– Я его только на фотографиях видела, в Нью-Йорке. Бедная Констанца, неужели Майорана ее, действительно, убил… – будучи замужем, Эстер слышала много ехидных замечаний от Давида. Доктору Кардозо не нравилось ее пристрастие к женским журналам, и любовь к сентиментальной, как он выражался, дамской литературе. Давид читал книги по медицине, и своего любимого Хемингуэя. На стене кабинета доктор Кардозо держал фотографию из Восточной Африки. Он стоял, с ружьем в руках, над трупом большого льва.
Снимок, как и остальные вещи бывшего мужа, Эстер, с удовольствием, запаковала в ящики, отослав груз в Мон-Сен-Мартен. Давид, наотрез, отказался оплачивать расходы. Бывший муж настаивал, что она должна рассчитаться за выброшенные в канал костюмы и рубашки. Выписав чек для транспортной компании, Эстер отправила копию бывшему мужу. Женщина прибавила, на обороте, несколько сочных слов на идиш.
– Не верю… – она открыла дверь особняка Кардозо, – господин Майорана любил кузину Констанцу. Вряд ли он бы так поступил… – дома уютно пахло выпечкой. Близнецы выглянули из гостиной: «Мама! Мама!». Эстер присела, раскинув руки:
– Идите сюда, мои хорошие… – бывший муж всегда выговаривал ей за пренебрежение правилами гигиены:
– Нельзя обнимать детей, – наставительно говорил Давид, – не посетив, предварительно, ванную комнату. Мыть руки надо не менее пяти минут, тщательно. Что ты за врач, Эстер, если забываешь о простых вещах…
– Хороший врач, – она целовала теплые, мягкие щеки, слышала веселый лепет, – не хуже тебя…
Эстер зажгла с детьми ханукальные свечи. Взяв чашку кофе, она поднялась наверх:
– Все лишь обед, родственный, но не след приходить неряхой… -Эстер достала твидовый костюм, сшитый для будущей защиты диссертации, и выбрала блузку кремового шелка:
– Тебя пригласили в ресторан… – она лежала в ванной, с папиросой, намазав лицо скисшим молоком, положив на веки дольки огурца, – но это не значит, что надо объедаться. Тем более, вечером. Рыба, овощи, салат, никаких десертов. И кофе без сахара, – подытожила Эстер. Она взяла с собой деньги.
В последнее время, Эстер стали приглашать в кафе коллеги. Она всегда оплачивала свою половину счета: «Считайте это американской привычкой». Она помнила, как бывший муж, с карандашом в руках, проверял ее расходы, выговаривая за каждый потраченный гульден.
– Пошел он к черту… – взяв сумочку итальянской работы, она насадила на голову шляпку, – надеюсь, я его больше никогда не увижу.
Она пошла пешком. Вечер был ясным, звездным, ей хотелось подышать после суток в госпитале. Подъезд «Европы» освещала многоцветная, электрическая вывеска. Подъезжали такси, пахло духами, и сигарами. Эстер, внезапно, закрыла глаза:
– Хочется, ненадолго, не думать о цифрах на банковском счете. Хочется швейцарские часы, или драгоценности, в которых мадемуазель Аржан снимают… – в последнем Vogue актрису сфотографировали в брюках и смокинге. Гладко причесанная голова была повернута в профиль, в ушах висели тяжелые, бриллиантовые серьги. Она позировала рядом со скульптурой Бранкузи, в огромной гостиной, со шкурой тигра на половицах черного дерева, с мраморным камином:
– Мадемуазель Аржан у себя дома… – прочла Эстер. Она посмотрела на смокинг:
– Надо и мне такой завести, вместо халата из шотландки. Тем более, халат мне велик, стал. Буду в смокинге кашу детям варить… – она рассмеялась. Тонкие, длинные, унизанные кольцами пальцы актрисы, казалось, никогда в жизни не держали ничего, кроме бокала шампанского.
Она отдала пальто, у входа в ресторан:
– Столик на имя мистера Джона Брэдли. Он ждет… – кузен, по телефону, весело объяснил:
– Я здесь инкогнито, так сказать. Надеюсь, что ты сохранишь тайну… – Эстер оглядела зал. Невысокий, светловолосый юноша, в хорошо сшитом, твидовом костюме, шел к ней, держа букет белых роз. Эстер протянула руку:
– Большое спасибо, мистер Брэдли… – он был похож на отца. Светло-голубые, прозрачные глаза посмотрели на нее. Кузен, почему-то покраснел:
– Вам спасибо… – Джон отодвинул стул, Эстер передала букет официанту: «Я вас только на фото видела».
– Я тоже, – сумел выдавить из себя юноша. Она напоминала греческую богиню, высокая, тонкая, с изящным носом, и большими, пристальными глазами. Светлые волосы падали на плечи. Джон подумал:
– Будто шлем. Она похожа на амазонку. Ты здесь ради дела, не забывай… И вообще, зачем ты ей нужен, мальчишка… – он откашлялся: «Здесь отличное шампанское, кузина».
– Я заметила… – она изучала винный лист. Джон, решительно, сказал официанту: «Бутылку „Вдовы Клико“, пожалуйста». Откинувшись на спинку стула, достав сигарету, Эстер размяла ее длинными пальцами: «Мое любимое шампанское, кузен Джон».
Юноша, облегченно, выдохнул, широко, счастливо улыбаясь.
Отец сказал Джону о задании только за день до отъезда, в городском особняке, на Ганновер-сквер. Леди Кроу почти переселилась на вокзал Ливерпуль-стрит, куда приходили поезда из порта Харидж, с еврейскими детьми, из Германии. Отец и Джон сидели у камина, в библиотеке, под тяжелой, золоченой рамой картины. Ворон держал румпель, на палубе «Святой Марии» пылали мешки с порохом.
Передав отцу стакан с виски, Джон взглянул на картину:
– Стивен на него похож. Бедный, он все никак не верил, что Констанцы больше нет. Она не могла покончить с собой, она здравомыслящий человек… – Джон, все больше, склонялся к мысли, что кузина была убита:
– Мало ли что Майорана в голову пришло… – думал юноша, – он итальянец, вспыльчивый человек. Хотя он мне показался спокойным… – они со Стивеном обшарили все южное побережье Италии, летали в Палермо. Самолет кузена целые дни проводил над открытым морем. Летчик, наконец, мрачно заметил:
– Все бессмысленно. Полиция заверяет, что трупов на берегу не нашли. Три месяца миновало. Здесь средняя глубина, миля, а то и больше… – лазоревые, как море, глаза, внимательно смотрели на легкие волны. Стивен резко потянул на себя штурвал: «Хватит».
Вернувшись, домой, кузен согласился испытывать новый маршрут через Северную Атлантику. Самолет Люфтганзы, Focke-Wulf Condor, впервые совершил беспосадочный полет из Берлина в Нью-Йорк и обратно. Рейс был рекламным, но Питер сообщил, что Люфтганза всерьез рассматривает возможность организации постоянных полетов, не только в Нью-Йорк, но и в Токио. Отец заметил:
– Черт с ними, с пассажирскими перевозками. Подобная модель… – он посмотрел на снимок, – в случае войны, перейдет во владения Люфтваффе. Дальний бомбардировщик, морской разведчик… – взяв палку, он прошелся по библиотеке. Декабрь стоял теплый, в саду зеленела трава. Отец рассматривал голубое небо. Герцог не поворачиваясь, вздохнул:
– В случае войны… Отсюда… – он указал на потолок библиотеки, – до баз Люфтваффе на побережье Северного моря, не больше часа полета, милый мой. Чтобы снести Лондон с лица земли, не понадобятся дальние бомбардировщики… – отец потрещал костяшками сухих пальцев: «Но мы подобного не позволим. Пусть обкатывают полеты через Атлантику, – он махнул рукой на север, – нам пригодится воздушный мост в Америку».
Стивен Кроу отправился в Шотландию, на аэродром Прествик, под Глазго. Машины уходили на запад, к побережью Канады, на базу Гандер, на острове Ньюфаундленд. Пока путь занимал девять-десять часов, но летчики хотели сократить время до семи. Джон даже не знал, какие самолеты используются в Прествике. От западного побережья Шотландии до Ньюфаундленда, было больше двух тысяч миль. Джон разбирался в авиации. Расстояние лежало на пределе возможностей современной техники: «Они пробуют разные модели, – коротко сказал отец, – посмотрим, что получится». Джон, поежившись, представил себе холодную, зимнюю, воду Северной Атлантики.
Рассматривая сад, герцог усмехнулся:
– Юджиния рассказывала. Ее избиратели, в Ист-Энде, в очереди стояли, чтобы детей по домам разобрать. В Ньюкасле, на заводах, то же самое было… – он помолчал:
– Питера в следующем году мы оттуда выдернем. Нельзя больше рисковать. Посидит пару месяцев в тюрьме, об аресте узнают в Берлине… – отец вернулся в кресло.
Они заговорили о финансах.
Питер предложил использовать фирму Рихтера, в Цюрихе, для отправки денег в Берлин. Герцог навел справки. Контора занималась серыми операциями, но была вне подозрений. Герр Рихтер, родившийся в Юго-Западной Африке, долго жил в Аргентине. Предприниматель погиб в автокатастрофе, в Швейцарских Альпах. В полицейском отчете, присланном из Швейцарии, говорилось, что Рихтер не справился с машиной, во время сильного дождя. Он оставил вдову и дочь. Четырнадцатилетняя девочка училась в закрытом католическом пансионе. Судя по досье, Рихтеры поддерживали нацистскую партию. Герцог вздохнул:
