Георгий Соловьев - Отец

— Да видишь, не пишется! — Марина обмакнула перо в чернильницу-неразливайку и, проставив дату в верхнем углу письма, снова положила ученическую вставочку.

Женя подперла щеки кулаками и, сузив свои агатовые глаза, стала смотреть в лицо Марины. От этого взгляда подруги Марина смутилась и склонила голову над письмом, катая по столу вставочку.

— А где Александр Николаевич? — спросила Женя, все так же пристально глядя на Марину.

— В спальне отдыхает.

— Скажи, Марина, ты очень счастливая? — шепотом сказала Женя, но так, словно обвиняла подругу в чем-то.

Марина перечеркнула написанное.

— Мы будем Вике писать!? — с досадой воскликнула она, прямо глядя в глаза подруги своими чистыми серыми глазами.

— Ох, Маринка, что-то смутно мне последнее время, — все так же шепотом, но уже виновато сказала Женя. — Неужели Вика всерьез все бросила и уехала насовсем?

— Будто сама Вику не знаешь.

— Марина, это настоящая любовь?

— Нет, игрушечная, — теперь уже откровенно сердясь, сказала Марина. — Ты с чего это… рассмутьянилась? Перед отпуском?

— Да так просто, — протянула Женя, отклоняясь со стола на спинку стула и опуская руки на колени. — Просто привыкла я ко всем вам, а вы все разлетелись, и словно одна я осталась. Вот и Варвары Константиновны нету.

— Мама письмо прислала. Скоро должна приехать, — спокойно поведала Марина.

— Что ж, Зинаида Федоровна возвращается к мужу? А что это — тоже любовь? Новая? Старая? И есть ли у них она?

— Любовь ли, нет ли, и какая у них она — не знаю. Но там дети, — рассудительно ответила Марина. И вдруг, взглянув на сникшую Женю, на ее лицо с подрагивающими опущенными вниз ресницами и с какой-то жалкой улыбкой, Марина поняла все. В какие-то мгновения она вспомнила ту давнюю, бросившую родительский дом и потом саму брошенную мужем и оттого растерявшуюся перед жизнью Женю; вспомнила начало своей дружбы с ней и как потом Женя стала родной в семье Поройковых. И Марина все поняла. Ей стало стыдно, что за своим счастьем она забыла хорошую, добрую Женьку. Марина подошла к Жене и обняла. — Я все поняла, моя дорогая подружка. Красавица, — Марина откачнулась от Жени, держа руки на ее плечах. — Какая же ты у меня красивая, даже чересчур.

Женя повела плечами, освобождаясь от рук Марины.

— Не о том ты, друг Марина. Просто подумалось мне: вот были у меня близкие люди, а теперь они неблизкие. Получается: я им не нужна, они мне были нужны. Ну вот, лечу в Ленинград, думаю: весь завод мне издали станет тоже чужим.

Марине стало больно оттого, что сболтнула то, о чем сама только думала. А с тех пор как Марина полюбила Сергея, она в мыслях не раз жалела, что Женя так победно и недосягаемо красива.

— Женька, не болтай зря! — вскричала Марина. — И поезжай себе в Ленинград, в родительский дом. И увидишь: еще как издали-то соскучишься по заводу.

Из прихожей послышался долгий и громкий стук в дверь.

— Кто же это такой нетерпеливый? — Марина будто обрадовалась этому стуку. — Еще старика обеспокоит. — Она выбежала в прихожую, щелкнула задвижкой и вдруг сама громко вскрикнула: — Толюшка приехал!.. Да идем же скорей. Отработался?

Анатолий вошел в комнату. В Артемовом старом пиджаке, весь пропыленный, с белыми выгоревшими бровями и ресницами, он очень был похож на Артема.

— Здравствуй, Женя, — сказал он баском и, взяв ближний стул, сел у двери. — Все Заволжье на машине проехал. Ну и езда. — В лице Тольяна, несмотря на этот басок, сейчас было больше мальчишеского, нежели когда он был школьником. — Нет, Марина, не отработался я еще. Знаешь, какой хлеб?.. То-то! Просто наш комбайн переоборудуется на прямую уборку, ну, и профилактический ремонт небольшой надо дать: машина старая. А меня отпустили ванну дома принять. Да пакет от Вики доставить. — Анатолий вынул из кармана конверт.

— Так давай, — Марина потянулась к письму. Тольян опять спрятал конверт и, грозя ей пальцем, сказал: — А папа где?

— Сейчас разбужу…

Но Александр Николаевич сам пришел на шум. Анатолий вскочил, обнял отца и после этого многозначительно оглядел всех и объявил:

— Вика близняток родила, сразу двоих сынов, о чем и докладывает, — он подал отцу письмо.

— Что?! — в один голос вскрикнули Женя и Марина, не веря в известие.

— Не озорничай, — нахмурившись, сказал Александр Николаевич, глядя на лукавое лицо сына, и письмо в его руках задрожало. — Неужели действительно так? — Он разорвал пакет, достал письмо, но прочесть не смог ни слова. — Не разбираю я ее руку, ну-ка ты, Марина. — Он положил письмо на стол и сел на диванчик, весь настороженный и нетерпеливый.

— «Здравствуйте, дорогие…» — начала читать Марина. — Ну, это так, перечисление родни, — она молча пробежала глазами несколько строк. — Вот: «Поздравляем с Артемом всех вас с двумя внуками, племянниками и двоюродными братьями. Это для меня самой большая неожиданность. Подробности вам Толя расскажет». — Марина прервала чтение и сказала Тольяну: — Докладывай.

— Значит, так, — заговорил тот. — Это у них в совхозе первый такой случай. Такая новость сразу по всем полям, как по радио, известна стала. Я тоже в поле на комбайне узнал. Сам бригадир подсмену мне привез, чтобы я домой, то есть на центральную усадьбу, ехал.

— Это ты про себя рассказываешь, — остановил сына Александр Николаевич. — Про Вику говори.

— Я, папа, по порядку. Вот сел я на грузовик, который зерно от комбайна принял, а навстречу сам Артем на легковой. Я мигом пересаживаюсь к нему — и помчали. Артем рад, вижу, веселый, хотя двое суток не спавши, даже посерел, но машину гонит классно. Сроду я так не ездил.

— Толя, опять уклоняешься, — заметила осторожно Марина.

— Не. По порядку я рассказываю. Вот Артем гонит машину вовсю и рассказывает мне, как дело было. Артему у телефона поблизости нельзя сидеть: он по полям все больше гоняет. Позвонил он раз в соседний совхоз — там Вика лежит: у нас своей больницы пока нету, а там есть. Позвонил он раз — ему там кто-то ответил: роды начались. А потом никак не удавалось ему дозвониться. Позапрошлой ночью только добился, а там нянька на дежурстве оказалась сонная, старая, да еще татарка. Телефон еле пищит и гундосит. Все же разобрал Артем, что родила уже Вика. Спрашивает он: кого родила? А ему старушка отвечает: «Дуняшку». — «Дочь?» — спрашивает Артем, а ему говорят: нет. «Кого же? Сына?» — добивается Артем, а ему отвечают опять, что Дуняшку. Плюнул Артем на телефон, сел на мотоцикл и на зорьке туда домчал. Оказывается, не про Дуняшку, а про двойняшку твердила ему старуха.

— Представляю себе Артема Александровича! — всплеснув руками, воскликнула Женя. И все рассмеялись. Александр Николаевич обмяк от смеха и даже утирал рукой глаза.

Подождав, пока его слушатели отсмеются, Тольян продолжал:

— А знаете, почему Артем попутался на слове? Когда я жил с ними, я слыхал, как они договаривались насчет имени, если дочка будет. Вика все перебирала самые поэтические имена. Артем же предлагал простые, русские. Имя Евдокия ему очень нравилось. Ну вот он и помчал ночью узнать, что за сын у него такой Дуняшка. — Опять Тольяну пришлось переждать, потому что опять все рассмеялись, очень хорошо представляя себе Артема в ту беспокойную для него ночь. — Так, значит, дальше: узнал Артем, что у него два сына, и рванулся обратно, вспомнил, что Вика припасла приданое на одного ребенка. И надо покупать второе. Примчал он к себе в совхоз, заставил заведующую магазин открыть и купил второе приданое. Ему говорят: рано беспокоишься, еще жене твоей неделю в больнице лежать. А он на своем настоял, потому что нужно такое дело делать немедленно и загодя. В общем, от завмага новость и пошла гулять по совхозу. Когда Артем по телефону просил у директора автомобиль, чтобы к Вике съездить, директор его поздравил и сказал, что Артем теперь самый многодетный и не миновать отдавать для такой семьи первый одноквартирный коттедж, как только его совхоз получит.

— Вот она, наша Вика! Появилась лично в совхозе — и сама жилищный вопрос разрешила, — с восхищением воскликнула Марина.

— Тольян, а ты не привираешь ничего для смеха? — спросила Женя.

— Привираю? — обиделся Тольян. — Чистую правду говорю. Слушай дальше. Приехали мы со вторым приданым в больницу. Врач разрешил нам пойти к Вике. Умылись мы, отряхнулись. Дали нам белые халаты. В комнату, где Вика лежит, не пустили. Сели мы у двери и из коридора смотрим на нее и разговариваем. Молодец она, Вика.

— Хорошо себя чувствует? — спросил Александр Николаевич.

— На вид как будто отдыхает. В палате чисто, просторно, Вика одна лежит, да и во всей больнице больных нет. В той же комнате и ее младенцы спят рядом на другой койке, как куколки. Артему очень захотелось взглянуть на них, да нельзя. На его счастье, пришла пора кормить ребят. Нянечка вошла в палату и показала их ему издали. Артем посмотрел на своих сынов и испугался даже: до того они одинаковые, похожие. Он спросил Вику, так ли это на самом деле. Вика сказала, что есть разница: у одного родинка на правой ножке, а у другого на левой. Тогда Артем спросил, как же их назвать. Вика предложила Артему, как отцу, первому сказать свое слово Артем сказал, что одного сына хочет в честь Вики назвать Виктором. Тогда Вика сказала, что второго надо назвать Евгением: тоже на женское имя похоже и в честь ее задушевной подруги. Это значит, в честь тебя, Женя.