— Степан, хорош прохлаждаться, прошу к столу. — Голый по пояс, с полотенцем на шее, Вангол, улыбаясь, стоял в открытом проёме купе. У столика, нарезая сало и хлеб, возился Арефьев.
— Запах-то какой, а! Вот это сало! В Москве днём с огнём не найдёшь! Налетай, мужики, готово! — Довольный Владимир отправил себе в рот шматок сала и с удовольствием жевал его, поглядывая на Макушева. — Вы прямо с утра при параде, товарищ капитан! С чего бы это? — спросил он, хитро прищурив глаза.
— Ты жуй, не подавись, по родной земле еду, потому и при параде, вдруг земляка какого встречу. — Макушев сел за стол.
— А может, землячку? Имей в виду, капитан, всё сестре доложу! — продолжил Арефьев.
— Пустомеля ты, — отмахнулся Макушев и принялся за завтрак. — Знакомая дорога? — повернувшись к Ванголу, спросил Макушев.
— Нет. Из теплушек ничего не было видно, да и не до пейзажей было. На остановках мёртвых выгружали. Холодно было очень и страшно, — ответил Вангол.
Улыбка сползла с лица Владимира.
— Вангол, тебя тоже?
— Тоже, тоже, — не стал скрывать Вангол, — пришлось недолго побыть зэком.
— Расскажи, как ты тогда ушёл, как выжил? — попросил Макушев.
— Долгая история, Степан, долгая и не ко времени сейчас. Когда-нибудь расскажу, дорога нам предстоит длинная, будет ещё время, — пообещал Вангол.
Да, Ванголу и Макушеву станция Могоча была знакома, так до боли знакома, что, выйдя из поезда, оба только покачали головами. Ничего здесь не изменилось. Добравшись до Тупика, Макушев, хорошо зная местных орочон, быстро договорился насчёт оленей и лодок. К великому их удивлению, от проводника он отказался. Арефьев, показав бумагу, успокоил местного участкового, который увязался за ними, едва заметив «чужих» в посёлке. Ушли из посёлка сразу, ночевать не стали. Участковый, несмотря на то что бумага из Московского уголовного розыска говорила о секретной операции, дал телеграмму в Читу. Он просто никогда раньше не видел такой бумаги и решил подстраховаться. Мало ли что, война… Из Читы спецзапрос ушёл в Москву. Озадаченный запросом начальник МУРа никак не мог понять, что за спецгруппа направлена им в какой-то у чёрта на куличках посёлок Тупик. Отложив запрос в сторону, он занялся работой, не до дурацких запросов было этому полковнику НКВД, когда Москва гудела от нахлынувших жуликов всех мастей и пород, от грабежей и разбоев, от плохих вестей с фронта. Работать было некому, половина сотрудников мобилизована, война, а тут какая-то спецгруппа Арефьева. Что за Арефьев, что за группа? Не до того…
— Вангол, как думаешь, нагоним мы Остапа? — через две недели пути на привале спросил измученный мошкой и тяжёлой таёжной дорогой Арефьев.
— Думаю, успеем, — коротко ответил Вангол. — Ещё два-три перехода, и оленей отпустим, пойдём на лодках, это немного легче, но значительно опасней, так что привыкай и не падай духом. Тайга слабаков не терпит.
— Да я ничего, просто спросил.
— Ох и натёр я между ног с непривычки, Вангол. На коне месяцами с седла не сходил, и ничего, а на этих оленях прямо беда! Не казацкая это скотина, не казацкая.
— Задница у тебя, Степан, не под оленя сделана. Как они тебя вообще прут, во двужильные. А с виду — хрупкое животное, — повеселел Владимир. — Чья очередь кашу варить?
— Чья, чья, твоя, шуруй за водой, вон ручей, сегодня не отвертишься. Лови! — Макушев бросил котелок Арефьеву.
— Ладно, моя так моя, только за качество я не отвечаю.
— Воды неси, сам сварю, привыкли москвичи на халяву жить, — незло бурчал себе под нос Макушев. — Вот что б ты в тайге один, без нас делал?
— Я без вас бы в неё ни за какие пряники не пошёл, а потому вопрос неуместен, — парировал Владимир.
— Послал же мне Бог родственничка! Вернёмся, всё твоей сестре расскажу, какой ты есть на самом деле растяпа и лодырь. А то — я, муровец, прям в Москве, как Илья Муромец, а на деле… — доставал Макушев Владимира.
— Товарищ капитан, а на деле ещё посмотрим!
— Хватит вам цапаться, давайте дров на костёр, а то смеркается, — прервал дружескую перебранку Вангол. Уже несколько дней он на привалах и ночёвках что-то строгал и вырезал своим острым охотничьим ножом.
— Вангол, что ты там мастеришь? — спросил Владимир.
— Лук.
— Что? Лук?
— Да, орочонский лук со стрелами.
— Это же каменный век. Зачем он тебе, у нас же карабины и пистолеты?
Вангол не ответил на вопрос, усмехнувшись.
— Таскай дрова, говорю, ночью прохладно будет, не дай бог, простынешь, Муромец ты наш.
— Ну, от тебя, Вангол, я не ожидал, — обиженно сказал Владимир и пошёл за дровами.
Этой ночью, поддавшись на уговоры, Вангол рассказал им, как совершил побег и что с ним было в тайге, рассказал, как погибла Тинга, как он нашёл и не добил Остапа.
— Невероятно! — только и мог сказать Владимир, выслушав Вангола.
— А как же ты оказался на фронте? — спросил Макушев.
— Это, Степан, другая история, и её я пока рассказать вам не могу. Поздно уже, спать пора, по зорьке подъём.
К исходу месяца они вышли к истокам реки. Осталось два-три дня сплава, Вангол спешил, но он не знал, что именно в этот день из лагеря Пучинского самовольно ушёл в тайгу Владимир.
* * *
Едва примятый мох, надломленный стебелёк травы или кустарника — следы, по которым ориентировался Такдыган, отыскивая путь, по которому ушёл Владимир. Это было непросто, прошло несколько дней, и тайга, её живая природа стирала следы. Старик уже несколько часов буквально шаг за шагом исследовал направление, по которому, возможно, ушёл из стойбища юноша. Важно было не ошибиться изначально, старик ошибался редко. К полудню он нашёл след Владимира и уверенно пошёл по нему, всё больше убеждаясь в своей правоте. Владимир периодически скалывал образцы пород с выходящих на поверхность скал. Вот по этим основным ориентирам и шёл Такдыган. Свежесколотые куски породы оставляли пятна на скалах, геологический молоток оставлял специфический след. К вечеру старик вышел к стоянке, где Владимир провёл первую ночь. Судя по всему, у него всё было в порядке. Скоротав ночь у костра, ранним утром Такдыган пошёл дальше. К обеду он обнаружил вторую стоянку Владимира. К вечеру по следам Владимира Такдыган вышел к небольшой таёжной реке, и здесь след Владимира оборвался. Старик тщательно несколько раз обошёл каменистый берег и не обнаружил ничего. Камень не хранит следов человеческих ног. Владимир как будто исчез или ушёл водой. Но у него не было лодки. И зачем ему это было нужно? Если он хотел сократить расстояние, чтобы скорее вернуться, то он ошибся, эта река уходила в сторону. Старика ударило в жар. Он понял, что если Владимир пошёл сплавом по этой реке, то через некоторое время он неминуемо окажется у чёрной головы, он может найти пещеру. Это было плохо, очень плохо. Такдыган решил попытаться перехватить Владимира. Судя по последним следам, их разделяло только несколько часов. Старик сел на оленя и углубился в заросли. Он не мог знать, что на самом деле их уже разделяла вечность.
* * *
Владимир вышел к реке помыться, запастись водой, чтобы пуститься в обратный путь. Он понимал, что в лагере его ждут и беспокоятся. Но он был уверен, что не напрасно сделал эту вылазку, в его рюкзаке лежали довольно любопытные образцы минералов. Ему простят самовольство, когда он покажет Пучинскому эту коллекцию. Владимир сбросил со спины рюкзак, карабин прислонил к камню и стал быстро раздеваться. Как хорошо, когда можно в дикой природе голышом броситься в хрустально чистую воду реки. Закричать во всю силу лёгких от ледяной свежести обнявших тело струй и прилива сил, никого не стесняясь и не боясь, ни от кого не пряча своё загорелое и мускулистое тело. Такое, каким тебя наградила сама жизнь. Владимир был счастлив, как ребёнок, он нырял и выпрыгивал из воды. Что-то кричал от возбуждения и восторга. Он не заметил, как на берег, чуть выше места, где лежала его одежда и вещи, из тайги вышли четверо человек.
«Это ещё что за зверь!» — подумал Остап, когда услышал крики купавшегося Владимира, и тихо сказал всем остановившимся по его команде:
— Надо поглядеть, в этих местах кроме тунгусов диких да зэков никого быть не должно.
Спустившись к берегу, они некоторое время наблюдали за резвившимся в воде Владимиром. Потом Остап быстро спустился к одежде купавшегося и, взяв карабин, махнул рукой. Бандиты вышли на берег. Владимир от неожиданности полным ртом хватанул воды и закашлялся. Он быстро подгрёб к берегу и увидел стоявшего с его оружием Остапа.
— Выходь, милок, выходь. Глянь, братва, какой глянцевый вьюноша! — осклабился в недоброй ухмылке Ос тап.
Владимир остановился и стал отступать назад в воду.
— Стоять, марфута! — дико заорал Хрущ и кинулся к Владимиру.
Владимир что было сил бросился бежать и, добравшись до глубины, поплыл. Быстрое течение понесло его, кружа в водоворотах. Хрущ в воду не полез.
