света.
– Арре йе кья баат хай, что вы такое говорите? – изумился Кесри.
Ноб Киссин-бабу расплылся в лучезарной улыбке.
– Чему ты так удивляешься, сын мой? Или тебе не ведомо, что мы пребываем в Кали-юге, эпохе апокалипсиса? Возрадуйся, ибо нынче ты воюешь за ангрезов, которым судьба предначертала поспешествовать концу света, но они всего лишь инструмент Божьей воли. – Он показал на “Немезиду”, проплывавшую мимо окутанных черным дымом фортов: – Взгляни, в чреве сего судна пылает огнь, пробуждающий демонов алчности, сокрытых во всяком человеке. Оттого-то англичане и пришли в Индостан и Китай, ибо сии страны населены столь густо, что алчность, взыгравшая в их жителях, способна пожрать весь мир. И вот сегодня началось сие великое пиршество. А закончится оно, когда человечество, обуянное бешеной жадностью, пожрет землю, воздух и небо.
У Кесри голова шла кругом.
– Я простой человек, и я не понимаю, – сказал он. – Зачем мне быть при начале конца? И почему вы здесь?
– Неужто не ясно? – В тоне гомусты сквозило удивление. – Мы тут, чтобы помочь англичанам исполнить веление их судьбы. Пусть мы люди маленькие, но нам выпало счастье знать о своем предназначении, чего им не дано. Мы обязаны всеми силами им помогать, это наш долг, понимаешь?
Кесри покачал головой:
– Нет, пандит-джи, не понимаю.
Ноб Киссин вскинул руку, словно благословляя его.
– Уясни, сын мой: чем скорее наступит конец, тем лучше. Мы с тобой удостоены чести избранников на службе у судьбы, и будущие поколения нас возблагодарят. Ибо лишь после конца сего света народится лучший мир.
На “Кембридже”, стоявшем менее чем в двадцати милях от Тигриной пасти, воцарилась тишина, когда вдали возникли огромные столбы дыма и пыли, медленно поднимавшиеся к облакам.
Вид их позволял сделать единственный вывод: горят форты Тигриной пасти.
Поток донесений сделал очевидным, что атака английских кораблей на Первый порог – лишь вопрос времени. Пока было не ясно только одно: это произойдет нынче или чуть погодя?
Текли часы, и вероятность скорого нападения таяла, поскольку к вечеру англичане вряд ли бы сунулись в здешнее русло, известное своими подвохами.
На закате, обагрившем поднимавшиеся вдали столбы дыма, “Кембридж” вновь окутало этакой зловещей тишиной, пришедшей на смену долгим горячим спорам. И потому азан, призыв корабельных мусульман на вечернюю молитву, исполненный Джоду, показался благостным и успокаивающим даже иноверцам.
По окончании молитвы ласкары сгрудились вокруг своего новоявленного имама, который тихо и серьезно что-то им втолковывал. Напряженное лицо его разбередило любопытство в Ниле, и тот, не устояв, подслушал мусульманскую беседу.
Оказалось, Джоду говорит о подготовке к Судному дню. Позже Нил спросил его, вправду ли он думает, что все так скверно. Джоду пожал плечами:
– Ке джане, кто его знает? Но если что, я хочу быть к тому готовым.
Вскоре после заката рулевой доложил, что к “Ибису” подошла шлюпка. Перегнувшись через фальшборт, Захарий увидел лодку, в которой на носилках лежал молоденький лейтенант. Раненого сопровождали санитары и офицер, оказавшийся капитаном Ми.
Захарий затаил дыхание, ибо наконец-то представилась долгожданная возможность переговорить с ним. Он подошел к трапу и протянул руку ступившему на палубу офицеру:
– Добрый вечер, капитан Ми.
Тот по-прежнему был в грязной форме, в заботах о раненом так и не удосужившись счистить кровь или переодеться. Похоже, он не узнал Захария.
– Вы, как я понимаю, шкипер этого судна?
– Так точно.
Капитан вгляделся в него:
– Ах, это вы…
Захарий напрягся, ожидая язвительной реплики, но ее не последовало, капитан лишь коротко пожал ему руку.
– Здравия желаю.
Меж тем раненого лейтенанта лебедкой подняли с лодки, и он вскрикнул от боли, когда носилки опустились на палубу.
– Потерпи, Апджон, – сказал капитан. – Сейчас мы тебя устроим.
Сказано это было мягко, чуть ли не по-отечески – видимо, сочувствие к юноше несколько сгладило обычную шершавость капитанской натуры. Захарий счел это добрым знаком.
– Что, серьезная рана? – спросил он.
– Парень грохнулся со штурмовой лестницы, – угрюмо проговорил Ми. – Похоже, сломал спину.
– Печально. Если я могу чем-то помочь, только скажите.
Ми, как будто немного оттаяв, вежливо кивнул:
– Благодарю, вы очень любезны.
Раненого отнесли в каюту, Захарий же остался на палубе, дожидаясь возвращения капитана.
– Можно вас на два слова, мистер Ми?
Капитан помешкал.
– Я ограничен временем.
– Это ненадолго. – Захарий открыл дверь каюты первого помощника. – Соблаговолите войти?
В тесной каюте, освещенной единственной свечой, было не повернуться, и они встали почти вплотную друг к другу. Капитан пригнулся, но все равно доставал головой до потолка. Глянув на койку со сбитыми засаленными простынями, Захарий решил, что все-таки лучше разговаривать стоя.
– Что вам угодно? – спросил Ми.
– Все очень просто. Я хочу сделать вам деловое предложение.
– Деловое? – Капитан выплюнул слово, точно дробину. – Что-то я не пойму.
– Видите ли, у меня большой груз провианта, излюбленного сипаями, – рис, чечевица, специи и прочее. Мы с партнерами были бы чрезвычайно признательны, если б вы уведомили о том своих интендантов. – Захарий помолчал и кашлянул в кулак. – Разумеется, ваши хлопоты будут достойно вознаграждены.
На лице капитана отразилось недоумение.
– Что значит – достойно вознаграждены?
Захарий взбудоражился, восприняв вопрос как проявление интереса. Наживку заглотнули, осталось только подсечь. Тщательно подбирая слова, он сказал:
– Я имею в виду небольшой знак нашего уважения, мистер Ми. Вам, конечно, известно, что мы, свободные торговцы, чрезвычайно благодарны вам и вашим коллегам за прекрасную работу, которую вы делаете здесь, в Китае. И будет только справедливо, если за тяжкий труд и одоление множества препятствий вы получите свою долю благ, не правда ли? Постыдно, что офицеры невысокого чина вроде вас прозябают лишь на мизерном жалованье… – Захарий опять покашлял в кулак – …тогда как их начальники уже получили существенное вознаграждение.
Ми переменился в лице, когда наконец постиг смысл этих слов.
– Ах, вот оно что! Хотите подмазать меня взяткой?
– Не спешите с выводами, капитан. – Захарий сообразил, что зашел не с того конца, но у него еще имелись козыри в рукаве.
– Заткнись, козел сраный! Ты что, за дурака меня держишь? А то я не знаю ваших махинаций!
Капитанское лицо с рубленым подбородком перекосилось от злости, он сжал кулаки. Захарий отшатнулся, упершись спиной в переборку.
– Позвольте напомнить, капитан, что вы на моем судне. Держите себя в руках.
Губы Ми искривились в презрительной усмешке:
– Не бойся, держу, иначе ты бы уже валялся с разбитой мордой. Но для такого говнюка этого слишком мало, я врежу тебе покрепче.
– Каким же это образом, позвольте узнать?
– Уделаю тебя нахер! Я доложу наверх о твоей хитрожопости, чтоб ты больше ни к кому не сунулся со своей херней! На совести этакой мрази, как ты, бессчетно смертей, ты и твоя братия угробили наших солдат больше, чем китайцы! Я тебя насквозь вижу, сучий ты потрох!
Поток брани подействовал, точно холодный душ – Захарий ничуть не испугался, и только мысль его заработала быстрее. Теперь он знал определенно, чем прижать капитана.
– Что ж, поступайте, как вам угодно. – Захарий криво усмехнулся. – Только сперва спросите себя: что наше общество считает бо́льшим преступлением – мздоимство или супружескую неверность?
Ми растерянно моргнул.
– Ты это к чему?
Улыбка Захария стала шире, и он, смакуя каждое слово, произнес:
– К тому, капитан, что вы потеряете гораздо больше, чем я,
