Еще больше разозлил королеву Гладстон, когда написал ей поздравление с победой сэра Гарнета Вулзли над египетскими националистами во главе с Араби-пашой под Телль-эль-Кебиром в сентябре 1882 г. Победа прославленного британского генерала была, вне всяких сомнений, приятной новостью, но Гладстон при этом совершенно проигнорировал выдающуюся роль в этой победе ее сына, принца Артура, который служил тогда командиром 1-й гвардейской бригады и кого сам сэр Вулзли называл «первоклассным бригадным генералом».
Вслед за этим пришло обидное для королевы предложение правительства вывести войска из Судана, где мусульманский мистик Мухаммед Ахмед, принявший имя Махди — посланца Аллаха, собрал вокруг себя тысячи сторонников и поднял восстание, провозгласив божественной миссией освобождение Судана от чужеземного господства. Королева была абсолютно убеждена в том, что Махди нужно свергнуть, захватить в плен и примерно наказать, а правительство придерживалось иного мнения. Она стала засыпать кабинет министров письменными требованиями о немедленных и самых жестоких мерах по наведению порядка на подвластной территории, в особенности после того, как около десяти тысяч египетских солдат были убиты повстанцами, а генерал Чарльз Гордон оказался осажденным в городе Хартуме.
Взбешенная медлительностью и неповоротливостью правительства Гладстона, королева посылала письма в кабинет министров с требованиями решительных и эффективных действий. «Королева крайне обеспокоена судьбой генерала Гордона, — подчеркивала она в одном из таких писем Гладстону. — Если с ним что-нибудь случится, это будет ужасно». Однако премьер-министр не торопился отправлять войска для спасения генерала Гордона, так как, по его мнению, последователи Махди «на самом деле борются за свою свободу». Когда войска под командованием генерала Вулзли все же направились на выручку соотечественников, было уже слишком поздно. 26 января 1885 г. генерал Гордон был казнен возле ворот своего дворца в Хартуме. Повстанцы отрезали ему голову и отослали ее Махди.
Королева была в шоке и долго не могла успокоиться, а когда взяла себя в руки, тут же направила телеграмму премьер-министру Гладстону, военному министру Хартингтону и министру Иностранных дел Грэнвиллу. «Новости из Хартума поражают своей жестокостью, — отмечалось в телеграмме. — Но еще больше поражает мысль, что всех этих жертв можно было избежать, если бы правительство поторопилось принять своевременные и решительные меры». Причем все эти телеграммы были отправлены открытым текстом, чтобы общественное мнение страны получило полную информацию о том, что думает королева о своем правительстве. Этот вызывающий антиконституционный поступок королевы так разозлил старика Гладстона, что он пригрозил, что «его ноги больше не будет в Виндзорском дворце». А королева в ответ во всеуслышание объявила, что «отныне и навек на совести Гладстона будет кровь истинного героя генерала Гордона».
С такими же упреками королева обрушилась и на военного министра Хартингтона, «бездельника и тупицу», а когда тот пожаловался Генри Понсонби на то, что королева предпочитает непосредственно командовать армейскими генералами, минуя военное ведомство, она тут же отправила ему весьма язвительный ответ: «У королевы всегда есть непосредственный контакт со своими генералами, и она постоянно будет делать это в дальнейшем... Она считает письмо лорда Хартингтона официозным по форме и дерзким по тону... Королева не потерпит никакого диктата и никогда не будет выполнять роль бездушной машины».
Королева действительно считала, что имеет полное право вступать в контакт с любым человеком по собственному выбору. Так, например, она написала письмо сестре генерала Гордона, в котором выразила глубокое соболезнование по поводу трагической гибели ее брата, а заодно и то возмущение, которое испытывают добропорядочные англичане обстоятельствами его мученической смерти. А вслед за этим она написала генералу Вулзли и предупредила, что если правительство, в состав которого входят некоторые «непатриотические» личности, прикажет ему оставить Хартум, то он должен воспротивиться такому приказу и сделать все возможное, чтобы выполнить свой патриотический долг. При этом королева приказала ему немедленно сжечь это письмо, поскольку оно носит -«исключительно конфиденциальный характер». Кроме того, королева написала леди Вулзли и посоветовала ей обратиться к мужу и потребовать, чтобы он непременно «пригрозил отставкой, если не получит широкой поддержки в войсках. И никто не должен знать о содержании нашего разговора. Но я все же надеюсь, что эта угроза возымеет нужное действие и они испугаются».
Одновременно королева делала все возможное, чтобы у премьер-министра Гладстона не было никаких сомнений относительно ее взглядов и намерений. Она постоянно доказывала ему, что вывод войск из Судана станет для страны неслыханным унижением, «фатальным» для ее репутации и чести. В глазах всего мира это будет выглядеть как позорное бегство британской армии от этих «дикарей».
Несмотря на разразившийся политический кризис, королева наотрез отказалась покидать Балморал и переезжать в Лондон. Более того, она потребовала, чтобы Гладстон приехал к ней, так как было бы «непростительной дерзостью» с его стороны ожидать обратного. Принц Уэльский оказался в этом споре на стороне тех, кто призывал королеву вернуться в Лондон или Виндзор, чтобы быть ближе к правительству и народу в сей трудный час. При этом он весьма прозрачно намекал, что ее позиции значительно ослабнут, если она этого не сделает.
Однако королева продолжала упорствовать и не пошла ни на какие уступки. «Королева не может бегать с места на место, как какая-то молоденькая девочка», — заявила она. Мистер Гладстон, кажется, забыл, что она леди, причем довольно зрелая леди, если уж на то пошло, и ее силы изрядно иссякли за 48 лет беспрерывного правления страной. «Он, кажется, думает, — писала королева, — что имеет дело с машиной, которая может мотаться туда-сюда по его желанию». Кроме того, ее приезд в Лондон невозможно осуществить без соответствующей подготовки. Тем более что в Лондоне в тот момент проходит неделя скачек, и вокруг Виндзорского дворца будет такое скопление народу, что о нормальной и спокойной работе во дворце и мечтать не приходится».
О строгом выговоре, который премьер-министр Гладстон получил от королевы в связи с трагической гибелью генерала Гордона, он узнал от станционного мастера, когда возвращался в Лондон из Ланкашира. Это так расстроило его, что он даже подумал о том, чтобы подать в отставку. Королева, конечно, ждала от него такого решения, однако оно пришло чуть позже и совершенно по другому поводу. Кабинет Гладстона получил вотум недоверия в связи с провалом бюджетной политики, и вскоре Гладстон вместе с министрами явился к королеве, чтобы отдать ей печать и сложить свои полномочия. Королева даже не пожелала пожать ему руку на прощание, а когда он спросил, может ли поцеловать ей руку, она нехотя протянула ему несколько пальцев и брезгливо поморщилась. А вскоре после этого к королеве в Осборн явился с докладом генерал Вулзли, который чуть позже сообщил герцогу Кембриджскому, что «королева была вне себя от счастья, что наконец-то избавилась от ненавистного ей Гладстона и его грязных сторонников». Она радовалась «как школьница, которая наконец-то закончила школу!».
Однако консервативное правительство лорда Солсбери, которое в июне 1885 г. пришло на смену кабинету Гладстона, просуществовало несколько месяцев, и королева, стремясь во что бы то ни стало избежать новой встречи с Гладстоном, совершенно сознательно пошла на нарушение конституционного порядка и преступила пределы установленных законом прерогатив. Сперва она просто-напросто отказалась принимать отставку Солсбери, к которому уже успела привыкнуть, а затем все же была вынуждена подчиниться закону и подписала его прошение об отставке, подарила ему на память свой бронзовый бюст и даже предложила титул герцога. Между тем назначение нового главы правительство явно затягивалось. Королева отчаянно пыталась найти выход из положения и не допустить к власти человека, который может погубить «ее дорогую и великую страну» и фактически «превратить ее в руины». А либералы в палате общин уже открыто выражали свое недовольство политикой затягивания и требовали окончательного решения правительственного кризиса. «Королеву совершенно не волнует, — писала она, — если все узнают, что она не испытывает абсолютно никакого желания признавать этого полоумного и во многих отношениях чудаковатого старика»[57].
* * *
Разумеется, в конце концов королева вынуждена была подчиниться установленному порядку и назначить новым главой кабинета ненавистного ей Гладстона, но сделала это так неохотно и с таким выражением лица, что тот долго нервничал и уехал из дворца с кислой миной. «Я вынуждена была поручить формирование нового правительства этому старому безумцу, как называет его Луи, — сообщала королева своей старшей дочери. — Но при этом поставила условие, чтобы бездельник лорд Грэнвилл ни в коем случае не занял пост министра иностранных дел (новым министром был назначен граф Роузбери). К тому же я потребовала, чтобы новое правительство не смело менять внешнюю политику страны. Но все равно это ужасно и невыносимо... Это страшная неудача потерять такого человека, как лорд Солсбери, который является самым умным, самым покладистым и самым свободным от всяческих предрассудков государственным деятелем из всех, которых я когда-либо встречала».
