Варгин долго глядел на его гладкую поверхность, потом бессознательно вынул карандаш и стал чертить на доске стола женский профиль. Вышло очень похоже на леди Гариссон.
«Неужели уловил? – обрадовался Варгин. – Конечно уловил!.. Кажется, хорошо!» – и он, отодвинувшись, снова на чистом месте сделал контур поразившего его лица.
– Где пан видел его? – послышался в это время голос Станислава.
Варгин вздрогнул и оглянулся. Станислав стоял сзади него и смотрел ему через плечо.
– Кого видел? – удивился Варгин. – Эту женщину?
– Да, ее, которую вы тут так похоже нарисовали, – пояснил Станислав.
В первую минуту Варгану не хотелось говорить с этим человеком о леди, и он решил соврать, что рисунок – его фантазия, но он сообразил, что Станислав мог, находясь в услужении у маркиза, знать что-нибудь о красивой англичанке, и потому спросил в свою очередь:
– А вы ее знаете?
Станислав как-то странно усмехнулся.
– Еще бы! – произнес он, вскинув плечами.
– Вы ее знаете; Знаете? – радостно повторил Варгин.
– Ну да, и давно!
– Вот как!
– Еще бы!
Варгин внимательно посмотрел на Станислава.
С тем делалось что-то странное. Рот у него нервно дернулся, и один глаз замигал, как это бывает у людей, одержимых нервным тиком.
– Что с вами? – невольно вырвалось у Варгина.
– Ничего, только у меня всегда так, когда я вспоминаю о ней. Пан может ведать, что такие воспоминания должны действовать.
– Какие воспоминания?
– Да как же? Ведь это все-таки моя жена!
– Как ваша жена? – воскликнул Варгин и даже привстал со своего места. – Эта... эта... эта женщина – ваша жена?
– Ну да!
«Нет, он с ума сошел или нагло врет! – решил Варгин. – Пьяным напиться он не мог еще – значит, с ума сошел!»
Станислав опять усмехнулся.
– Пан, я вижу, не верит мне, – произнес он, – а между тем он нарисовал профиль моей жены. Она здесь, в Петербурге? Скажите, будьте ласковы, она здесь теперь? Я должен знать это.
Тон его был очень искренний, но Варгин все-таки не мог поверить ему.
– Она уехала от меня пять лет тому назад, скрылась неизвестно куда, – продолжал Станислав. – С тех пор я ищу ее. Но все было напрасно. Недавно я получил сведение, что найду ее в Петербурге. Я нарочно нанялся к маркизу де Трамвилю в камердинеры, потому что он ехал в Петербург, а у самого меня денег на поездку не было. Вы знакомы с ней?
«Да неужели это правда? Нет, тут что-то не так! – продолжал сомневаться Варгин. – Откуда беглой жене этого поляка стать вдруг английской леди, обладательницей такой яхты? Все это вздор или просто его больная фантазия!»
– Нет, ручаюсь вам, что это не ваша жена, – твердо сказал Варгин. – Вы ошибаетесь...
– О нет, я не ошибаюсь! – возражал поляк.
Но в это время по бревенчатому настилу у трактира простучали колеса кареты, которая подкатила и остановилась. Варгин выглянул в окно.
Карета была огромная, четырехместная, запряженная четырьмя лошадьми цугом, с форейтором. На запятках стояли два гайдука, они соскочили, откинули подножку и растворили дверцу. На дверце красовался огромный княжеский герб.
Из кареты легко и ловко выскочил Елчанинов и подал руку выходившей за ним девушке.
Елчанинов провел ее прямо в верхнюю горницу, где лежал Трамвиль. Девушка казалась очень взволнованной и, когда увидела лежавшего без сознания маркиза, пошатнулась, но совладала с собой и только крепче оперлась на руку ведшего ее Елчанинова.
– Я говорил, что вам лучше не ехать самой! – сказал он.
– Нет, нет! Ничего! – перебила его она и потом, сделав над собой усилие, добавила: – Он жив?
Елчанинов вопросительно взглянул на Варгина.
– Кажется, – ответил тот, тут только вспомнив и застыдясь, что совсем невнимательно исполняет взятую на себя роль сиделки.
– Доктор... где доктор? – спросила девушка.
В это время в комнату входил, приехавший с ней и с Елчаниновым в карете, старик-доктор. Он направился к больному, нагнулся над ним и приложил руку к его груди. Была минута томительной тишины ожидания; все затаили дыхание, притаились и замерли. Доктор покачал головой и произнес:
– Похоже на то, что все кончено!
Девушка дрогнула, доктор кинулся к ней, и по тому, что он оставил маркиза, можно было догадаться, что, действительно, все было кончено.
Но она оказалась не из тех, которые падают в обморок или впадают в истерику, когда, наоборот, от них требуются ясность сознания и бодрость.
– Во всяком случае надо увезти его скорее отсюда! – сказала она. – Скорее сделаем это; помогите мне.
Все немедленно подчинились ее влиянию и, как бы успокоенные ее самообладанием, начали хлопотать, но без суеты и излишней возни.
Все вышло как будто само собой: со стола сняли крышку и сделали из нее в карете койку. Самое трудное было перенести и уложить на эту койку Трамвиля; два гайдука, Елчанинов, Варгин и Станислав подняли его, стараясь сделать это как можно осторожнее.
Доктор ничего не говорил им и не указывал, находя это излишним, что они несли безжизненный труп, с которым уже, с точки зрения доктора, церемониться было нечего. Девушка и доктор сели в карету, Станислав поместился на козлы. Оставшиеся после Трамвиля вещи обещался привезти Елчанинов.
Когда карета уехала и он остался с Варгиным, тот первым делом спросил его:
– Кто это такая?
Елчанинов был очень потрясен всем случившимся, Варгин тоже чувствовал себя не совсем ладно. Елчанинов не ответил ему на вопрос, поставил локти на камин и закрыл лицо руками.
«Однако, какой он впечатлительный!» – подумал Варгин.
– Фу, как глупо! – вдруг произнес Елчанинов, отнимая руки от лица, и, тут только оглядевшись и как бы придя в себя, спросил: – А где же Кирш?
– Он пошел спать, – ответил Варгин, – ведь он всю ночь не спал сегодня.
– Да, он не спал, – вспомнил Елчанинов. – Фу, как глупо! – повторил он и, высунувшись в окно, крикнул: – Хозяин!
Хозяин стоял на крыльце вместе с остальным населением трактира, взволнованным необычайным происшествием и обсуждавшим его, глядя вслед удалявшейся по дороге карете.
– Водки! – приказал Елчанинов и стал ходить по комнате.
Хозяин принес на подносе графин водки, огурцов и хлеба.
Елчанинов налил себе рюмку, выпил ее залпом, потом налил другую, выпил и ее так же и, не закусив, опять заходил из угла в угол.
– Да что глупо-то? – решился наконец вставить свое слово Варгин, тоже отведав водки и откусив кусок огурца.
Елчанинов остановился, скрестил руки и, мотнув головой в сторону, куда уехала карета, спросил:
– Ты ее видел?
Варгин прищурил один глаз.
– Кого? Девицу, с которой ты приехал?
– Да... да...
– Ну, конечно, видел! Я и спрашиваю тебя: кто она?
Елчанинов круто повернулся.
– Не знаю! Ничего не знаю! – вдруг быстро заговорил он. – Ни кто она, ни даже как ее зовут, да и встретиться мне с ней пришлось при таких странных и необычайных обстоятельствах, а между тем вот поди ж ты, я теперь от нее сам не свой; знаю, что это тут вовсе не к месту и обстоятельства совершенно не такие.
– Что ж, ты влюбился?
– Умный ты человек, а говоришь глупости! – серьезно возразил Елчанинов. – Уж сейчас и влюбился! И слово какое пошлое! Ничего тут нет и быть не может, а так только: глупо, вот и все!
– Так как же ты ее нашел?
– Ах, да никак я ее не находил! Очевидно, нас свела сама судьба: мы должны были встретиться, вот и встретились! Ты знаешь: две души должны непременно встретиться.
– Знаю! – махнул рукой Варгин, хрустя огурцом за обеими щеками.
Время, в которое они жили, было сентиментальное, чувствительное: тогда люди, в особенности молодые, как Елчанинов, верили в родство душ, предопределенные судьбой встречи, в идеальную, платоническую любовь и в то, что браки совершаются не на земле, а на небесах.
– Когда я расстался с вами, – начал рассказывать Елчанинов Варгину, – и пошел в дом князя Верхотурова, то, как известно, мне приходилось отправляться наугад, потому что этот маркиз просил отнести кольцо в дом князя и рассказать там обо всем, что случилось, но, кому надо было передать кольцо и рассказать, этого он не договорил. Ну вот, иду я и рассуждаю: кого же мне спросить у Верхотурова? Сам князь умер, оставил огромное состояние, наследников этому состоянию нет, значит, некому теперь и жить в его доме, кроме холопов. Ну, думаю, хорошо: раз обещал идти – все равно пойду, а там посмотрю, что будет. Дело в том, что, как ты помнишь, маркиз-то очень настаивал, чтобы непременно была исполнена эта его просьба. Вам с Киршем он какие-то документы поручил доставить, а мне приходилось рассказывать о нем и кольцо отнести. Я и смекнул по дороге, что, вероятно, эти документы его дел касались, а кольцо, наверно, к его сердечному влечению отношение имеет; значит, то лицо, к которому я направляюсь посланным, – отнюдь не мужчина, а непременно должна быть женщина. Когда я сообразил это, то пошел увереннее, все-таки уж не совсем наобум. Извозчик мне попался довольно далеко. Сел я на него и поехал, подъезжаю к верхотуровскому дому, ничего себе – дом как будто имеет жилой вид: ставни не затворены, цветник расчищен, и дорожка к подъезду укатана, песком посыпана и водой полита, даже бронзовые вензеля на решетке и те вычищены! Извозчика я оставил у ворот, обогнул цветник, и прямо в главный подъезд: «Ну, – думаю, – заперт он, да все равно, попробую, толкнусь!» Только подхожу, ан дверь предо мной как бы сама собой распахивается. «Что за чудеса? – думаю. – Механизм, что ли какой в ней есть?» Только смотрю: это – не механизм, а карлик, маленький-премаленький, вот этакий! – и Елчанинов показал рукою на аршин от пола.
