Вернувшись домой, воевода с удивлением услышал от жены, что его разыскивают посланцы Хазарского кагана.
– В парадной одежде, – подчеркнула Всеслава, поскольку это обстоятельство особенно насторожило ее.
– Подождут, – сказал Свенельд. – Я соскучился по тебе и по дому.
С хазарскими послами он встретился только на следующее утро. Один из них был ему знаком: когда-то, давным-давно, они оговаривали вопросы длительного перемирия Оба хотели мира, но тогда князь Игорь решительно воспротивился этому.
– Нас не поймут левобережные славяне, воевода. Думцы поддержали великого князя, и мир так и не был подписан. Но с Хазарией войны более не возникало, все гасилось в приграничных стычках. И вот теперь хазары приехали сами…
– Великий воевода, мы приехали с просьбой к тебе, чтобы не беспокоить без нужды Великого Киевского князя, – сказал хазрекий вельможа, возглавлявший посольство. – Из-за Волги рвутся степняки, и наши войска с трудом сдерживают их натиск. Если им удастся прорваться, Великое Киевское княжество получит плохих соседей, живущих по законам степей.
Вельможа замолчал, давая воеводе время оценить опасность. Но Свенельд знал кочевников и с ответом не задержался:
– Твоими устами говорит сама истина, вельможа. Хазарский Каганат просит помощи Киева?
– Хазарский Каганат сам справится с кочевниками Дикой Степи, великий воевода. Мы просим не помощи Киева, а твоей помощи, воевода Свенельд.
– Прости, высокий вельможа, я не понял тебя. Я служу великому князю Игорю.
– Слава, о тебе гремит по всему достойному миру, затмевая славу твоего повелителя, великий воевода.
Хазары закачали бородами, выражая полное одобрение только что сказанным словам.
– Мне трудно правильно истолковать твои слова, вельможа, – осторожно сказал Свенельд.
– Наши кавказские границы тревожат ясы, великий воевода. Мы не боимся их, но для разгрома ясов нам придется снять войска с Волги. И тогда кочевники Великой Степи могут прорваться в степи, прилегающие к великому Киеву. Это будет опасно для Киевского княжества.
– Да, это – большая неприятность, – согласился Свенельд.
– Единственная сила, которая позволит Киеву и нам избежать этой неприятности, – твой разящий меч, великий воевода. Мы щедро оплатим твоих воинов и не претендуем на ту дань, которую ты наложишь на разгромленных ясов.
– Я не знаю, что решит князь. Но я понимаю опасность, которая угрожает всем нам. Через три дня я дам свой ответ.
Свенельд встал и склонил голову, давая понять, что их встреча окончена, но у нее возможно доброе продолжение.
Как только послы удалились, воевода тотчас же отправился к Берсеню. Именно отправился, а не поехал, потому что избегал лишних глаз и едва ли не впервые повелел отнести себя в закрытых носилках.
– Нет, это не ловушка, побратим, – сказал Бер-сень, внимательно выслушав Свенельда. – Из Великой Степи идут кочевники с таким остервенением, что Хазарскому Каганату без твоей помощи и впрямь станет туго. А потом туго станет нам. Придется идти на поклон к Игорю, но боюсь, что разрешения он тебе не даст.
– Может быть, ты объяснишь ему, что мой поход принесет больше пользы нам, чем хазарам?
– Рюриковича прельщает только личная польза, Свенди, – горько усмехнулся Берсень. – Однако путь есть. Ольга навестила его после кулачного поединка на площади.
– Зализывала раны?
– Королева русов куда умнее нас с тобой, воевода, – улыбнулся думский боярин великого князя. – И она любит тебя, а не своего жалкого супруга. Это – ключик, побратим. Надежный ключик. Очень надежный, поверь мне.
3
Однако посетить великую княгиню Свенельду удалось только спустя некоторое время. В первую очередь следовало посоветоваться со старыми дружинниками о выгодном, но чересчур уж неожиданном предложении хазар. Полностью он смог собрать своих постоянных советников и старых друзей к вечеру следующего дня, разослав гонцов. Наконец они собрались, а едва воевода появился, начали шуметь, требуя сурово отомстить княжеским дружинникам за убийство Хильберта и пожоги многих дружинных поместий.
– Доколе самоуправство терпеть будем, воевода?
– До времени, – жестко сказал Свенельд. – Всему свой час, дружина. Зеленые яблоки едят только мальчишки.
Он кратко изложил предложение хазар, возможности дружины и явную выгоду подобной сделки. Своего мнения не высказывал, да этого и не требовалось. Старые вояки понимали, что он никогда бы не стал с ними советоваться, если бы внутренне сопротивлялся предстоящим сражениям с ясами. Его дружине, действовавшей на юге, неоднократно приходилось встречаться с молчаливыми всадниками в косматых бурках – разрубить такую бурку можно было далеко не каждым ударом
– А какая нам выгода, воевода, подставлять свои щиты ясам ради хазар7
– Вся добыча – наша. Расходы на дружину хазары берут на себя.
Дружинники сдержанно пошумели, оценивая-условия Наконец Горазд сказал-
– Это славно, если они тратятся на дружину. Только что скажет великий князь, воевода?
Свенельд усмехнулся:
– Боярин Берсень подсказал мне ключик к согласию великого князя.
Дружина опять пошепталась, на сей раз тише и дольше. И снова Горазд выразил единое мнение:
– Веди нас, славный воевода. Наши мечи – в твоей деснице, наши стрелы – в твоем колчане.
Дружинники встали и склонили головы. Свенельд поблагодарил их и только на следующий день наконец-то посетил великую княгиню.
Он хорошо знал Ольгу. Она всегда либо навязывала свою тему беседы, либо перехватывала ее, если собеседник упорно говорил не то, что ей было угодно слышать. А поэтому решил начать с упреков, для чего заранее сдвинул брови, заведя ворчливую речь чуть ли не с порога.
– Объясни мне, почему ты отправилась с утешениями к великому князю?
– Я уже говорила тебе, Свенди, – недовольно вздохнула Ольга.
– Что ты говорила?
– Я сказала: «А если родится девочка?»
– Какая девочка?
– У нас с тобой, Свенди. Представляешь, что было бы, если бы после гибели Игоря родилась девочка?
– Наверно, под броней тупеют, – помолчав, сказал воевода. – Но я опять так ничего и не понял. Ну, родится девочка, вырастет, мы выдадим ее за хорошего воина…
– А кто будет править княжением, пока мы с тобой будем выращивать невесту для хорошего воина? – Ольга уже с трудом сдерживала себя от выплеска княжеского гнева. – Чьим именем мы станем управлять Киевскою землей? Да все славянские племена немедля восстанут, потому что в их глазах мы не имеем никакого права на правление в Киеве.
– У меня лучшая дружина…
– На всех славян ее не хватит, Свенди. – Ольга опять вздохнула. – Вот почему я призналась Игорю, что понесла.
– Что?!
– От него, от него, – поспешно пояснила Ольга. – И Кисан это подтвердил.
– Как подтвердил? – опешил Свенельд.
– Спасал свою шкуру, Свенди, – усмехнулась великая княгиня. – Я обещала жизнь ему и его потомству, и, кто бы теперь у нас с тобой ни родился, Игорь уже признал себя отцом.
– А я?… – помолчав, тихо спросил воевода. Ольга невесело усмехнулась. Потом сказала:
– Этой ценой мы узаконили наше дитя. Узаконили, мой Свенди. Смирись. Это не так трудно, у тебя есть дети. И будут внуки и правнуки. А кровь конунга Олега Вещего не должна угаснуть никогда. Ольгови-чи, а не Рюриковичи будут править этой землей, пока над нею восходит солнце.
– Да, королева русов. – Свенельд подавил вздох. – Пришла пора уйти в иной мир князю Игорю. И душа его будет бесконечно бродить во мраке и холоде, а не пировать вместе с воинами у священных костров Вальхаллы.
– Нет, Свенди, – твердо возразила Ольга. – Сначала должен родиться ребенок, которого Игорь поднимет на руках перед всеми боярами по закону русов. Вот после этого и пробьет его смертный час.
Свенельд долго ходил молча, несогласно хмурясь. Потом сказал:
– Прости, но я уведу из Киева дружину. Она вся кипит после боя Ярыша. Я уже говорил с Берсенем, и это – его совет.
– А что скажет великий князь? Воевода позволил себе улыбнуться:
– Он скажет то, что ты вложишь в его уста, королева русов.
4
Ярыш поправлялся медленно. Правда, он уже не кашлял кровавыми сгустками, но был еще очень слаб, почти ничего не ел, зато пил охотно и помногу. Ему подмешивали в питье снадобья, которые рекомендовал знахарь княгини Ольги, озабоченно качая при этом голым черепом с чубом на макушке. Больного прятали в дальних глухих покоях, о которых знала только старая, проверенная челядь самой Ольги. Великая княгиня навещала его каждый день, просила отлежаться, уверяя, что могучая сила непременно вернется в его избитое тело.
