- Ты вернёшься в свой аул, Хазрет?
Касог ответил нескоро:
- Ты говоришь о том же, о чём меня спрашивал князь.
Я сказал ему: я Редеде не служил, я князю Мстиславу служу. Знай и ты это, Василько! Князь мой кунак, и ты мой кунак, и они все, - Хазрет повёл рукой по дружине, - мои кунаки, а кунака касог не предаст.
Даже помыслить не могла Добронрава, месяц не минул, а она не только буквицы познала, но и слога складывала, читать пробовала. На аспидной доске свинцовой палочкой писала, удивляясь:
- Гляди, отец духовный, этак я вскорости Евангелие прочитаю.
- Тя, княгинюшка, Господь умом не обидел. Человеку столько Создатель дал, сколько он имеет. Вон Васек, сын стряпухи, всего-то росточка в нем от горшка два вершка, а смекалист и хитёр, науки с полуслова схватывает. Другого возьми, хотя бы боярина Романа Саньку, яз его секу, дома шкуру спускают, а он баран бараном. А мы с тобой, княгинюшка, разве одно Евангелие одолеем? Доберёмся и до иных мудрёных книг. Там, гляди, яз тя греческому и латинскому обучу, головушка у тя, дочь моя, светлая. Языки те древние, и на них книжицы многие писаны, по ним люди мир познают. Послушай, княгинюшка.
Отец Кирилл встал, одёрнул рясу и, воздев руки, заговорил по-гречески, но вскоре перешёл на русский:
- Сие творение великого Гомера. В нем повествуется о приключениях мореходов, какими водами они плавали и что видели. Ты, дочь моя, вскорости об этом сама прочитаешь. Верю, к языкам иноземным у тя такие же способности, как и к грамоте. Теперь латинский послушай. На нём писали люди великой учёности. Язык тот подобен сладкой музыке, звукам божественной арфы.
Священник заговорил латинским, и Добронрава заслушалась. Слова отец Кирилл произносил нараспев, будто трогал струны неведомого инструмента. Наконец спросил:
- Истинно ли сказывал? Языки те знать надобно. Настанет время, когда книги с греческого и латинского на русский переведут, но то не скоро случится. Ты же должна читать их, как писали древние.
- А к цифири когда приступим?
- С будущей седмицы, дочь моя. Сколько наук, и от всех человеку польза великая: астрономия и геометрия, математика и филозофия. Да разве всё перечесть? Как без них мореходам и гостям торговым, врачевателям, и воинам? Что до филозофии, то в древности их мудрости внимали короли и императоры. А на Руси кто из князей к мудрости не влечётся? Взять князя Ярослава, он книжник, и похвально его желание свести воедино законы, какими народ русский живёт…
Киевский князь разумом познал пользу от учения книжного. Не потому ль школы открыл в Новгороде и Киеве. Своих детей к наукам приобщил, ибо без того как с послами речи держать?
- О князе Ярославе речь ведёшь, слово похвальное ему сказываешь, а почто князя Мстислава не упоминаешь? Не он ли велел детишек в Чернигове обучать? - обиделась Добронрава.
Священник головой покачал:
Воистину, дочь моя, школа в Чернигове стараниями князя Мстислава живёт, однако одной школой не насытишь город, аль мало детишек черниговских к грамоте тянутся? - Встал. - Пойду-ко яз. Ты же отдохни, княгинюшка.
Нет человеку покоя, будет ли покой земле Русской?ни ехали впосолонь[143] по землям, где жили смерды, засевавшие свои поля житом и бравшие с них щедрые урожаи. Их села разоряла шляхта. Рыцари польского короля грабили мужицкие хозяйства, именовали крестьян холопами и взимали с них непомерную дань. Тем бы смердам единиться, взять в руки топоры и вилы да встретить притеснителей, но мужики терпеливы.
Шли полки русичей сначала по местам, куда ляхи не доставали. Здесь ратники видели белые, весёлые мазанки, крытые снопами соломы, клуни, дворы, обнесённые плетнями, сады в цветенье. Русские дружины встречали с радостью.
Тетерев перешли на бродах. Берега местами каменистые, местами пологие. Иногда река пробивалась словно сквозь скалистое ущелье. Нередко к самому Тетереву подступали сосновые леса. Если попадались мостки, то разрушенные.
- Куда шляхта доставала! - гневно говорил Мстислав.
- То, брате, дела их коротких набегов, а когда увидишь деревни, где они хозяйничают, сердце кровью обольётся. Для ляха смерд быдло, холоп. В великой скудости живёт у них народ.
Дорога вилась полями с зеленями жита, лесными островками, иногда виделись на буграх ветряные мельницы, стоявшие на высоких срубах. Они лениво ворочали огромными крыльями.
На ночлег остановились в полупустом селе. Вскоре к княжьим шатрам подошли селяне, десятка два мужиков и баб, столпились. Вышли к ним князья, Ярослав спросил:
- Какие обиды принесли, крестьяне?
Скинули смерды шапки, поклонились поясно. Наперёд толпы выступил седой староста в холщовой рубахе и таких же штанах.
- Говори, Митрофан, от всего мира сказывай? - раздались голоса.
- Какое глумление от ляхов терпим!
Староста бороду пригладил, заговорил:
- О чём и сказывать, аль князья сами не видят? Села наши испокон Русью Киевской именовались, Киеву мы и дань платили, так отчего же поляки над нами насилие творят? У кого нам защиту искать, аль у Руси от времён князя Владимира Святославича силы поубавилось?
И снова толпа зашумела:
- На поругание покинули!
- Обнищали вконец! - кричали бабы. - Ты, княже, милостивец, по дворам пойди, все ляхи забрали, никакой живности не осталось.
- Поросячьего визга не слышно!
- Чуешь, о чём люд глаголет, князь Ярослав? - спросил староста.
Нахмурился Мстислав, покраснел от гнева:
- А вы почто выю гнули, аль у вас топоров нет?
Смолкли смерды, экий строгий черниговский князь!
Староста затылок потёр, плечами пожал:
- Да и о чём молвить, княже, может, и есть за нами вина, а в твоих словах правда, один за другого прятались, ждали, кто первый начнёт, ляхи тем и пользовались.
- Да ведь они нежданно набегали! - зашумели мужики.
И потребовали:
- Принимайте, князья, нас в ополчение, долготерпению нашему конец настал!
Тут снова Мстислав заговорил:
- Вот что, мужики, нынче без вас управимся, но коли случится нужда, позовём.
- Кличь, князь, враз явимся!
Ярослав пальцы за пояс рубахи засунул, голос подал:
- Вас, мужики, хозяйство ждёт. А обида ваша справедливая, много бед причинили вам ляхи, но не по нашей вине. Не мы Русь в смуту ввергли, а Святополк с королём Болеславом, ляхи и поныне в Червенской земле панствуют. Потому и идём мы с Мстиславом справедливость восстановить.
- Дай то Бог, князь! За то тебе и брату твоему кланяемся, - промолвил староста. - А работать мы горазды, нам бы от разора защиту.
- Для того и пришли, - сказал Мстислав. - И Киев, и Чернигов с Новгородом за вас постоят.
Разошлись смерды. Глядя им вслед, Мстислав промолвил:
- Терпение великое у них, но то до поры.
- Стоит кому-то начать, и тогда заполыхает, - согласился с ним Ярослав. - Мужик во гневе страшен. Я, брате, бунта смердов опасаюсь, ежели поднимутся - и за стенами городскими не удержаться.
- Не зли смерда поборами. Иной раз возьмёшь лишку, два, а в третий и брать нечего.
Ярослав бородку потеребил:
- А бояр и дружину тоже не обижай. Так у кого же возьмёшь, коли не у смерда?
- Ужли мало имеет Киев от гостей иноземных? Да и от ремесленного люда. Я ль не беру у смерда? Речь о мере!
Ярослав промолчал, и братья разошлись по шатрам.
В старом королевском замке, что в Гнезно, переполох. Русь идёт. Она перевалила рубеж, какой покойный король! Болеслав указал, а он червенские города за королевством числил.
Король Мечислав встревожен. Тщедушный и хилый, от отца Болеслава ничего не взял, ни обличья, ни храбростью, он метался по замку, бранился. Мечислав разослал гонцов по всей Польше, созывал рыцарей в Гнезно, но шляхта не торопилась.
Король просил архиепископа усовестить рыцарей, требовал поспешать, но шляхтичи съезжались неохотно. Мечислав нервничал:
- Вельможные паны ждут, когда их петух в зад клюнет.
Визгливый голос короля разносился по замку. Шляхтичи посмеивались:
- Матка бозка, не круль, подсвинок.
- И как его круль зачинал? Але пузо ему мешало?
Шляхтичей не слишком страшили русские полки. Разве не королевское войско прошло от моря и до моря и не оно ли поило коней в Днепре? А потому рыцари не спешили. Успеется. У шляхтичей свои заботы, холопы по воеводствам взбунтовались, и рыцари, какие уже приехали в Гнезно, не о русской рати говорили, а как холопов усмирить.
