Немцы также задумали эксперимент. В поселке Осинторф под Оршей стали создавать Русскую народную национальную армию (РННА) [147]. Она достигла 7 тыс. человек. Желающих было гораздо больше, но немцы поставили ограничения. Полковник ВВС В.И. Мальцев, успевший в 1938 г. побывать в тюрьме, был начальником санатория ВВС в Крыму. Он преднамеренно не эвакуировался и перешел к немцам, стал бургомистром Ялты, сформировал шесть добровольческих отрядов, а потом пошел служить в люфтваффе и организовал боевую эскадрилью.
Русских изменников принимали и в части вермахта. Особенно после того, как понесли заметные потери и возникла потребность восполнить их. Таких перебежчиков называли «хиви» («хильфсвиллиге» — «добровольные помощники»). Сперва их использовали на тыловых должностях — обозными, подносчиками боеприпасов, санитарами. Потом доверяли оружие. Порой их насчитывалось до 10–12 на германскую роту. А части, целиком составленные из советских граждан, назывались «Остгруппен». Они носили немецкую форму, к ним назначали немецких офицеров. Пост командующего «Остгруппен» занял генерал Гельмих. Но он занимался не оперативным командованием, а вопросами учета и формирования. Такие части не превышали батальона, и вместе их не сводили. Преднамеренно распыляли по разным германским соединениям.
Формировались грузинские, армянские, северокавказские, калмыцкие батальоны, туркестанский легион. Крымские татары не забыли, как их земли отбирали для еврейских переселенцев, как расстреливали их руководителей, выступавших против еврейской автономии в Крыму, — и как раз по этой причине активно поддержали гитлеровцев. Численность крымско-татарских вооруженных частей достигла 20 тыс. человек. Прибалтов немцы выделяли, доверяли им больше, чем русским. Развернулась вербовка в эстонские, латвийские, литовские части вермахта, потом их взяли под эгиду СС. Ну а молдаван Румыния вообще числила своими гражданами — в составе СССР они прожили лишь год. После захвата Молдавии здешних мужчин без долгих разговоров призвали в армию на общих основаниях. Если кто-то не попал под советскую мобилизацию или уклонился от нее, сразу попал под румынскую и был отправлен воевать за кондукэтора Антонеску и короля Михая.
Надеждами на крушение Советского Союза возбудилась определенная часть белогвардейской эмиграции. Генерал Петр Николаевич Краснов, талантливый литератор, но безграмотный и беспринципный политик, строил прогнозы, что события пойдут по двоякому пути. Либо в СССР под влиянием поражений начнется восстание против коммунистов и образуется «правительство типа Петэна — Лаваля», вступит с немцами в переговоры о мире, либо нацисты оккупируют значительную часть страны, а на оставшейся части возникнет правительство, которое вынуждено будет подчиниться Германии. Краснов представил руководству рейха подробный доклад об истории казачества, вызвался быть консультантом в данной области, поднять казачье восстание. Его поддержали «атаманы в изгнании», донской — Абрамов, кубанский — Науменко, терский — Вдовенко и астраханский — Ляхов. Осенью 1941 г. они обратились к немецкому командованию и МИДу, приветствуя «приближающиеся к границам казачьих земель победоносные германские войска».
Впрочем, немцы первое время откровенно игнорировали эмигрантов. Отмахивались, как от навязчивых попрошаек. Из белогвардейских организаций в армию взяли лишь 52 человека — в качестве переводчиков. Но затягивание войны и растущие потери все-таки подтолкнули командование вермахта обратить внимание на русских изгнанников. В Югославии и Болгарии объявили призыв добровольцев в «Охранный корпус». Его возглавил бывший белый офицер Б.А. Штейфон — он успел получить гражданство Германии и служил в рядах вермахта. Широко рекламировалось, что корпус будет основой для грядущей освободительной армии, в его составе создавались казачьи сотни для отправки на Дон и Кубань. К организации подключились генералы Абрамов и Шкуро. Лихой белый партизан Шкуро горел желанием самолично схлестнуться с большевиками. Говорил: «Мне бы только на Кавказ приехать, там меня каждый знает. Как приеду, сразу весь Кавказ подниму против большевиков».
Не тут-то было! Краснова и Шкуро немцы использовали только как рекламные фигуры, им даже не позволили съездить на родину. Не пустили туда и казачьи сотни. Вместо России «Охранный корпус» направили в Югославию бороться с партизанами, стеречь пути сообщения, предприятия, шахты — чтобы высвободить для фронта германские части. Но большинство эмигрантов были настроены патриотически, не желали сотрудничать с оккупантами. «Охранный корпус» недотянул даже до бригады, насчитывал всего 2 тыс. человек.
Среди казаков мутили воду и внутри СССР. Командир 436-го полка майор Иван Кононов, перешедший на сторону немцев, принялся зазывать пленных в свою «казачью» часть Kosaken Abteilung 102, позже она была преобразована в «5-й Донской полк». Хотя современники свидетельствовали, что часть Кононова «преимущественно состоит из народностей Кавказа». По лагерям пленных для вербовки добровольцев начали возить и популярных казачьих лидеров. Тот же Шкуро отчаянно кидал лозунг — «Хоть с чертом против большевиков!» И добровольцы были. Кто-то и впрямь загорался идеей освобождать Россию. В лагере военнопленных для командного состава под Тильзитом распространялось воззвание, что надо превратить Отечественную войну в гражданскую. А кто-то видел возможность сберечь шкуру, вовремя пристроиться на стороне победителей.
Всего через службу в составе вермахта и СС прошло 800 тыс. советских граждан! Воевали на стороне неприятеля — а если не воевали, то несли тыловую службу, тем самым обеспечивали и поддерживали неприятеля. Но и это не все! Кроме армейских частей оккупанты набирали из местного населения подразделения полиции. Желающих нашлось очень много. Никаких проблем со штатной численностью полиции не возникало. Она подчинялась германской администрации, комендантам и органам гестапо, привлекалась и для охраны тыловых объектов, и для борьбы с враждебными элементами, и для карательных акций, и для сбора продовольствия, фуража. Германских солдат на такие задачи можно было не отвлекать.
Между прочим, неприятельский тыл в 1941 г. был относительно спокойным. Партизанское движение заполыхало только в Югославии. В Советском Союзе его еще не было. С июля было принято решение создавать перед отступлением подпольные обкомы и райкомы, готовить структуры будущих отрядов. Но такие группы, оставленные за линией фронта, до поры до времени не получали массовой поддержки. Они погибали или прятались по чащобам от немцев и полицаев.
Но и в советском тылу обстановка оставляла желать много лучшего. Шайки дезертиров пополняли преступный мир, укрывались по лесам и деревенькам. Множились грабежи, воровство, расцветала спекуляция. А самые буйные жители Кавказа сочли, что русские уже разгромлены и с советской властью можно не считаться. Чеченцы и ингуши принялись разбойничать. Нападали на колхозы, угоняли скот. Убивали милиционеров, работников военкоматов. Взбунтовались карачаевцы, вырезали госпитали в Нальчике.
Даже в Красной армии настроения оставались шаткими и ненадежными. Как уже отмечалось, под Севастополем пятеро моряков ценой своих жизней сорвали вражескую атаку. Всего пятеро! Но десять тысяч бойцов при отступлении от Перекопа подняли руки вверх. Они не были ранены, не лежали в бессознательном состоянии, не были окружены. Дорога назад была свободна, но не пошли. Решили, что хватит — устали, навоевались. Ждали и искали немцев, кому бы сдаться… А когда знаменитую 316-ю Панфиловскую дивизию доставили на фронт, защищать Москву, во всех трех ее полках отмечались весьма нездоровые высказывания: «Надо бросать воевать», «Сейчас 50 % колхозников настроены против Советской власти…» Во всех полках докладывали о перебежчиках.
Но и нацистское руководство знало — СССР рушится. Заигрывать с побежденными, привлекать кого-то из них в «союзники» Гитлер не видел смысла. Зачем? Распоряжаться в новых обширных колониях должны были только немцы. Украинские, литовские, латышские попытки организовывать свои «правительства» сразу были пресечены. На инициаторов цыкнули и указали, что они многовато о себе возомнили. А тем, кто считал немцев избавителями от коммунизма, быстро пришлось раскаяться. Да и тем, кто полагал возможным приспособиться к любой власти…
Эта власть повсеместно начиналась с «превентивного» террора. Гитлеровцы признавали его целесообразным во всех оккупированных странах, а уж в России тем более. Улицы захваченных городов сразу оклеивались приказами с угрозой смерти за любые нарушения, от «саботажа» и нарушения комендантского часа до незарегистрированных домашних животных. В Бресте тысячи людей арестовали и согнали на стадион «Спартак». Сортировали несколько дней, держали на трибунах, на солнцепеке, без еды и воды. Некоторых расстреливали здесь же, на футбольном поле. Других увозили в тюрьмы и лагеря. Третьих сочли неопасными, распустили по домам.
