смысла, поспешим, если не хотим, чтобы квартал несчастных армян тоже обратился в руины. Бек и Мхитар спарапет так легко в крепость не войдут. Надо им помочь и открыть ворота.
Затем были отданы распоряжения кому куда идти. Войско разделилось нa три части — одной должен был руководить Автандил с тер-Аветиком, другой — мелик Парсадан, третьей — князь Баиндур.
Зеву (Гехи) была одной из множества крепостей царей Багац. Два последних невезучих властелина этого рода — братья Григор и Смбат — не имели наследников. У Григора была лишь дочь по имени Катá. Чтобы его трон не пустовал, Григор отдал дочь за юного Гасана из княжеского рода Джалалянов, владельцев Хачена, и посадил зятя на престол царей Багац.(1) Вскоре оба брата умерли, не увидев гибели своей страны. [168]
В те времена на Востоке усилились монголы. И подобно мощным ливневым потокам устремились во все стороны, У молодого Гасана Джалаляна не хватило мужества устоять перед их нашествием. Он бросил на произвол судьбы города и замки своей страны и чтобы спасти собственную шкуру, забрал семью и уехал в родовую вотчину — Хачен… Грозному царству титана Андока положил конец трусливый пигмей — Гасан. [169]
В дальнейшем Зеву, как и остальные крепости Кафана, попеременно попадала под власть то персов, то арабов, то турок. И армяне стали покидать свои земли… Их постепенно заселили магометане.
В описываемое время в Зеву насчитывалось около пяти тысяч жителей, армян было уже совсем немного.
Прослышав о походе Давида Бека на Зеву, Асламаз-Кули-хан собрал в крепости и турецкое население окрестных деревень, так что во время осады здесь было довольно много магометан.
Два обстоятельства могут придать храбрости мусульманину, заставить его воевать — жажда наживы и религиозный фанатизм. Другие идеалы ему чужды. И об одном, и о другом позаботились в осажденной крепости. Хан дал право грабить и убивать соседей армян, а главный мулла в качестве вознаграждения за это обещал им магометов рай…
Вот почему, когда Асламаз-Кули велел визирю бить в барабаны, за несколько минут перед объятым пламенем дворцом собрались все ханские воины, до того пребывавшие в совершенной растерянности и отчаянии. Они почувствовали уверенность и прилив сил, услышав ободряющий призыв хана. Когда же главный мулла устами своих чавушей сообщил повеление аллаха и его пророка, толпа впала в экстаз. Мусульмане как один человек поднялись, чтобы сражаться против неверных.
Сообщенные визирем вести хан счел слишком безнадежными и, не желая верить им, спросил у командующего армией:
— Агбар, сколько, по-твоему, воинов у Давида Бека?
— Да будет здоров мой господин, сколько может быть воинов у гяура? Самое большее несколько сот человек. Но дело не в количестве — пусть даже их будет несколько тысяч или десятки тысяч. Стоит ли пугаться мух?
Тираны привыкают к лести и если даже понимают, что им преподносят ложь, все же любят ее выслушивать. Это порок, похожий на курение опиума или алкоголизм — зная, как они вредны, люди все же продолжают предаваться нм.
— Значит, мы обязательно победим?
— Какие могут быть сомнения? — ответил военачальник Агбар с презрительной усмешкой. — Пусть только мой господин прикажет своему слуге, и он увидит, как поступит Агбар с неверными.
— Слава тебе, Агбар, — сказал хан удовлетворенно. — Я щедро вознагражу тебя за отвагу.
Визирь лишь посмеивался про себя, слушая этот разговор. А кичливый Агбар все более воодушевлял легковерного хана:
— Мой господин, от мощи твоей сабли сотрясаются горы и от края до края волнуются моря. Какой смертный посмеет не склониться перед твоим могуществом?
Вооруженная толпа на площади все росла. К ней присоединялись даже те, у кого не имелось оружия. Тогда хан приказал визирю открыть двери складов и раздать людям оружие.
— Там уже ничего нет, — ответил визирь.
— Как нет? — в ярости спросил хан.
— Наше оружие теперь в руках врага, — холодно проговорил визирь.
— Что-о?!
— Да, они выкрали его у нас.
— Ты все знаешь, визирь, только сообщаешь слишком поздно. Что это значит?
— Это значит, что неприятель — хоть Агбар и сравнивает его с мухами, — очень хитер и ловок, и мы не успеваем предугадать его ходы. Мы спохватываемся, когда дело уже сделано.
Агбар, имевший с визирем старую вражду, воспользовался случаем, чтобы свести с ним счеты:
— По-моему, визирь вполне мог бы предвидеть действия врага, если бы не закрывал на все глаза и не позволял врагу поступать как ему вздумается. В этом случае, конечно, и муха сможет кое-что сделать.
— Ты клеветник, Агбар, — сказал визирь.
— А ты изменник, визирь, — ответил Агбар.
Два видных государственных мужа — визирь и командующий войсками — принялись пререкаться. И это происходило на площади в ту минуту, когда, с одной стороны, горел замок, а с другой — все усиливалась орудийная пальба врага. Хан принял сторону Агбара и велел своим телохранителям увести визиря:
— Арестовать, а утром прямо на этой площади обезглавить его.
Радости командующего Агбара не было предела, он победил давнишнего врага.
А визирь про себя подумал: «Если только ты доживешь до утра…»
Потом Асламаз-Кули обратился к льстецу и клеветнику:
— С этой минуты, Агбар, я назначаю тебя визирем. Но ты будешь исполнять и обязанности командующего.
Агбар угодливо поклонился в пояс:
— Я предан своему господину душой и телом и буду действовать во славу его и стараться ради его величия.
Новый визирь стал наводить порядок в войсках. Если у кого было лишнее оружие, он передавал его невооруженным. Через несколько минут полки были сформированы и над ними поставлены начальники.
Барабанный бой противника утих, его сменила усилившаяся орудийная пальба. Город осыпали огнем. Хан вынужден был покинуть дворец и выйти на улицы города, то есть попасть из огня да в полымя. Видимо, он совершенно забыл, что оставляет гореть в языках пламени своих многочисленных жен и детей…
Асламаз-Кули воззвал к аллаху и его великому пророку и дал приказ войску перейти в наступление.
Невежественный во всех других вопросах, в военном деле хан был весьма искусен. Он заметил, что вражеские орудия бьют из разных мест — как изнутри крепости, так и снаружи. Поэтому он разделил свои силы на несколько частей и послал по разным направлениям. А сам с телохранителями и небольшой свитой стал следить за общим ходом военных действий.
Весь город застилал пороховой дым. Этот бедственный вечер напоминал один из торжественных вечеров чарчамбе [170] [171], когда повсюду — во дворцах и в хижинах — зажигается огонь и палят из ружей.
Чернь во главе
