Ирина Львовна нрав имела веселый, любила шуточку да острое словцо. За тридцать лет замужества она ни разу не огорчила мужа ни женским капризом, ни вздорной выходкой. Многие мужики завидовали Панькину, что у него такая славная жена.
Теперь она то и дело находила работу своему бездельничающему супругу, чтобы он не очень уж тосковал по служебному креслу.
— На повети половица прохудилась. Заменить бы надо. А то пойдешь сено задавать овцам — и оступишься. Шею сломать можно.
Тихон Сафоныч брал топор, пилу и шел заменять половицу.
Потом она просила его расчесать проволочными щетками-ческами овечью шерсть для пряжи, вставить в горнице в раму новое стекло взамен треснувшего, наколоть хороших смолистых полешков для растопки и сложить их сушиться за печку. Тихон Сафоныч чесал шерсть, заготовлял лучину, вставлял стекла, но тоска по привычным председательским делам не проходила.
Он стал наведываться в правление. Его там встречали почтительно. Счетоводки подвигали ему стул, Митенев приветливо улыбался и даже пытался шутить, что было совсем не в его характере.
— Ну как на пенсионерских-то хлебах? Живот начал небось расти от неподвижного образа жизни? — спрашивал он, надевая очки, чтобы получше рассмотреть Панькина.
Тот отвечал:
— Наоборот, худею. От безделья…
— Скоро и мне такой жребий падет: мух в избе пересчитывать да с женкой браниться… Недолго уж осталось, — с притворной сокрушенностью говорил бухгалтер.
Секретарша Настя уже не вставала, как раньше, при его появлении, не вытягивалась в струнку, а только вежливо здоровалась и тотчас погружалась в свои бумажки.
Климцов, правда, частенько забегал к Тихону Сафонычу посоветоваться в затруднительных случаях, чему Панькин всегда радовался. И, собираясь покупать тральщик, Иван Данилович пригласил его принять участие в осмотре судна. Но Тихон Сафоныч вежливо уклонился от такого предложения, сказав, что в современных рыболовных судах он совершенно не разбирается. Во время поездок в Мурманск к приходу туда рыбаков Тихон Сафоныч бывал на колхозных судах в основном гостем. Ему отводили одну из лучших кают, и он общался с экипажем. А по части устройства тральщика и состояния его механизмов он был специалистом неважным. Даже шутил по этому поводу: Я знаю только, где нос, а где корма. Ну еще в салоне место сумею найти, когда сядем обедать да чарку поднимать за ваш приход с моря.
Потому он и сказал Климцову:
— Я буду вам только обузой. Обойдетесь без меня. Однако могу посоветовать вот что… Тебе будут нахваливать судно: все, мол, в порядке, тральщик почти новый! Так ты не очень-то слушай и про себя думай: Ничего подобного, должны быть в нем изъяны, — и старайся обнаружить их. Надувать тебя никто не собирается, однако им надо списать судно, чтобы поскорее купить новое. На такое приобретение нужны большие деньги, и потому тебе будут продавать старое подороже. А стоимость корабля зависит от процента изношенности. Ты старайся определить его точнее, чтобы этот процент был повыше. Они станут его занижать, а ты повышай. И помни — тут есть одна тонкость. Чрезмерно занижать процент изношенности им тоже не с руки. К ним может вышестоящее начальство придраться: а, мол, судно еще хорошее, может плавать, а вы его списываете. Потому и нажимай на них. Поломаются, поломаются, да и уступят.
Климцов осторожно возразил:
— Вы думаете, нам придется торговаться? У них, наверное, уже все определено по документам — и уровень изношенности, и стоимость судна.
— Все может быть, — уклончиво ответил Панькин. — И если то судно нам не очень годится, ставь вопрос о продаже тральщиков, которые мы арендуем. По отзывам капитанов и механиков, они еще довольно прочные и могут плавать долго.
Ферму от прежней заведующей Фекла приняла порядком подзапущенной. Помещения, стайки и кормушки требовали ремонта, в котельной растрескалась печь, всюду была грязь. Доярки даже фляги для молока мыли холодной водой. Полей в колхозе не имелось, и возле скотного двора накопились горы навоза.
Фекле, привыкшей к чистоте и аккуратности, такое хозяйство не понравилось, и она принялась наводить в нем порядок. Сходила к Мальгину в сельсовет и попросила его отвести место для свалки навоза подальше от села, в тундре. Потом позвала на помощь Немка. Он привез глину, песок, известь и стал ремонтировать печи в котельной. Но одному Немку выполнить весь ремонт было не под силу, и Фекла решила пригласить еще Дорофея Киндякова.
Дорофей на ремонте судна был занят не полный день, однако приниматься за кормушки в коровнике ему не очень хотелось.
— Я на ремонте Боевика вкалываю. Навигация скоро…
— Выбери времечко-то. Очень прошу.
— А чего меня просить? В правление иди, пусть дадут тебе людей и наряд оформят как следует быть.
— Будет, будет наряд, Дорофеюшко! Уж я тебе обещаю. Ты только согласись. С людьми нынче туговато. Сам видишь, многие на зверобойку собираются…
Дорофей не сдавался.
— Сказал — занят.
— Я тебе хошь бутылку, хошь две поставлю, — пустила Фекла в ход последний козырь.
Дорофей обиделся:
— Нашла калымщика! Да ты что? Я сроду за бутылку не робил.
Фекла хитренько прищурилась, погрозила пальцем.
— Полно давай. Какой мужик откажется от бутылки? Где видано? Мне ведь не жалко. У меня нынче зарплата приличная. Я тебе все сделаю. Что мне какая-нибудь десятка?
— Тьфу! — Дорофей вскочил, как ужаленный. — Ей говорят одно, а она другое. Никаких бутылок мне не нужно. Взяток не беру.
— Так это ж не взятка, а могарыч…
— Шут с тобой. И так сделаю, А материал есть?
— Материал Немко подвез, — обрадованно сказала Фекла.
— За бутылку?
— Был грех… Он хоть не пьет, да копит. У него скоро день ангела…
Дорофей уж совсем добродушно залился смехом:
— Хо-хо-хо! Нашла… нашла ангела! Ох-хо-хо…
— Ох-хо-хо да хо-хо-хо! — передразнила Фекла. — Чем не ангел? Безотказный человек! Умелец на все руки. Только кликни — все сделает. А тебя уговаривать приходится, словно ижемского купчину. Уж до чего доломался!.. Ну я пойду за нарядом. Спасибо тебе.
— На здоровье, — буркнул Дорофей.
У порога Фекла задержалась:
— Женка-то где? Здорова ли?
— А что, и ее захомутаешь на ферму? — насторожился Дорофей.
— Да нет… Старовата.
— И то верно — стара. Здоровье неважное. Ушла к Мальгиным в чулан помолиться… Свои-то иконы я еще в тридцатом году вынес из избы, а у них сохранились. Родион хотел было в расход пустить, да оставил как память о матери. Только запрятал в темный угол, чтобы не видели. Праздник нынче какой-то…
— Верно, Евдокия… А иконы нельзя в чулан прятать. Им свет нужен.
— Да ты что? Разве можно так говорить? — Дорофей изумленно уставился на Феклу. — Активистка, член правления, заведующая фермой — и веруешь?
— Я же тебе не сказала, что верую. Не наговаривай. Так не забудь про ремонт. Прощевай!
— Будь здорова!
Дорофей, вспомнив о возрасте жены и о ее болезнях, погрустнел: недоброе предчувствие легло на сердце…
x x x
Ефросинья пришла к дочери, когда та, подоткнув подол, мыла в чулане пол после побелки. Чулан служил Мальгиным продовольственной кладовкой, в нем хранили соленую рыбу в бочонках, ягоды — морошку и чернику и другие припасы. К весне они были почти съедены, чулан опустел, и Густя занялась им, благо у нее был выходной день.
Ефросинья, постояв у порога, приметила, что угол в чулане опустел, иконы исчезли.
— Куды иконы-то дели? — спросила она у дочери.
— Вынесли на поветь, там положили, — ответила Августа. — Только чулан загромождают. Да и довольно их тут хранить. Увидит кто — неприятностей не оберешься. Скажут — муж предсельсовета, жена завклубом, а доски хранят. Уж не молятся ли втихую?..
Ефросинья недовольно поджала губы и укоризненно посмотрела на дочь, которая старательно выжимала над ведром тряпку.
— Сегодня Евдокия. Грех полы-то мыть… Большой грех!
— Полноте, мама. Спутники запускаем, космонавты летают, а вы все еще в бога верите. Пора бы от старинки-то и отрешиться.
Ефросинья насупилась и хотела было уйти, но спросила:
— Где они лежат-то? Я хоть одну возьму. А то еще пожгете, хватит у вас ума…
— А на повети. Берите, пожалуйста, хоть все, пока не пришло лето и не хлынули сюда бородатые москвичи. Те приедут — все подберут. Охочи до предметов старого быта.
— Бородатые-то москвичи иконы собирают из корысти. Я слыхала, что продают их там за большие деньги. За границу утекают наши иконки к католикам разным. Вот ты, культурный работник, позаботилась бы, чтобы иконы взяли в музей в Архангельск. Там бы они сохранились. Все лучше, чем барышникам отдавать…
