Максим порывисто подошел к лиственницам и, сгорбившись, стал смотреть на холмы. Там, за леском, где в багровом закате садилось солнце, в холодное небо поднимались беловатые дымки. Там находилось родное село.
Переждав с полчаса у балагана, они двинулись дальше. К Волчьим Норам подходили потемками. Село тонуло в сумраке, ни один живой звук не доносился оттуда. От этого безмолвия Максиму и Андрею стало жутко. Они прислушивались, взглядывали на холодное небо с редкими мерцающими звездами и зябко ежились.
– И девок даже не слышно, – сказал Андрей.
– Собаки – и те не брешут, – отозвался Максим.
Им надо было обойти село стороной и огородами пробраться к Зотовым. У Зотовых под избой имелось просторное, с белеными стенами подполье, и в нем можно было перекоротать несколько дней.
Сейчас, когда родные избы стояли рядом, ребят обуял страх. За каждым кустом им чудились солдаты, то пешие, с ружьями, то конные, с саблями наголо. Шли, ощупывая землю ногами.
В одном месте из-под самых ног взмыл в небо филин. Он поднялся так неожиданно и с таким шумом, что Андрей бросился назад и чуть не сбил с ног Максима.
В проулке, возле изгороди, Максим упал в мусорную яму. Она оказалась неглубокой, но на дне ее валялись ржавые жестяные трубы. Они загремели и всполошили собак.
Не двигаясь, сдерживая дыхание, ребята долго стояли в тревожном ожидании. Собаки стали затихать. Дольше всех протяжно и жалобно тявкала собачонка где-то совсем рядом.
– Это наша Жучка лает. Вот шалава! – прошептал Андрей.
Вскоре успокоилась и она.
Шагов через десять встретилось препятствие – изгородь. Отыскав отверстие, протискались в него, и сразу стало легче: за изгородью начинался огород Зотовых. Захотелось поскорее проскочить к дворовой калитке, но собачонка опять затявкала, и сделать это они не решились.
– Посвистать бы ей. Она меня узнает.
– Я тебе посвищу… по зубам!
Осторожно ступая, спотыкаясь о комья замерзшей развороченной земли, сделали еще шагов двадцать – тридцать. Под ногами захрустели угли.
Андрей, шедший впереди, резко остановился.
– Макся, нашей избы нету.
– А это что чернеет?
– Дом Водомеровых.
– Ты ослеп?
Но, присмотревшись, Максим понял, что Андрей прав: влево чернел дом Водомеровых, а прямо, где стояла раньше изба Зотовых, угадывалась дыра в улицу.
Долго стояли молча.
– Идем к нам, – сказал Максим.
Снова пошли. Собаки зачуяли их, подняли лай, но пережидать не хватило терпения.
Выбрались в проулок, обогнули кладбище, заросшее лесом, и вошли в огород Строговых. В самом конце его, у изгороди, росли черемуховые кусты. Проходя тут, Максим отломил веточку, размял в пальцах и понюхал. Горький, терпкий запах защекотал ноздри. Родным-родным отдавало от пальцев.
Наконец под ногами знакомо заскрипели ступеньки. Максим протянул руку, хотел постучать, но дверь сеней открылась сама от первого же прикосновения.
«Смелые какие, спят с незапертой дверью. Зайду и громко поздороваюсь», – решил он и, миновав сени, широко распахнул дверь в избу.
В одно мгновение, которое невозможно измерить, он всем своим существом ощутил: в его родном доме что-то произошло. Предчувствуя недоброе, он спросил:
– Кто-нибудь есть? – Максим хотел сказать это громко, но страх перехватил горло.
Хлопнув дверью сеней, стуча сапогами, вошел Андрей. Максим осмелел, чуя за собой товарища.
– Эй, кто тут есть живой?
– Ты громче – спят люди.
– Мама! – надтреснутым голосом крикнул Максим.
В темноте что-то тяжело и глухо стукнуло. Кто-то спрыгнул с печки. Максим и Андрей замерли.
– Максимушка! Откуда ты? А я-то думала – смертушка моя пришла. – Агафья запричитала, шаркая ногами по полу.
– Тише, бабуся, тише. Мы с Андреем беглые.
Трясущимися руками Агафья отыскала в темноте внука, обняла его, заплакала навзрыд.
– Бабуся, а мама где?
Агафья долго ничего не могла сказать: душили слезы.
– Мать с Маришкой в бане живут, а я тут умереть хочу, в своем доме… Стегали нас с матерью, Максимушка…
У Максима закружилось в голове, во рту стало сухо. Он уткнулся лицом в плечо бабушки, готовый разрыдаться.
– Максим, нам укрыться где-нибудь надо, – с тревогой в голосе напомнил Андрей.
Максим обеспокоенно затоптался на месте, потом сказал:
– Веди нас, бабуся. Веди куда-нибудь. Прихватят нас – несдобровать никому.
Агафья поняла, чего хочет от нее внук.
– О господи, куда же вас девать-то, родненькие? – запричитала она и, взяв Максима за руку, пошла во двор.
Огородом, а потом закоулками она вывела их к речке и велела в кустарнике переждать.
– Ваше счастье – матери одни в бане, – заговорила Агафья, вернувшись к кустарнику. – Девчонки у Поярковых в овине ночуют. Им про вас ни гугу!
Анна и Зотиха стояли посреди бани, настороженные и неподвижные. Тусклый, чадящий ночник, горевший в углу на табуретке, освещал их неровным, дрожащим светом. На полу в беспорядке валялись узлы с бельем, одежей, в деревянных шайках лежала посуда, тут же стояли медные пузатые самовары. Единственное маленькое оконце было заткнуто подушкой. Пахло пережженным кирпичом и прелыми вениками.
– Кормить их, бабы, скорее надо, – пропуская вперед себя Максима и Андрея, сказала Агафья.
– Сынок мой, вот до чего мы дожили! – с болью проговорила Анна.
Зотиха обняла Андрея, обливаясь слезами и приговаривая что-то жалобное.
То, что мать не заплакала, удивило Максима. Она стояла в углу, и что-то угловатое и резкое было во всем ее облике.
«Переменилась мамка. Раньше-то сильно любила поплакать», – подумал Максим.
– Хватит тебе, Нелида, хватит! Давай их кормить станем. Рассвет скоро, – сказала Анна.
Они засуетились возле каменки, в которой жарким светом переливались, как золотые самородки, крупные угли.
Не прошло и получаса, а матери уже знали, какой длинный и рискованный путь совершили их сыновья. В свою очередь и они рассказали про горькую свою долю. Долго каратели щадили дом дочери Евдокима Юткина. Но когда прошел слух, что Матвей возглавил таежную армию партизан, подручные штабс-капитана Ерунды ворвались к Анне, все поломали, порубили шашками корову, кур, поросенка, хотели жечь двор, да неожиданно вступился Демьян Штычков, уговорил пока не делать этого. Каратели похлестали баб плетьми и ушли, но надолго ли?
В разговорах ночь миновала незаметно. Агафья вышла на улицу и, возвратившись, сказала:
– Бабы, светать скоро будет. Думайте, куда нам девать их.
Анна и Зотиха стали рассуждать, где можно спрятать сыновей. Максим и Андрей сидели, умолкнув. В бане было тепло и, как им казалось, уютно. От сытной еды клонило в сон. Ноги словно одеревенели, и все тело ныло немой болью. Свалиться бы тут же, где сидишь, и уснуть.
Сердобольная Зотиха, то и дело сокрушенно поглядывая на своего сына, предложила укрыть ребят в бане под полками. Агафья хотела возразить, но вид у ребят был такой измученный, что она тоже сжалилась и поддакнула Зотихе.
– Нет, Нелида, тут они не останутся. Не затем столько горя перемыкали, чтоб Ерунде на веревку попасть, – проговорила Анна.
– А куда ты денешь их? – спросила Зотиха.
– На поля уведу, в стогу спрячу. Все равно им не житье тут, к мужикам в тайгу надо пробираться, – твердо сказала Анна.
«Опять идти! Безжалостной стала мамка», – шевельнулось в голове у Максима, изнемогавшего от усталости.
Переодевшись в полушубки, захватив с собою хлеб, лук, испеченную в золе картошку, Максим и Андрей вышли вслед за Анной.
Начинался рассвет. Белел восточный склон неба. Ущербный месяц тускло светил в прощелину беспорядочно нагроможденных туч. Земля лежала под серебристым инеем.
Анна шла, осторожно поглядывая по сторонам. Шатаясь от боли в ногах, за ней тянулись Максим и Андрей. Похрустывал молодой осенний ледок, кружились в воздухе редкие снежинки.
День беглецы провели под стогом на полях у Архипа Хромкова, а вечером взяли путь на Юксу.
С приходом Антона Топилкина и шахтеров в жизни партизанского лагеря начались большие перемены.
Прежде всего была отменена местническая организация отряда. Вместо отрядов, стихийно образовавшихся из партизан лишь одного населенного пункта, были созданы нормальные армейские части из партизан разных сел и деревень. Так как людей насчитывалось уже более полутысячи и приток их не прекращался, то взводы были сведены в четыре отряда, а вся партизанская организация получила наименование Юксинской партизанской армии.
Отряды, помимо командиров, возглавляли комиссары – шахтеры. Официально было объявлено, что отныне Матвей Строгов является командующим партизанской армией, Антон Топилкин – комиссаром, а бывший капитан Илья Александрович Старостенко – начальником штаба.
Мартын Горбачев, проявивший на хозяйственной работе много прилежания и умения, получил повышение в должности. Он именовался теперь начальником материально-продовольственного и боевого снабжения. Тимофея Залетного, оказавшегося на редкость способным начальником, назначили помощником командарма, а начальником разведки и связи стал Архип Хромков.
