Молодая женщина все еще не соглашалась.
Графиня решилась на последнюю ставку.
— Знаешь ли, чего я всего более опасаюсь? — сказала она. Княгиня подняла на нее свои заплаканные глаза.
— Говори мне все, что ты думаешь…
— Что он вызовет твоего мужа на дуэль…
— Но по какой причине?..
— Боже мой, как ты наивна; конечно, он не скажет ему: «я люблю вашу жену». Мужчины всегда найдут какой-нибудь повод для столкновения… Он умышленно оскорбит твоего мужа публично и причина дуэли готова…
Княгиня Зинаида Сергеевна сидела, как приговоренная к смерти.
— Что делать? Что делать? — повторяла она. Графиня Клодина молчала.
— Скажи мне хоть слово… Дай совет… — с болью в голосе обратилась молодая женщина к своей гостье.
— Я уже сказала… — хладнокровно отвечала та.
— Согласиться на свидание… — задумчиво произнесла княгиня.
Графиня продолжала сидеть молча, перебирая кружева своего платья.
Молодая женщина тоже молчала. По ее лицу было видно, что внутри ее происходит страшная борьба.
— Я хочу его видеть, я буду с ним говорить! — воскликнула княгиня.
В глазах графини блеснула злобная радость.
— Я буду с ним говорить! — повторила княгиня. — Но где и как?
— Положись на меня! — с убеждением сказала графиня.
— Ты поможешь мне…
— Ты сомневаешься в дружбе?!
— И останешься около меня, чтобы в случае чего, спасти меня от самой себя?
— Я обещаю тебе это.
— Но кто его об этом предупредит?
— Я.
— Скажи же ему, что я это делаю только для того, чтобы исполнить твое обещание… Слышишь?..
— Успокойся… Скажу все, что надо и что оградит твою честь.
— Где же мы можем увидеться?
— Я обдумываю это и мне кажется, что я придумала.
— Так пусть это будет завтра, послезавтра, как можно скорей.
Графиня Клодина нежно обняла свою жертву и, притянув ее к себе, горячо поцеловала.
— Где же? — спросила с дрожью в голосе княгиня.
— Я скажу это тебе завтра… Сегодня я все это еще хорошенько обдумаю.
— Где же мы увидимся?
— Приезжай ко мне… в это же время…
— Хорошо… И это будет завтра же?..
— Этого я не знаю… Ты очень спешишь…
— Чем скорее, тем лучше… Я не успокоюсь до тех пор, пока все это так или иначе не кончится…
— Все кончится благополучно… — углом рта улыбнулась графиня. — Однако, мне пора… Мне еще надо во дворец.
Обе женщины снова крепко расцеловались.
Искренен был поцелуй только со стороны княгини Зины.
Княгиня Зинаида Сергеевна на другой день аккуратно прибыла к своей «спасительнице», как она мысленно называла графиню Клавдию Афанасьевну.
Дом графа Переметьева находился на Невском проспекте, вблизи Фонтанки, следовательно в очень недалеком расстоянии от дома Святозаровых.
Был прекрасный день ранней осени.
На дворе стоял сентябрь.
Подъехав к роскошному дому графа Переметьева, княгиня отпустила свою карету, приказав приехать за ней часа через три.
У подъезда дома она заметила карету графини.
— Ужели сегодня! — подумала княгиня и сердце у ней усиленно забилось.
Графиня Клодина ожидала ее, действительно, уже в шляпе и после первых приветствий объявила, что пора ехать. Княгиня покорно последовала за своей подругой.
Обе женщины сели в дожидавшуюся у подъезда карету и она покатила.
— Куда мы едем? — робко спросила княгиня.
— На Васильевский…
— Он там ждет? — тревожно воскликнула княгиня.
— Нет! Свиданье назначено не на сегодня. Боже мой, как ты дрожишь, успокойся или…
— Я не знаю, что со мной? Я ужасно боюсь.
— Боишься, разве я не с тобою…
— У меня какое-то тяжелое предчувствие близкой беды.
— Какой ты еще ребенок!
— Клодина, если он там не ждет, для чего же мы едем в такую даль, на Васильевский…
— Ты это узнаешь… — смеясь, ответила графиня.
Васильевский остров в описываемое нами время входил в состав города лишь по 13-ю линию, а остальная часть, вместе с Петербургскою стороною по реку Карповку, составляла предместье.
На десятой линии, куда привезла графиня Клавдия Афанасьевна княгиню Зинаиду Сергеевну, среди развалившихся хижин и заборов был лишь один почти новенький одноэтажный деревянный домик, весело выглядывавший из-за палисадника, освещенный мягкими лучами сентябрьского солнца.
Дом, казалось, необитаем. По крайней мере, с переднего фасада пять его окон были закрыты ставнями и заложены болтами, в открытыми оставались лишь окна, выходившие в большой двор и тенистый обширный сад позади двора.
Карета остановилась и графиня вышла из нее, предложив сделать то же самое и своей спутнице.
Княгиня с недоумением осматривала пустынную, немощеную улицу, с деревянными мостками вместо тротуаров.
Клавдия Афанасьевна, между тем, дернула за звонок, находившийся у калитки.
Из стоявшей в глубине двора сторожки показался высокий, несколько сгорбленный старик и медленною, развалистою походкою подошел к решетке.
Увидав графиню, он как-то быстро выпрямился и также быстро отодвинул засов.
— Здравствуйте, матушка, ваше сиятельство… — зашамкал ой своим беззубым ртом, низко кланяясь приехавшим дамам.
— Здравствуй, Акимыч, все ли у тебя благополучно?
— Бог милостив, ваше сиятельство, все благополучно… и чему быть неблагополучному… тишь у нас, да гладь, да Божья благодать!..
— Отопри дом… — приказала Клавдия Афанасьевна.
Старик бросился, насколько позволяли ему его старческие силы, снова к сторожке и вышел через минуту уже к вошедшим на дворе дамам, гремя ключами…
Направившись к дому, он отпер подъезд и графиня с княгиней вошли в дом.
Он был небольшой, но очень уютный, вся меблировка, состоявшая из дорогой мебели, зеркал, бронзы, содержалась в образцовой чистоте.
Из окон, выходивших в сад и во двор, лились потоки света.
— Где мы? — удивленно спросила княгиня.
— У меня! — отвечала Клавдия Афанасьевна.
— У тебя!
— Да, этот дом принадлежал матери моего мужа, которая до самой смерти не хотела переехать в другую часть города. После ее смерти, муж оставил его как он есть, но конечно ремонтировал, оттого он и выглядывает почти новым. Старик Акимыч, бывший дворецкий старой графини, с женой и двумя взрослыми дочерьми, сторожит этот памятник его барыни, как зеницу ока; старшая его дочь служит у меня камеристкой и все семейство мне очень предано… Я вспомнила об этом домике, заботясь о тебе… Домик этот точно нарочно устроен для свиданий… влюбленных.
Княгиня вдруг вспыхнула и укоризненно посмотрела на свою подругу.
Та, как будто, не заметила этого взгляда и продолжала:
— Сегодня суббота… Через неделю я приеду сюда в это же время… Теперь ты знаешь дорогу и можешь приехать одна… Впрочем, карета, которая привезла нас сюда, будет ожидать тебя у подъезда моего дома и доставит тебя без хлопот в этот глухой уголок Петербурга… За это время я извещу Потемкина и он также приедет сюда… Мы оба будем тебя ждать после трех часов…
— Если это уже так надо, то я приеду… — сказала княгиня с дрожью в голосе. — Но ты ведь будешь здесь, не правда ли… Ты будешь около меня? Ты мне это обещала…
— Да, да, если ты этого хочешь, успокойся…
— У меня нет больше от тебя тайн, Клодина, все, что бы я ни говорила с Григорием Александровичем, ты можешь слышать…
— Какое счастье, что я вспомнила об этом домике… — заметила графиня, не отвечая ничего на слова Зинаиды Сергеевны.
Они вышли из дома.
Акимыч почтительно ожидал их у крыльца.
— Иди, садись в карету, я сделаю только кое-какие распоряжения… — сказала графиня и, подойдя к старику, стала ему говорить что-то вполголоса.
Через несколько минут она вышла из калитки и села рядом с сидевшей уже в карете княгиней Святозаровой.
Менее чем через четверть часа они были уже дома и княгине вскоре доложили, что за ней приехала карета. Подруги расстались, крепко несколько раз поцеловавшись.
Неделя прошла.
Княгиня Зинаида Сергеевна с удовольствием бы провела эти дни наедине сама с собою, но графиня Клодина, видимо опасаясь, как бы ее подруга не раздумала и не разрушила бы этим весь хитро придуманный план, являлась к ней ежедневно и под каким-нибудь предлогом увозила ее из дому.
В субботу утром, князь Андрей Павлович Святозаров получил следующее письмо:
«Ваше сиятельство!
Один преданный друг считает своей священной обязанностью предупредить вас о деле, которое касается вашей чести и семейного счастья и которое известно уже всему Петербургу. Уже с месяц, как княгиня Святозарова назначает свиданья одному молодому офицеру. Эти свиданья происходят в 10-й линии Васильевского острова. Там есть единственный приличный дом с тенистым садом и вы без труда найдете его. Сегодня, в субботу, они должны видеться там после трех часов. От вас зависит, ваше сиятельство, убедиться в справедливости этих слов и наказать тех, кто покрывает незаслуженным позором ваше честное имя».
