Все это было ясно Самвелу.
В это утро гонец матери пустился в путь, направляясь к главному жрецу «детей солнца». А Самвел под предлогом охоты собирался поехать в Аштишатский монастырь — к матери всех церквей Армении. Там были сосредоточены видные силы христианства. Он отправлялся сообщить местному духовенству о наступающей опасности, собирался увещевать священнослужителей, чтобы они со своей стороны призвали к борьбе христианский люд. Представители двух единоплеменных армянских религий должны были бороться друг с другом. Первых побуждала мать, вторых — сын.
Одна из дверей приемной палаты вела в одевальню, иначе называвшуюся «домом хламид». Там, в нишах, в больших и малых узлах, хранились наряды Самвела. Собольи же шубы и разного рода верхняя одежда для всех времен года висела в более обширных нишах и была закрыта занавесками. Особое место занимали его военные и охотничьи одеяния. Все это было дорогое, все разукрашено золотом и серебром. Самвел вошел в одевальню и выбрал там короткий и легкий охотничий наряд. В этой прекрасно облегавшей его изящную фигуру одежде он был особенно хорош.
Иусик в это время был занят в другом помещении, дверь в которое открывалась со стороны одевальни. В комнате этой находилась сокровищница князя. Здесь хранились его личные украшения, а также драгоценные украшения для лошадей. Иусик отобрал самую обыкновенную конскую сбрую, так как его господин отправлялся на охоту. Более роскошные предназначались для торжественных случаев.
Когда Самвел был уже одет, Иусик взял сбрую и отправился вместе с господином в княжескую конюшню.
Конюшня находилась вне замка, в особом помещении, по своей красоте скорее похожем на дворец. Там же помещалась княжеская псарня. Здесь содержались и охотничьи соколы разных пород. Когда князь вошел через большие ворота широкого квадратного двора конюшни, слуги заметили его издали и поспешили сообщить главному конюшему. Последний немедленно явился и, приблизившись к Самвелу, несколько раз отвесил низкий поклон.
— Здравствуй, Завен, — приветствовал его князь.
Главный конюший снова молча поклонился.
Во двор уже вывели гнедого коня, покрытого красивой попоной, края которой были разукрашены разноцветными шерстяными кистями. Сильный конюх держал коня под уздцы, но беспокойный, горячий конь не переставал издеваться над ним: ржал, сопел, подымался на дыбы, точно хотел повергнуть в прах своего укротителя. Но конюх мощной рукой сдерживал буйное животное. Группа других конюхов, стоя вокруг, с живым интересом наблюдала за опасной борьбой. Старик Арбак несколько раз подходил к коню, и, поглаживая его красивую шею, наставительно говорил:
— Тише, Егник, будь умником.
Подошел Самвел и, поглядев на игру коня, обратился к Арбаку:
— Ты мне запретил садиться на белого, но Егник не слишком-то умней его.
— Это он от радости, — ответил старик и велел, чтобы коня немного поводили, успокоили, а затем оседлали.
Конюшня была разделена на несколько частей: в одной находились княжеские мулы, в другой — ослы, в третьей — обыкновенные лошади, в четвертой — породистые. Самвел в сопровождении главного конюшего отправился посмотреть на породистых коней. Они вдвоем вошли в конюшню. Это было длинное помещение, конец которого терялся вдали. У яслей стояли рядами на привязи кони: чистые, здоровые, один краше другого. Их было свыше сотни. Для острастки каждый из них был привязан двойными концами поводьев к железным толстым кольцам, прикрепленным с двух сторон к яслям. Кроме этой предосторожности, у наиболее игривых, беспокойных задние ноги были связаны цепями, хотя кони были отделены друг от друга крепкой деревянной перегородкой.
Проходя мимо, Самвел внимательно разглядывал животных. Ему всегда доставляло большое удовольствие бывать в этой богатой конюшне. Он знал клички всех коней, их происхождение, возраст и был знаком с нравом каждого из них. Главный конюший с особой охотой отвечал на замечания своего господина, выражавшие его глубокое удовлетворение. Самвел подходил к некоторым из коней, гладил их по голове. Это особенно радовало конюшего: так радуется заботливая мать, когда в ее присутствии ласкают ее красивых, бойких детей.
— Завен, пора уже начать выезжать лошадей, — сказал Самвел. — Возможно, они скоро понадобятся…
— Понимаю, мой тер, — ответил главный конюший. На его обросшем лице появилась добродушная улыбка. — Старый князь возвращается, и вы, вероятно, собираетесь его встречать?
— Да! И с большим отрядом…
— Я знал об этом и потому как раз с сегодняшнего дня велел начать выезжать лошадей. Отныне ежедневно будут выводить коней на несколько часов.
Выйдя из конюшни, Самвел увидел своего оседланного коня, сел на него и пустился в путь.
На своем красивом гнедом коне, с колчаном за спиной, луком на плече и с длинной пикой в руках Самвел ехал по той дороге, которая вела от замка Вогакан к Аштишатскому монастырю. Резвый конь играл, подскакивал, грыз удила, и губы его довольно быстро покрылись белой пеной. Но вскоре он затих, как будто угадав, что хозяину не до веселья. Прежде, когда ему случалось вместе с хозяином отправляться на охоту, он слышал от него много ласковых, бодрящих слов. Но сегодня тот почему-то молчал. Вот это-то и опечалило умное животное.
В убранстве коня не было недостатка в украшениях, недостатка, который мог бы его опечалить. Голова его была украшена розовыми хохолками, перехваченными серебряными застежками, похожими на колокольчики. На шее висел также серебряный ошейник, маленькие бубенчики которого при всяком движении головы приятно позвякивали. На груди красовалась шлея с нанизанным на ней разноцветным бисером и с треугольным талисманом. Он охранял коня от дурного глаза и от несчастного случая. Седло было обито барсовой шкурой, стремена и луки — из серебра.
Две одномастных борзых с дорогими ошейниками бежали впереди всадника. За князем ехало двое оруженосцев; у каждого из них на руке было по соколу.
Оруженосцев также удивляло молчание князя. Занятый своими думами, он погонял коня, не обращая внимания на окружающее и не интересуясь разнообразной дичью, которая то и дело попадалась им на пути. Дорога тянулась через ущелье, по обе стороны его высились горы, покрытые густым лесом. Яркие лучи солнца не проникали через листву деревьев, ветви которых, переплетаясь друг с другом через дорогу, образовали живой зеленый свод. Иногда ущелье расступалось, и тогда взорам охотников открывались зеленые бархатистые луга, усеянные пестрыми цветами.
Как сладостно было раннее щебетанье птиц, как сладостен был нежный шелест листьев! Но еще приятнее было журчание горной реки, быстро сбегавшей между берегами, поросшими кустарником. От всего веяло радостью, все дышало жизнью и весельем, только сердце Самвела было полно горечи. Чем больше он думал о злых последствиях предстоявших бедствий, тем значительней они ему казались. «Кто знает? — думал он. — Быть может, скоро наступит день, когда покой этих прекрасных лесов будет нарушен бескрайним смятением, взамен благоухания этих красивых цветов повеет смертью и зеленые долины обагрятся братской кровью».
Казалось, и звери понимали, что Самвел для них сегодня не опасен: они смело, без боязни пробегали мимо него. Вот чуткая газель выскочила с быстротой молнии из приречных кустов, пересекла дорогу, скрылась за деревьями, в несколько прыжков очутилась на покрытой мхом скале и оттуда насмешливо поглядывала на князя. Борзые, заметив ее дерзость, вопросительно посмотрели на князя, но не получив поощрения, огорченные, продолжали свой легкий бег. Вот шумливая стая куропаток, быстрокрылых птиц, нарушила тишину. Она пронеслась близко, как сизая туча, и исчезла за соседними скалами. Соколы, спокойно сидевшие на руках оруженосцев, увидев этих красноклювых и краснолапых осмелевших птиц, взмахнули широкими острыми крыльями, и, готовые к преследованию, гневно рванулись. Но шелковые шнурки на ногах заставили их опуститься.
Солнце поднялось уже высоко. По лесу разливалась приятная теплота. Деревья, омытые накануне проливным дождем, ярко блестели чудесным нарядом своих листьев. Трава посвежела, еще больше отрос зеленый мох и мягким ковром покрывал обнаженные скалы.
Местные крестьянки обычно бывали очень недовольны лесным дождем: он смывал с листьев выделявшийся из них сахарный сок — эту манну небесную. Но на этот раз крестьяне успели заранее собрать сахар.
Тут и там среди деревьев мелькали маленькие шалаши, сплетенные из свежих ветвей. Из шалашей подымался дымок и облачками медленно рассеивался в воздухе. Девушки поселянки в красных рубашках, невесты в красных накидках весело сновали, как бабочки, вокруг огня. На костре кипел большой котел, наполненный сахаристыми листьями. Когда сахар растворялся, листья выбрасывали нектар, вода закипала, делаясь густой. Таким способом приготовляли растительный мед или иначе — руп. Наиболее нежные листья, на которых слой сахара был гуще, отбирались, их накладывали друг на друга и прессовали. Таким способом приготовлялось душистое и вкусное лакомство, называемое газпен. Эти дары природы являлись для крестьян приятной пищей, особенно зимой, в постные дни.
