— Других найди, бериевских подручных не трожь.
Хрущев пересел на диван.
— Что, Ваня, на международной арене какие известия?
— На Кубе избрали президента. Сплошной разврат там и гульки. Американские гангстеры развлекаются, они на острове хозяева.
— Куба, Ваня, это клад. Как бы нам Кубу заполучить? Если б получилось, американцы б припухли! Твои-то люди там есть?
— Есть.
— Думай про Кубу, а то все деньги просишь, а реальных дел нет! Почва, как я понимаю, там для работы благодатная.
— Проституция, казино, словом — праздник! — подтвердил Серов.
— А китайцы что?
— Там все по-китайски. Разведка у Мао Цзэдуна мощная. Товарищ Мао за месяц до начала войны шифротелеграмму Сталину дал, что немцы на Советский Союз нападут, и число правильно указал.
— Сталин думал, что Гитлер с ним друг неразлучный. Ошибся. А китаец хитрый. Мне б с ним сдружиться.
— «Русский с китайцем — братья навек!» — так в песне поется, — усмехнулся председатель КГБ.
— Мао Цзэдун для товарища Сталина эту песню на русском языке пел, а сейчас как бы нас на китайском ее петь не заставил! Последний год между Сталиным и Мао кошка пробежала. Ладно, про Китай в другой раз потолкуем. Про Аджубея нового нет, а то дело к свадьбе идет?
— Крамольного не обнаружено. Отец живет в Ленинграде, с семьей не общается, мать закройщица, первые модницы Москвы у нее обшиваются. Самая близкая подруга — жена писателя Булгакова. Ветреная дама, избалованная. Вы такого автора знаете?
— Не был знаком. Сталин его фамилию называл. Как кто тявкнет, что в Советском Союзе цензура, Сталин сразу Булгакова вспоминал. Булгаков по Советской власти крепко прохаживался, при этом продолжали его печатать. Сталин к нему на спектакль ходил. За что его любил, не пойму, в романах сплошная белогвардейщина. Другое дело Шолохов. Я Булгакова пробовал читать — бурда, и моя Нина сказала — дурость!
— Булгаков умер давно.
— Умер так умер, царство небесное! Чего еще скажешь?
— Нина Теймуразовна у Гупало шилась. Гупало Нина Матвеевна — фамилия матери Аджубея по второму мужу.
— Ясно, ясно!
— По просьбе Нины Теймуразовны им квартиру дали.
— Ишь ты! — дал реплику Никита Сергеевич.
— Алексей был приглашен на свадьбу сына Берии, гостей собралось человек десять, и он в том числе.
— Чего сопляка позвали? — насторожился Хрущев. — Чего они, дружили?
— Серго взял в жены внучку писателя Горького, Марфу Пешкову, а Алексея пригласила ее родная сестра — Дарья. Он с ней в драмкружке занимался.
— Так он ловелас! — изумился Никита Сергеевич. — Невесту послаще искал!
— Отношений там давно нет.
Хрущев озабоченно тер виски:
— Ты перепроверь, перепроверь! Подумай, какой прыткий этот парень с компотом!
— Это давно было, не стоит беспокоиться.
— Как о нем товарищи отзываются, что соседи говорят?
— Хорошо отзываются.
— Может, все-таки порядочный парень?
— Будем надеяться.
— Ты, твою мать, как врач! Посмотрим, будем надеяться! — разволновался Хрущев. — Ты, б…дь, на работе!
— Извините, не то сказал, нервничаю!
— Чего еще нанюхаешь, докладуй!
— Наблюдение усилить?
— Усиль!
Валечка так и жила у Светы, всю свою любовь она теперь отдавала детям: крепышу Иосифу и румяной Катеньке. Катюшу обожала, баюкала, играла с ней, щекотала, а вечером садилась у постельки и начинала рассказывать сказки — особенно нравились девочке истории про веселую синичку, про синичку и разных других птичек бесконечно выдумывала няня. Если б не Валя, трудно бы пришлось Светлане с детьми, непросто было найти в помощники хорошего человека, а для дочери Иосифа Виссарионовича — тем более. Иногда, уложив деток, Валечка заходила на кухню, где встречала грустную Свету, они садились друг против друга и вспоминали всякие истории из прошлого, приятные истории, теплые, человеческие. Говоря про Васеньку, Валя неизбежно плакала, и обязательно очень теплыми, прямо замечательными словами отзывалась о товарище Сталине.
— Вылили на человека ушат грязи и радуются! Ну да им зачтется! — лишь на подобное проклятие отваживалась Валентина. — Все, Светуля, твоего папу обманывали, все хотели ему зла, а он такой груз на плечах держал, матушку-Россию!
17 — 18 апреля, суббота, воскресенье
Весна повсюду, апрель дышит в окна! На южных косогорах, там, где нет деревьев, где солнышко уже растопило снега, налились соком травяные корешки, набухли почки, выглянули на Божий свет веселыми желтыми глазками одуванчики. Низенькие, только-только очнувшиеся, преодолели они упругий настил прошлогодних листьев, брошенные на землю сучки, растолкнули веточки, поднялись к небу упрямыми головками и очаровали.
— Цветочки! — звонко прокричал Илюша.
Пригорок был покрыт яркими желтыми брызгами — тут и там пестрели неукротимые посланцы весны. Нина Петровна разрешила Илюше сорвать три одуванчика, и когда мальчик принес их домой, то поставил в маленькую рюмку на окне в столовой.
— Папе подаришь, у него сегодня день рождения!
Илюша удовлетворенно кивнул.
— Получается, папа совсем взрослый! — с расстановкой заметил малыш.
— Взрослый, правильно, — отозвалась мама. — Если ты будешь хорошо кушать, тоже станешь взрослым и сильным.
— А я кушаю!
Солнце слепило через окна, заливало столовую, соединенную широким проемом с гостиной. Обе огромные комнаты смотрели на Москву-реку, не заслонялись растущими близко елями, как было на противоположной стороне дома. Нина Петровна попросила работниц прикрыть шторы, а на теневой стороне, лишь распушить тюль, а сами гобеленовые занавеси не трогать, а то бы пространство погрузилось в полумрак. На полянках снег совершенно растаял, а вот ближе к елкам держался, да там, где территорию пересекал высокий забор и около кособоких хозяйственных построек, куда солнечные лучи проникали плохо, лежал несимпатичными грязными кучами, и, конечно, на месте сугробов криво громоздился. Так что, как ни пригревало солнышко, как ни старалась весна, а таять снегу долго.
Никита Сергеевич спустился к завтраку в новом кремовом костюме, при ослепительной сорочке и, конечно, при галстуке, темном, по последней моде, тонким, с элегантным маленьким узелком. Полуботинки на нем были лакированные, коричневые, с узкими носами.
— Никитушка, дорогой мой, с днем рождения! — Нина Петровна бросилась целовать мужа, за ней, зажав в кулачке три желтых цветка, спешил Илюша.
— Это тебе! — протянул букетик сын. — Я тебя поздравляю и очень сильно люблю!
Никита Сергеевич подхватил мальчугана на руки.
— И я тебя люблю, сильно-сильно, мой зайчик-попрыгайчик!
— Я тебе еще рисунок со зверями приготовил, пусти, принесу!
— Беги, мой милый! — отпуская художника, сиял Никита Сергеевич.
— Какой ты у меня красивый! — любуясь на мужа, всплеснула руками Нина Петровна.
Юбиляр сиял. Запыхавшись, прибежал Илюша и протянул листок с рисунком, где в разных местах были изображены нелепые, детской рукой выведенные фигуры животных.
— Вот лошадка, а рядом — единорог, волшебное существо! — объяснял Илюша. — У него есть крылья, он летающий!
Поблизости с единорогом стояло рыжее животное, с черными полосами, выяснилось, что это тигр. Рядом с тигром разместился верблюд с огромным горбом. Змея была изображена волнистой линией.
— Удав, — с наслаждением показал Илюша.
— Здорово! — похвалил отец. — Ты всех зверей знаешь?
— Ага. А ты сказочного единорога в лесу встречал? — очень серьезно спросил мальчик.
— Не встречал.
— Не расстраивайся, еще встретишь! — пообещал сын. — Единорог приносит удачу, — пояснил ребенок. — Тебе, пап, удача пригодится, — он протянул рисунок. — Бери, здесь единорог есть!
— Ну, спасибо! — Никита Сергеевич чмокнул сынка в макушку.
— Понравился мой подарок?
— Очень.
— Ты куда его денешь?
— Куда? — задумался Хрущев. — На работе повешу.
— Правильно, — одобрил Илюша. — Там любоваться будешь!
В этот момент в комнате появились Рада и Сергей.
— Поздравляем! — в один голос сказали они.
— А я первый папу поздравил! — подпрыгивая от удовольствия, сообщил маленький Илья.
Никита Сергеевич обнял детей. Сергей подарил отцу ручку с золотым пером, а Рада связала свитер. Никита Сергеевич скинул пиджак и натянул свитер сверх рубашки.
— В самый раз! Прям тютелька в тютельку, и цвет что надо! — примерив подарок, расхвалил отец.
— Цвет, как ты любишь, темно-синий, и с высоким горлом.
— Сколько же на этот свитер времени ушло?
— Четыре месяца, — за дочь ответила Нина Петровна.
— Носи на здоровье! — улыбалась Рада.
