— Я хочу научиться говорить по-английски, — произнесла она фразу, вспомнив уроки Изабеллы.
Миссис Вудбери была просто очарована, услышав такие слова.
— Я научу вас, мэм. Я помогу вам выучить английский.
Но мистер Вудбери оказался более здравомыслящим человеком.
— Нет, жена. Каждый сверчок знай свой шесток. Она не захочет учиться говорить так, как делаем это мы, простые люди. В магазине Хэдлея есть молодой приказчик, он чисто говорит на нашем языке и будет рад подзаработать деньжат.
На этом и порешили. Габриэль ела одна в своей комнате, а по вечерам после работы к ней приходил приказчик Оливер Бернс, отец которого был владельцем магазина, но несмотря на это, заставлял своего сына много работать. Оливер давал уроки Габриэль. Этому самоуверенному, всегда улыбающемуся, довольно дерзкому малому было всего лишь двадцать лет. Габриэль находила свои уроки забавными. Миссис Вудбери временами многозначительно вскидывала вверх брови, поглядывая на мужа, сидевшего рядом с ней на кухне у очага, когда из мансарды доносились взрывы веселого смеха. Она никак не могла понять, что общего между собой имеют учение и веселье, поскольку жизнь ее обделила и тем, и другим.
Весь день Габриэль проводила за книгами и тетрадками. Ей не дозволялось выходить за калитку сада, и она иногда, опершись об ограду, поглядывала на мощеную булыжником улицу, ведущую к реке. С этого места был хорошо виден один из старых кораблей, стоявших на приколе и превращенных в тюрьму. Может быть, именно там сейчас находился Гастон. От Оливера, который был всегда в курсе всех событий, происходящих в городе, Габриэль узнала, что все военнопленные, прибывшие с ней на корабле, действительно помещены в трюмы судов, стоящих у ближнего причала. Она попросила молодого человека разузнать, на каком именно корабле находился Гастон.
— Мне это нетрудно сделать, — похвастался он.
Я могу наладить связь с военнопленными. Они иногда помогают разгружать тяжелые тюки с товаром для нашего магазина. Как только вас выпустят под честное слово, вы можете пойти на воскресную ярмарку и встретиться там со своими земляками: военнопленным разрешено сходить по воскресеньям на берег для того, чтобы продать на ярмарке свои поделки.
Но все запросы, которые Габриэль посылала властям, оставались без ответа, ею никто не хотел заниматься. По-видимому, власти придавали слишком мало значения письмам какой-то женщины, попавшей в плен и просившей отпустить ее под честное слово. Когда миновал март, отцвели первые нарциссы и зацвела сирень, Габриэль перебралась имеете со своими учебниками английского языка в беседку, стоявшую посреди цветущего сада напротив домика Вудбери.
Местные жители, успевшие уже познакомиться с ней, здоровались с пленной француженкой, проходя мимо ограды сада, или даже останавливались у калитки, чтобы поговорить с ней. Это общение помогало Габриэль лучше освоить разговорную речь. К этому времени она уже получила сведения о том, на каком списанном судне находится Гастон, и вручила Оливеру деньги для того, чтобы он подкупил одного из тюремщиков и передал через него записку Гастону. Ответ не заставил себя ждать, на грязном клочке бумаги было написано всего лишь несколько слов.
«Со мной все в порядке, только нога доставляет мне много неприятностей. Не посылайте мне еду, ваша посылка все равно не дойдет до меня. Слишком много голодных вокруг. Встретимся на ярмарке, как только вы получите разрешение свободно передвигаться. Гастон».
Габриэль поинтересовалась у Оливера, почему заключенные голодают.
— Разве военнопленным не дают еды в достаточном количестве? — спросила она.
— Порцией, рассчитанной на одного человека, вполне можно наесться. Но заключенные придерживаются одного исписанного правила: они делят всю полученную пищу на всех, а значит, даже тот, кто провинился и посажен на хлеб и воду, тоже получает свою долю. Но больше всех голодают заядлые игроки, они спускают все — от одежды до своей пайки. Как правило, эти люди быстро погибают. Однажды зимой я видел, как они работали на холоде босиком в одних старых залатанных брюках, — произнес Оливер и увидел, как дрожь пробежала по телу Габриэль, испытывавшей жалость к своим соотечественникам.
Однажды днем в конце июня к Габриэль явился представитель властей. Когда они прошли в гостиную, чиновник сообщил ей новость, которую она давно уже с нетерпением ждала.
— Вас решено выпустить под честное слово, миссис Вальмон, — сказал он.
— Ну наконец-то! — вздохнула Габриэль с облегчением. — Я послала вам множество прошений!
— Неужели? Должно быть, они где-то затерялись, может быть, попали в другой департамент. Я узнал о вас лишь из запроса, поступившего от одного джентльмена.
— Французского офицера? — быстро спросила Габриэль с замиранием сердца. Неужели Николя каким-то чудом узнал о том, что она находится в Англии?
— Нет, запрос направил один англичанин.
— А как его зовут? — озадаченно спросила она, гадая, кто бы это мог быть.
— Я не могу вспомнить его имя. Это было несколько недель назад.
— Может быть, он оставил свой адрес?
Чиновник с сочувствием взглянул на Габриэль, понимая, какое огромное значение имеет для нее дружеское участие на чужбине. Он сам в молодости, служа на флоте, попал в плен, правда, пробыл он там недолго. Однако только тот, кто пережил это хоть однажды, может понять, каким суровым испытанием является плен. И этой женщине, конечно, нелегко чувствовать себя узницей, запертой в доме и не имеющей права выходить за калитку сада.
— Нет, он не оставил адреса. Иначе я не занимался бы вами, а, проверив его документы, поручил бы вас его заботам. А теперь перейдем к делу. Прежде всего я хотел бы вас ознакомить с условиями нашего освобождения и официально предупредить о тех последствиях, которые ждут вас в случае нарушения вами предусмотренных правил.
Габриэль внимательно выслушала его, кивнула и подписала документы, предусматривающие те правила, которых отныне она должна была неукоснительно придерживаться. После этого чиновник вручил ей ее месячное содержание, объяснив, что пленные штатские получают по британским законам такую же сумму, как и пленные лейтенанты враждебной армии. Габриэль обрадовалась деньгам, поскольку кошелек, который она взяла из Лиона, быстро опустел.
— Я хотела бы переехать в другой город, — сказала Габриэль, кладя деньги в новый бархатный кошелек, который она недавно завела себе. — Я собираюсь сразу же, как только смогу, перебраться в Портсмут.
— С какой целью?
— У меня есть все причины думать, что там сейчас находится один мой знакомый, которого я хотела бы побыстрей увидеть.
Чиновник понимающе кивнул.
— Я не возражаю и готов вам прямо сейчас дать письменное разрешение. Обещайте только, что сразу же в день своего приезда явитесь к местным властям и сообщите им свой новый адрес в Портсмуте. А теперь разрешите откланяться, — и уже на пути к выходу он вдруг замедлил шаг и, обернувшись, добавил: — Мне кажется, я вспомнил имя того джентльмена, который обратился во мне с запросом. Его фамилия — Хардинг. Да-да, именно Хардинг.
Когда чиновник ушел, Габриэль задумалась над его словами. Должно быть, о ней позаботился тесть Изабеллы или ее деверь. Милая Изабелла! Габриэль сильно переживала из-за того, что у нее не было адреса этой доброй молодой женщины. И все же ей было отрадно сознавать, что в Англии живет ее добрая подруга, которая всегда может прийти на помощь, пусть даже они потеряли связь друг с другом. Как бы то ни было, но она еще на один шаг приблизилась к своей заветной цели — встрече с Николя. Окрыленная надеждой, Габриэль, не чуя под собой ног, взбежала вверх по лестнице, чтобы надеть свою шляпу. Через минуту она уже вновь была внизу и, распахнув калитку, устремилась на улицу. Прежде всего Габриэль отправилась в магазин навестить Оливера. Он восторженно приветствовал ее, сияя от радости.
— Вас отпустили под честное слово! Как я рад! Примите мои поздравления.
— Это случилось ровно десять минут назад! — взволнованно сообщила Габриэль. — Прошу вас, доставьте записку Гастону с сообщением о том, что в воскресенье после обеда я буду на ярмарке на распродаже поделок пленных.
В воскресенье Габриэль пораньше отправились на пристань. Народ только начал собираться у прилавков, на которых заключенные, содержавшиеся в трюмах старых кораблей, выставили свой товар под бдительным наблюдением вооруженных охранников, штыки которых блестели на солнце. Время от времени ветерок доносил тошнотворный запах, исходивший от немытых тел пленных, хотя все они постарались принарядиться перед выходом на берег, однако их одежда пропиталась тюремной вонью. Габриэль слышала, что охранники по утрам, зажимая носы и задерживая дыхание, быстро открывали щеколды и распахивали ставни на зарешеченных окнах в помещениях, где содержались военнопленные.
