Энунд размышлял.
— Выходит, — осторожно предположил он, — совсем скоро золотая ладья конунга из Великой Свитьод вновь явит себя миру?
— Да. После многих лет небытия. И она окажется на твоем пути. О большем меня не спрашивай.
— Но для чего ты поведал мне столь важную тайну? — хирдманн уже сообразил, что у мерянского жреца есть какие-то веские причины вести с ним этот разговор. — Чего ты от меня хочешь?
— Чтобы ты взял с собой человека из нашего починка. Это Рогдай — птицелов.
Энунд захлопал глазами.
— Этот парень спас мне жизнь, — мягко заговорил он, — но я никак не могу взять его в нашу дружину без согласия нашего ярла. Ваш охотник не воин и он чужой для нашего Братства.
— Значит, тебе придется убедить твоего вождя. Я хочу, чтобы Рогдай стал очевидцем всего, что произойдет в вашем нелегком походе, который начнется уже через несколько дней. Если, конечно, боги сохранят его на тропах войн и раздоров. Он и правда не воин, однако найдет себя в вашем отряде. Лучшего следопыта в лесах вам не сыскать. К тому же он изрядно стреляет из лука и в обиду себя не даст.
Энунд кусал губы.
— Что ж, — ответил он после долгой паузы. — Я постараюсь уговорить Олава Медвежью Лапу. В последнем набеге на бьярмов мы потеряли Адильса Всадника Волн. В хирде свободно одно место. Только вашему парню придется научиться таскать суда на своем горбу, грести до изнеможения и рубиться топором в ближнем бою.
— Об этом не беспокойся, — махнул рукой Турила. — Рогдай способный малый. Я знал его отца. Он со всем справиться.
— Пусть будет по-твоему, жрец, — Энунд поднялся с чурбана. — Я в долгу перед вашим родом, а свои долги Волки Одина привыкли отдавать.
Турила удовлетворенно улыбнулся.
Глава 4. Сбыслав, князь кривичей
Потомкам князя Кривы, когда-то пришедшим со стороны Сарматских Гор, очень приглянулись плодородные земли в верховьях Дины[46] и Славутича. После каменистых долин, изрезанных бесчисленными ручьями и озерами, они нашли здесь настоящее раздолье нетронутых полей, лесов и приречных равнин, удобных и для пахоты, и для охоты, и для выпаса скота. Быстро поглотив местные племена и роды, кривичи создали свой племенной союз, который с годами набрал немалую силу. И если на юге и юго-востоке преградой его продвижению встали владения могучих дреговичей и вятичей, потеснить которых детям Кривы было пока не по плечу, то на северо-востоке они настойчиво отбирали земли у лесных общин веси.
Верховному князю кривичей Сбыславу было уже за тридцать. Еще отец его Боривит немало сделал для усиления союза, ограничив власть общинных князей, происходивших из числа родовых старейшин, и влияние общинного вече. Боривит имел крепкую дружину и мечтал возвести могучий городец на берегу реки Полоты, который стал бы центром племенного союза. Осуществить свою мечту старый князь не успел.
При Сбыславе кривичи начали ходить в большие походы, тревожа западные племена латгалов и селов. Удивительные мечи кривичей, которые племенные кузнецы ковали, наваривая стальные лезвия на железную основу, не имели себе равных среди других народов и часто давали преимущество в бою. Густая пригоршня весей и городцов рассыпалась по всем просторам союза. В них жил многочисленный люд, занимаясь посевом озимой ржи, промыслами и гончарным делом. Но Сбыслав вынашивал далеко идущие планы.
За глаза князя величали Кривым, вкладывая в это нелестное прозвище все свое отношение к тщеславному и двоедушному человеку, путь которого никогда не был прямым, а руки чистыми. Сбыслав был вторым в роду после старшего сына Боривита Далигора. Именно Далигор по закону племени имел право на княжение. Однако после смерти верховного князя кривичей Сбыслав не пожелал подчиниться брату. В самый разгар погребальной тризны, он тайком бежал в городец Кремень, что находился на самом ополье с голядью, и там принялся собирать вокруг себя оружных людей. Местным князькам Сбыслав обещал вернуть вольности, которые отнял у них Боривит. Так младой княжич взял под свою руку немалую гридню, а со стороны зазвал чудинов и мещеру.
Тем временем Далигор воссел на княжение, и ближники его в один голос принялись убеждать князя наказать Сбыслава. Дружина Боривита встала за плечом Далигора со всеми боярами, поднаторевшими в походах и сечах. Сбыслав не мог не понимать, что сила не на его стороне. Собранные им вои были явно не чета бывалым кметам[47] отца. Прикинув это, Сбыслав послал к князю бирюча[48], объявив, что готов повиниться перед братом и распустить своих людей. Чтобы придать веса своим словам, он отправил с бирючом дары: мещерских соболей, подводу с медом и наложницу Ожегу чудинского племени.
Сбыслав просил князя встретиться с ним в месте Заячий Бугор у истока Полоты — древнем сходище вождей, где некогда сбирались пращуры кривичей, ильменцев и радимичей для решения родовых споров. Там теперь стояло малое село из пяти изб, в котором старый Боривит пару раз останавливался, отправляясь на большие ловы за реку. По условиям Сбыслава каждый из братьев должен был прибыть с десятком воев, чтобы доказать искренность своих намерений.
Далигор и Сбыслав встретились тепло, полюбовно решили все недоразумения, что встали промеж них стеной. Так думалось Далигору, согласившемуся отметить мировую шумным пиром и весельем. Сбыслав признавал старшего брата князем и обещался служить ему, не щадя живота, за что и получал прощение. В селе гуляли до утра. Потом Далигор отправился почивать со своей новой наложницей Ожегой, которую привез с собой на Заячий Бугор. Поутру он и сам не домыслил, каким образом оказался связанным по рукам и ногам. Чудинская девка, подаренная Сбыславом, исправно сделала свое дело, спеленав мирно почивавшего князя крепкими хомутами. А хмельных гридней Далигора перебили вои Сбыслава, спрятанные для этой цели в ближней березовой роще.
Сбыслав не преступил через родную кровь и не лишил брата жизни. Он ослепил его и продал ливам, которые увезли старшего сына Боривита на Обильный Остров у побережья. Там ему было суждено провести остаток дней, промывая рыбу и мельча соль. Старейшины, бояре и кривичская дружина, оставшиеся без князя, склонили головы перед Сбыславом.
Новый князь навел порядок в весях союза сильной рукой и приступил к воплощению мечты отца — постройке неприступного столичного городца, который он решил назвать Полоцком. Со всеми несогласными и строптивыми соплеменниками Сбыслав расправлялся жестко, незамедлительно гася любой очаг смуты. В то же время князь очень зорко наблюдал за своими соседями, не упуская возможности вмешаться в их дела.
Первые слухи о людях с севера — неустрашимых и беспощадных — сразу привлекли его внимание. На побережье Варяжского Моря вот уже почти два столетия хозяйничали дружины отчаянных воев из племен бодричей, ретрян и варинов. Эти набежники словенских и балтских родов были умелыми мореходами, а укрепленные городцы их вытянулись от Поморья до озера Нево. Однако с недавних пор их стали теснить новые дружины, приплывавшие с полунощных берегов Варяжского Моря. Ильменские словене называли этих людей урманами и рассказывали совершенно невероятные истории об их свирепом нраве и ратной силе.
Говаривали, будто появились новые дружины после долгой войны на севере, когда бывшие собратья, ходившие в одни походы с варинами, или варягами, взбунтовались против недавних друзей и изгнали их с земель, которые ранее вместе захватывали и грабили. Лодьи новых хозяев моря были больше варяжских, а вои кровожаднее и напористее. Облагая данью словенские и финские веси, урмане лютовали на землях разрозненных племен, разрушали варяжские тыны, варяжских же ратников переманивали в свои отряды. Они дотла сожгли городец Старая Ладога на Волхове, возведя на его месте свою крепость, а свой главный стан разбили на острове Гаутланд, вытеснив оттуда варяжские дружины. Несколько раз словене с Приильменья и Белоозера собирали ополчение, чтобы отразить набеги чужаков, однако терпели от них жестокие поражения.
Мысль нанять на службу гридню столь ярых кметов показалась Сбыславу очень соблазнительной. В Ладогу он отрядил боярина Торопа — человека сметливого и умеющего вести хитроречивые беседы. Тому удалось сговориться с одним из урманских князей Олавом Медвежья Лапа, дружина которого только недавно вернулась из успешного похода и жаждала отдыха. Щедрыми обещаниями и посулами Тороп соблазнил урман, заставив их прийти в землю кривичей.
Ватаге северных воинов было позволено поселиться у Сорочьего Дола — на опольной меже с мерянами, что находилась в десятке верст от городца Угрим, и разбить там свои вежи. Челядины князя доставляли в стан все необходимое. Теперь, имея под рукой столь крепкую силу, князь мог чувствовать себя уверенно. А уже совсем скоро подвернулся случай использовать иноземцев для своей выгоды.
