, головокружительной, славной истории пребывания Уилла Адамса среди японцев, людей настолько отличных по своему мышлению, своим верованиям и традициям, что жизнь европейца постоянно оказывалась под угрозой. Сила и ум не раз спасали Уилла от многочисленных хитроумных заговоров его врагов, и в конце концов он становится самураем, одним из правителей Японии, а его отвага и разумные советы способствовали первым контактам Японии с наукой и культурой Запада. Воспроизведение Кристофером Николем жизни Японии семнадцатого века — увлекательное достижение, а описание приключений одинокого англичанина в этой стране чуждых традиций заставляет читателя не расставаться с книгой, пока не будет перевёрнута последняя страница. Вряд ли найдётся такой любитель историко-приключенческого романа, чья кровь не ускорит свой бег и чьё сердце останется равнодушным при знакомстве с историей жизни одного из величайших искателей приключений того века — века, который по праву можно назвать веком приключений. В то время как Дрейк и Хокинс создавали собственные легенды о море, Уилл Адамс донёс величие елизаветинской Англии на другой конец мира и нашёл там цивилизацию, во многих отношениях более привлекательную, чем его собственная.

Сад Ричарда Хайна простирался от задней стены дома до самой Темзы. Особой элегантностью он не поражал — не было тут ни таинственного лабиринта, ни потаённых лужаек. Но он был очарователен тихим июньским вечером: бесконечные клумбы роз самых разных цветов — красных и белых, розовых и жёлтых, прерываемые то тут, то там аккуратно подстриженными газонами, сбегали к живой изгороди, росшей на самом берегу великой реки. Всего лишь год назад эти немноголюдные берега пестрели парусами самых разных форм и размеров — из каждой гавани, из каждой протоки от Виндзора до Мидуэя отправлялись в путь моряки Англии, чтобы сразиться с испанской Армадой.

По правую руку от розовых клумб раскинулся фруктовый сад, излюбленное место жаворонков и соловьёв. Сегодня их не было — слишком долго и шумно суетилась в этот день челядь Ричарда Хайна. Теперь сад был снова пуст, но аккуратные дорожки были безжалостно взрыхлены множеством ног и усеяны мусором, обычно остающимся после большого праздника: обглоданными куриными косточками, кожурой яблок, осколками винных бутылок. Завтра здесь будет генеральная уборка, этим же вечером празднество только приближалось к разгару.

Зимняя гостиная была полна народу. Комната эта была невелика — она предназначалась лишь для одной семьи, удобно устроившейся у огромного камина длинным январским вечером. В такие вечера в очаге весело плясали языки пламени, и девочки жарили в нём каштаны, насаженные на длинные железные вилки. Сегодня же здесь было ужасно шумно и душно: развевались юбки, то и дело задевая ноги мужчин, и немало тугих, сдавливающих горло воротников было расстёгнуто сегодня. Длинный стол сдвинули к стене. Он напоминал поле битвы: огромные половины туш были съедены подчистую — от них оставались лишь белые кости, дюжина цыплят превратилась в жалкие объедки, пятна соуса заливали скатерть, и разлитый эль капал, словно кровь, на пол. Перед столом столпились приглашённые на свадьбу гости — калейдоскоп голубых и зелёных, белых и розовых туалетов и раскрасневшихся лиц. Немногие носили драгоценности, а оружия не было совсем — Хайн и его знакомые были торговцами, а не знатными феодалами. И всё же они могли отдать должное этой свадьбе и повеселиться от души не хуже здоровенных гуляк королевского двора, не хуже заносчивых служак, считавших долгом своей жизни поддержание мирных отношений в Европе.

Гул голосов стих — это Николас Диггинс решил произнести тост и направился к молодым, сопровождаемый Хайнами и викарием церкви Святого Дункана. Старый мастер надел к свадьбе свой лучший камзол ярко-красного сукна и поэтому чувствовал себя не в своей тарелке. Он бы с удовольствием очутился сейчас у себя на верфи. Это был высокий человек с тонкими чертами лица и слегка сутулыми плечами, как будто груз лет, проведённых на плотницкой скамье, пригнул их книзу. Он отхлебнул пива из кружки и шумно вздохнул. Ричард Хайн, маленький и суетливый, хлопнул в ладоши, призывая гостей к тишине.

— Не мастер я по части речей, — начал мастер Диггинс, — но я воспользуюсь столь благоприятной возможностью, чтобы сказать пару слов об Уилле Адамсе. Здесь нет его отца, моего старого друга Джона Адамса, и я считаю своим долгом рассказать вам о его семье. Я помню Уилла и его брата с пелёнок. Когда Джон и его жена умерли во время чумы, я посчитал своей обязанностью стать ребятам вторым отцом. И постепенно я полюбил их всей душой, и они стали доставлять мне больше радости, чем моя работа. Я знаю, Том, присутствующий здесь, простит меня за то, что я буду говорить в основном о его брате. Друзья, Уилл — человек не простой, я бы сказал, богатый. Я имею в виду не деньги — они растекаются так же быстро, как и приобретаются, оставляя несчастливца ещё беднее, чем он был раньше. Богатство Уилла, друзья, в нём самом. Посмотрите на него — вот он возвышается над всеми нами, добрых два ярда ростом от головы до пяток. Пощупайте его мускулы… Дамы, впрочем, пусть выберут более подходящий момент.

Раздался взрыв хохота, а Уилл Адамс покраснел. Двадцати четырёх лет, он и вправду был высокого роста и могучего телосложения, его приёмный отец не преувеличивал. Годы работы на верфи пошли на пользу его и без того широким плечам. Он был одет в лиловые штаны в малиновых полосах и коричневый плащ. На лице у него красовалась модная бородка, хотя и не заострённая, как обычно, а окладистая и коротко подстриженная. Как и волосы, она была чёрного цвета. Усы обрамляли широкий рот и кустились под крупным прямым носом. Из-под таких