— Что вы хотите сказать, сын мой? — спросил его священник.
— Король заставил меня жениться на Элионор, отче, но он даже не спросил, нравится ли мне его воспитанница.
— Баронесса…
— Баронесса меня не привлекает, отче. Моя плоть отказывается…
— Я могу порекомендовать вам хорошего врача, — не дослушав его, сказал кюре.
Арнау улыбнулся.
— Нет, отче, нет. Речь не об этом. Физически я здоров, просто…
— Тогда вы должны заставить себя выполнить ваши супружеские обязанности. Господь ждет…
Арнау выслушал поучительные рассуждения кюре и вдруг представил себе, как Элионор жалуется святому отцу, выдумывая тысячи историй. Что они себе вообразили?
— Послушайте, отче, — довольно резко заговорил Арнау, — я не могу заставить свое тело возжелать женщину, которую не люблю. — Священник хотел было перебить его, но Арнау остановил его жестом. — Я поклялся быть верным моей жене, и я это делаю: никто не может обвинить меня в грехопадении. Я часто прихожу молиться и даю деньги на церковь Святой Марии. У меня такое чувство, что, давая деньги на строительство храма, я искупаю те слабости, которые позволил себе в молодости.
Кюре, не скрывая сожаления, посмотрел на него и вздохнул:
— Сын мой…
— Как вы полагаете, отче?
Священник напрягся, пытаясь найти среди своих скудных познаний в теологии какой-нибудь аргумент, чтобы возразить Арнау, но эти усилия ни к чему не привели. В конце концов кюре ушел вместе с рабочими церкви Святой Марии, спешащими домой после тяжелого трудового дня. Когда Арнау остался один, он вновь обратился к своей Святой Деве и стал перед ней на колени:
— Я думаю только о ней, матушка. Почему вы позволили мне отдать ее рыцарю Понтсу?
Он не видел Мар с того дня, как она обвенчалась с Фелипом де Понтсом. Когда тот через несколько месяцев умер, Арнау хотел прийти к вдове, но Мар отказалась принять его. «Тем лучше», — подумал тогда Арнау.
Клятва перед Святой Девой давила на него больше, чем когда-либо: он был вынужден хранить верность нелюбимой женщине, которая, в свою очередь, никогда не любила его. Сокрушаясь и тоскуя, Арнау постоянно задавался одним и тем же вопросом: как он мог позволить себе отказаться от единственного любимого им человека, с которым, несомненно, был бы счастлив?
— Ну что, они нашли хостию? — спросил Арнау у викария, когда они сидели друг против друга во дворце, окна которого выходили на площадь Блат.
— Нет, — коротко ответил тот.
— Я поговорил с советниками города, — сообщил ему Арнау, — они согласны со мной. Заточение всей еврейской общины может очень серьезно сказаться на коммерческих интересах Барселоны. Сезон мореходства только что начался. В порту стоят несколько кораблей, готовых к отплытию. Среди них есть корабли евреев; их или нужно разгрузить, или ждать коммерсантов, которые согласятся пойти с ними в плавание. Проблема в том, что не весь груз принадлежит евреям: там есть товары и христиан.
— Почему они их не разгрузят?
— Это обойдется слишком дорого для христиан.
Викарий развел руками, давая понять, что ничего не может поделать.
Тогда перегрузите товары евреев на одни корабли, а товары христиан на другие, — предложил он, немного подумав. Арнау покачал головой.
— Невозможно. Не у всех кораблей тот же маршрут. Ты знаешь, что сезон мореходства краток. Если корабли вовремя не выйдут в море, торговля затянется и они не смогут вернуться в срок. Потеря одной ходки приведет к повышению цен на товары. Мы все потеряем деньги, — объяснил Арнау и подумал: «И ты в том числе». — С другой стороны, пребывание кораблей в порту Барселоны опасно. Если начнется шторм…
— Ну и что ты предлагаешь? — перебил его викарий.
«Чтобы вы их отпустили. Чтобы вы приказали монахам прекратить обыскивать их дома и вернули людям имущество, чтобы…»
— Оштрафуйте евреев.
— Народ требует наказать виновных, и инфант пообещал найти их. Осквернение хостии…
— Осквернение хостии, — прервал его Арнау, — можно оценить дороже, чем другое преступление. Зачем спорить? Евреи уже осуждены и приговорены независимо от того, найдется окровавленная хостия или нет. — Арнау посмотрел на викария, который явно колебался, и спросил: — Почему не попытаться сделать это? Если все удастся, заплатят евреи, только они. В противном случае этот год для коммерции станет провальным — вот тогда мы поплатимся все.
Окруженный рабочими, среди шума и пыли, Арнау смотрел на ключевой камень, который закрывал второй из четырех сводов в центральном нефе церкви Святой Марии. Это был последний свод, который они построили. На большом ключевом камне была изображена сцена Благовещения: стоящая на коленях Богородица в красной накидке, расшитой золотом, принимает известие о своем скором материнстве из уст архангела. Живые цвета, красные и синие, в сочетании с позолотой приковывали внимание Арнау.
Прекрасная сцена.
Викарий обдумал предложение Арнау и в конце концов уступил: двадцать пять тысяч фунтов и пятнадцать виновных. Таков был ответ викария после переговоров с инфантом доном Хуаном.
— Пятнадцать виновных? Ты хочешь казнить пятнадцать человек из-за инсинуаций четырех умалишенных?
Викарий стукнул кулаком по столу.
— Эти умалишенные являются служителями святой католической церкви!
— Ты прекрасно знаешь, что я прав, — настаивал Арнау.
Оба посмотрели друг на друга.
— Без виновных, — твердо произнес Арнау.
— Это невозможно. Инфант…
— Без виновных! Пятнадцать тысяч фунтов — это целое состояние.
Арнау снова покинул дворец викария, не зная, что делать дальше. Как сказать об этом Хасдаю? Неужели придется объяснять, что пятнадцать из них должны умереть? Однако картина пяти тысяч человек, запертых в синагоге без воды и еды, не выходила из головы…
— Когда будет ответ? — спросил он у викария.
— Инфант на охоте.
На охоте! Несколько тысяч человек заточены по его приказу, а он отправился на охоту! От Барселоны до Жероны, где находятся земли инфанта, герцога Жероны и де Серверы, должно быть, не более трех часов езды на лошади, но Арнау пришлось подождать до следующего дня, когда уже наступил вечер.
— Тридцать пять тысяч фунтов и пятеро виновных, — поджав губы, произнес викарий. По тысяче фунтов за еврея. «Возможно, это и есть цена за каждого человека», — подумал Арнау.
— Сорок тысяч и никаких виновных.
— Нет.
— Я пойду к королю.
— Ты прекрасно знаешь, что у короля достаточно проблем из-за войны с Кастилией, для этого он и оставил своего сына наместником Для чего-то же он его назначил?
— Сорок пять тысяч, но без виновных.
— Нет, Арнау, нет…
— Спроси у него!.. — крикнул Арнау. — Я тебя прошу, — стараясь успокоиться, добавил он.
Зловоние, которое исходило из синагоги, ударило в нос Арнау, когда он был еще в нескольких метрах от нее.
Улицы еврейского квартала выглядели еще ужаснее, чем день назад; повсюду валялись выброшенные из домов вещи евреев, битая посуда и разломанная мебель. Внутри жилищ слышался стук и треск: черные монахи долбили стены и срывали полы в поисках тела Христова. Арнау пришлось сделать над собой усилие, когда он встретился с Хасдаем, которого на этот раз сопровождали два раввина и предводители общины. У консула слезились глаза. Было ли это от потоков мочи, которые вытекали из синагоги, или от избытка чувств, вызванных теми новостями, которые он должен был им сообщить?
Под аккомпанемент бесконечных стонов Арнау наблюдал за людьми, которые глубоко дышали, стараясь вдохнуть как можно больше свежего воздуха. Господи, как же они выдерживали там, внутри? Евреи затравленно оглядывались по сторонам, ужасаясь тому, что творилось на улицах их квартала, и частое дыхание замедлялось от увиденного безобразия.
— Они требуют виновных, — сказал им Арнау, когда все пятеро пришли в себя. — Мы начали с пятнадцати, закончили пятью, и я надеюсь…
— Мы не можем ждать, Арнау Эстаньол, — перебил его один из раввинов. — Сегодня умер старик. Он был болен, но наши врачи не смогли для него ничего сделать, даже смочить ему губы. Нам не позволяют похоронить его. Ты понимаешь, что это означает? — Он пронзительно посмотрел на Арнау, и тот кивнул. — Завтра зловоние от его разлагающегося тела добавится к…
— В синагоге такая теснота, — перебил его Хасдай, — что мы не можем даже двигаться. У людей нет возможности подняться, чтобы отправить свои естественные потребности. У матерей исчезло молоко; они давали грудь новорожденным и другим детям, чтобы утолить их жажду. Если мы подождем еще несколько дней, пятеро виновных покажутся пустяком.
— И еще сорок пять тысяч фунтов, — добавил Арнау.
— Что нам деньги, если мы все можем умереть? — вмешался другой раввин.