С этими словами майор выдвинул один из ящиков своего стола и положил перед Борисом вороненый ствол, стандартное оружие унтер-офицерского и офицерского корпуса американской армии – «Кольт М 1911А1».
– Так вот, я скажу тебе, сын мой, – это прозвучало без нажима и как-то мягко легло на слух сидевшего напротив него молодого человека. – Ты можешь испытать непреодолимое желание использовать этот пистолет в подходящей ситуации, но, если это не будет вызвано прямой угрозой жизни, тебя, скорее всего, арестуют. К тому же я вижу, что ты не тот человек, который будет удовлетворен подобной акцией. Ну и, наконец, твоя помощь в выявлении тех мерзавцев, которых тебе хотелось бы пристрелить в каком-нибудь укромном месте, в ходе нашей совместной работы даст реальный эффект в достижении твоей цели наказать их, но по закону. В тюрьме у тебя такой возможности не будет.
Всю эту нравоучительную тираду Алан выдал на одном дыхании. Посчитав, что этого его выступления на первый раз достаточно, он обратил внимание на стоящую перед ним тарелку и с аппетитом съел сандвич, запивая его уже остывшим чаем.
Борис за все это время не проронил ни слова. Он понимал, что майор был искренним, что он был прав, и Борис был ему за это благодарен. Он взял в руки «кольт», провел пальцами по его коричневой пластиковой накладке на ручке и вдруг, неожиданно для себя, видимо, в знак этой благодарности, рассказал о том парабеллуме, что лежал в вентиляционном люке нежилого дома. Стюарт отнесся к этому спокойно и просто посоветовал принести этот пистолет в оружейную комнату и сдать, как находку.
Около шести месяцев Залесский переводил показания разнокалиберного контингента обвиняемых, подозреваемых и свидетелей. Он выработал в себе при допросах необходимую степень отстраненности от личностей конкретных людей, для беспристрастной оценки их действий. К этим очень часто безошибочным оценкам офицеры, участвовавшие в допросах, со временем стали относиться со все возрастающим вниманием.
Однажды, в конце рабочего дня, Алан Стюарт, наслушавшись показаний нескольких свидетелей по одному из затянувшихся дел, сказал Борису:
– Видишь, непосредственно преступников не так уж много, зато полно идиотов. Ужасно, что так легко оказывается манипулировать сознанием людей. Ты видел в документальных съемках этого Адольфа? Настоящий говнюк, параноик, урод! А бабы от восторга в обморок падали, когда он своим визгом вводил их в исступление. Это все – пропаганда! И кто у них был главным в этом деле? Тоже урод, карлик, это ничтожество – Геббельс.
Как он сумел добиться такой промывки мозгов? Наглой и подлой пропагандой. Впрочем, такое возможно в любой стране, где к власти приходит один человек или клан, для которых судьбы людей ничего не значат.
Алан не мог успокоиться после того, как совсем мальчишки, 14-15-летние пацаны, глядя на него исподлобья, отказались отвечать на вопросы и идти на какое-либо сотрудничество в ходе допроса их старшего товарища – партийного функционера, которому были предъявлены серьезные обвинения.
Все это время в городе проводились восстановительные работы невиданного размаха. Харизматическая личность, Томас Виммер, бургомистр Мюнхена, организовал знаменитые акции по расчистке руин. Они вошли в историю под названием «Рама Дама».
Поток «клиентов» майора Стюарта к этому времени значительно уменьшился, и Борису предложили работу переводчиком для американских подрядчиков, которые приняли активное участие в восстановлении города. Алан Стюарт порекомендовал Залесского своему другу и дальнему родственнику, бизнесмену Клиффу Грину. У того не было времени на длинные разговоры и кадров, способных в непростых условиях первых послевоенных лет решать задачи, выходящие за рамки обыденности, не хватало. Так что он пригласил Бориса к себе и сказал:
– Молодой человек, вас мне рекомендовал близкий и глубокоуважаемый мною человек. Он уверен, что вы способны к организационной работе в условиях, когда надо будет принимать самостоятельные решения в очень непростой обстановке. С кругом задач, с профилем нашей деятельности вас познакомят мои специалисты. Но они пробудут тут только то время, которое необходимо для запуска нашей деятельности в Германии. Основное место их работы в Нью-Йорке. Мы договоримся так: если через месяц я не повышу вам жалованье, то вы можете считать себя уволенным.
Борис усмехнулся. «Самостоятельные решения в непростой обстановке». Знал бы этот господин, что такое непростая обстановка!
Через месяц мистер Грин повысил оклад Залесскому в три раза. Он понял, что знание языков – всего лишь один из многочисленных плюсов этого молодого человека.
В конце сорок шестого года компания Грина решила открыть в Германии оптовую торговлю товарами первой необходимости, в ассортимент которых входили хозяйственные товары, средства личной гигиены и товары для детей. Борису предложили стать одним из соучредителей этого бизнес-проекта. К складам компании в Мюнхене со всей Германии потянулись владельцы открывающихся маленьких магазинчиков, ларьков и рыночных павильонов. Темпы роста оборотов предприятия превзошли все ожидания. В результате, в банке «Bank of America» у Бориса Залесского впервые в его жизни появился личный счет.
Целыми днями он был занят в круговерти встреч, заключения договоров, оформления заказов, составления отчетов учредителям, а потом и Совету директоров компании, стремительно превращающейся в холдинг многопланового крупного бизнеса.
Но были и вечера, в которые он оставался один, когда все, чем он занимался, отстранялось от него, вывешивая между ним и действительностью тонкую неуловимую завесу, сквозь которую все, что он с такой энергией в горячке бесконечного потока принятия решений совершал, оказывалось чужим, не задевающим его глубинной сущности.
Он сидел у стола, в своей небольшой однокомнатной квартире, предоставленной ему компанией, покачивая в руке стакан с ирландским виски, пытаясь уловить тонкости своих душевных порывов. Дело, которым он занимался, не было его делом. Это ощущение приходило в такие вечера непреложным убеждением. Но как изменить эту реальность? Где то, что поможет ему выбраться из тумана неопределенности?
Он не знал. Его прошлое, его семья стояли рядом безмолвно, не давая ответа на кружившиеся вокруг вопросы.
И – Байба! Она танцевала в голубом трико в невесомости его любви, его нескончаемой тоски.
В ту последнюю беседу с Аланом Стюартом он на вопрос о своих пожеланиях попросил лишь об одном – узнать о судьбе Байбы Броки.
Через некоторое время Алан сообщил ему, что она и вся ее семья были высланы из Латвии вместе со многими тысячами ее соплеменников в отдаленные районы Сибири, как коллаборационисты. Ее отцу припомнили работу в период немецкой оккупации в муниципалитете Риги.
Следы их затерялись в сложной бюрократической системе государственных структур, и никаких иных сведений ведомство майора Стюарта предоставить не смогло.
На Новый год Франсуа прислал открытку с поздравлениями. На открытке были изображены елочные шары, зажженные свечи и снежинки. Все это– на фоне парижской улицы с красными и зелеными маркизами над входами в кафе, деревьями вдоль тротуара в иллюминации и разноцветной толпой прохожих.
Он рассматривал её, сидя у стойки в баре, на нижнем этаже офисного здания компании. К нему подсела Моника Забейда, девушка из отдела маркетинга.
Она заглянула через его плечо, и, качнув перекинутой через коленку ножкой, понимающе усмехнулась
– Твои друзья?
Борис промолчал, лишь утвердительно кивнул.
Моника попросила показать ей открытку поближе. Некоторое время она пристально рассматривала эту новогоднюю сказку, а затем, прищурившись, стряхнула пепел с сигареты и низким голосом произнесла:
– Париж затягивает, это – сладкое болото, и это – лучшее место, где мне удалось в жизни побывать!
У них был короткий роман. Моника была старше него почти на десять лет. Красивая, умная, независимая, американка, она испытывала постоянный переизбыток мужского внимания в преобладающем мужском окружении, но приучила поклонников к тому, что сама решает, кого к себе приблизить, и тем создала между собой и ими зону собственной безопасности.
Борис вызвал её интерес своей отстранённостью от действительности. Он отличался от её соплеменников какой-то непонятной несогласованностью его активной деятельности, неожиданной в таком юном возрасте цепкостью в решении задач, и холодностью в общении. На вечеринках, которые в конце каждой недели устраивали сотрудники компании, он если и присутствовал, то недолго, никогда до конца. Выпивал пару кружек пива, иногда виски, мог перекинуться парой фраз с коллегами и уходил к себе, вежливо пожелав всем доброй ночи. Её напору не сопротивлялся, ответил на ласки страстно, вёл себя так, будто вернулся к забытому, но хорошо знакомому, доставлявшему ему настоящее удовольствие, делу. Через некоторое время она почувствовала в его поведении охлаждение и сама перевела отношения в русло: она – все понимающая мамочка, он – её подопечный сынок. «Есть желание – я к твоим услугам, нет – просто поговорим».
