— Ваше величество! воскликнулъ Жоржъ, всплеснувъ руками. — Бога ради! Это ужасно! Вы не можете себѣ представить, что произойдетъ во всемъ Петербургѣ, даже во всей Россіи. Это невозможно!
Жоржъ такъ потерялся, что даже хмѣль отчасти выскочилъ у него изъ головы.
— Пустяки! Дѣлайте, что я говорю…
— Не вѣрите, спросите у Гольца.
Жоржъ сталъ звать барона, но видя, что онъ не слышитъ, самъ пошелъ къ нему за помощью.
— Пустяки! Оставьте, завтра забудетъ, сказалъ Гольцъ какъ-то разсѣянно и будто думая о чемъ-то другомъ.
Въ это время кабинетъ сталъ наполняться лично приглашенными государемъ отвѣдать венгерскаго.
Черезъ часъ въ кабинетѣ государя было настолько весело, что вѣроятно онъ былъ правъ, когда говорилъ, что его венгерскому тысяча лѣтъ. Только три небольшія бутылки были опорожнены гостями, но смѣхъ, шумъ, шутки далеко разносились по сосѣднимъ горницамъ.
Нѣкоторымъ лицамъ, которыя еще не были въ кабинетѣ государя, послѣ его переѣзда въ новый дворецъ, онъ показывалъ разныя мелочи и между прочимъ, пару новыхъ эспадроновъ, полученныхъ изъ Берлина.
Наконецъ, государь развеселился настолько, что велѣлъ снова подать шипучаго венгерскаго. Когда всѣ бокалы были наполнены, онъ вызвалъ всѣхъ за собой въ свою спальню и, ставъ передъ портретомъ Фридриха, который висѣлъ надъ его кроватью, выговорилъ, поднимая руку съ бокаломъ:
— Пью за твое здоровье, великій человѣкъ, мудрецъ и геній, другъ и учитель, отнынѣ покровитель мой! И чтобъ доказать вамъ, господа, вдругъ воскликнулъ государь, — насколько я люблю и уважаю этого человѣка, смотрите! A вы, баронъ, напишите ему, больше я сдѣлать не могу.
Государь вдругъ упалъ на колѣни, вытянулъ руку съ бокаломъ къ портрету, а затѣмъ осушилъ его до дна.
— Виватъ! воскликнулъ онъ, вставая.
— Виватъ! воскликнули всѣ и громче всѣхъ Жоржъ и Гольцъ.
— Еще, еще! воскликнулъ Жоржъ. — Наливайте! Я тоже хочу… Я тоже сейчасъ хочу на колѣни, бурчалъ принцъ Жоржъ, уже сильно захмѣлѣвшій.
— Нѣтъ, не позволю! крикнулъ государь:- вы недостойны этого!
— Какъ недостойны!? воскликнулъ Жоржъ запальчиво. — Какъ это… недостоинъ?
— Молчите! Я вамъ говорю, вы недостойны! Ставъ на колѣни и подражая мнѣ, вы унизите мой поступокъ. Да и для Фридриха… что вы такое?..
Жоржъ вдругъ обидѣлся чрезъ мѣру и побагровѣлъ. Еслибъ не Гольцъ, появившійся между спорящими, то Богъ знаетъ, что произошло бы вдругъ.
Между тѣмъ, на дворѣ все темнѣло. Набережная вокругъ дворца уже давно начала покрываться густыми толпами народа. Противоположный беретъ за Невой тоже шумѣлъ и гудѣлъ, заливаемый волнами веселаго любопытнаго люда.
Всѣ ожидали давно заготовленнаго фейерверка, который былъ устроенъ на мысу Васильевскаго острова, выдающагося противъ дворца. На площади и набережныхъ, затѣсненные густой толпой стояли уже давно, не имѣя возможности двинуться, нѣсколько экипажей. Вся рѣка была унизана лодками, барками и всякаго рода челноками, тоже переполненными зѣваками. Окна дворца и въ особенности большой залы, гдѣ былъ обѣдъ и предполагался вечеромъ балъ, ярко освѣщали толпу, силошь наполнявшую всю набережную.
Наконецъ, на углу Васильевскаго острова вспыхнулъ букетъ изъ нѣсколькихъ сотенъ ракетъ и тотчасъ же, среди возстановившейся тьмы, зажглись въ двухъ разныхъ концахъ на Невѣ и на Невкѣ двѣ гигантскія фигуры, въ которыхъ болѣе просвѣщенные изъ публики узнали символическое изображеніе Россіи и Пруссіи. Обѣ сіяющія фигуры двинулись, пошатываясь, и сошлись у края острова. Въ ту же минуту между ними загорѣлся высокій щитъ, изображавшій жертвенникъ. Двѣ огромныя фигуры протянули надъ жертвенникомъ руки и послѣ этого символическаго дружескаго пожатія стали тухнуть. A на островѣ вспыхнулъ и загорѣлся, протянувшись далеко въ обѣ стороны, цѣлый рядъ арокъ, колоннъ, порталовъ и шпицовъ, сверкающихъ разноцвѣтными огнями; это было феерическое и великолѣпное зданіе, долженствовавшее изобразить храмъ мира.
Фейерверкъ продолжался долго. Когда на Васильевскомъ островѣ прогорѣли всѣ щиты, то на самой Невѣ стали появляться плавучія фигуры, которыя зажигались и, медленно скользя, спускались по рѣкѣ. Когда рѣка и обѣ набережныя были особенно ярко освѣщены разноцвѣтными огнями, въ концѣ набережной, не далеко отъ дверца принца Жоржа, гдѣ было менѣе народа и гдѣ экипажи могли двигаться, стояла на берегу большая колымага, запряженная цугомъ лошадей. Въ эту минуту, мимо нея шагомъ двигалась небольшая берлина, и въ ней сидѣли два офицера. преображенецъ и кирасиръ. Они о чемъ-то спорили громко, но интонація ихъ голосовъ была странная, будто они шутили, а не сердились. Въ колымагѣ была Василекъ, пріѣхавшая посмотрѣть фейерверкъ въ сопровожденіи одного Квасова. Въ ту минуту, когда легкая берлина поровнялась съ колымагой, Василекъ невольно высунулась въ окно, ахнула и снова скрылась. Она, конечно, сразу по одному голосу узнала этого преображенца, а яркій букетъ, загорѣвшійся на островѣ, позволилъ ей разглядѣть обоихъ офицеровъ и обоихъ узнать. Но она не повѣрила себѣ и, обернувшись въ Квасову, рѣшилась вымолвить слегка дрожащимъ голосомъ.
— Съ кѣмъ же онъ?
— Да съ ней же! отозвался Квасовъ. — Я ужь во второй разъ вижу ее въ офицерскомъ одѣяніи. Шальная, что жъ ей! Ей все святки, она хоть трубочистомъ нарядится. И какъ это позволяютъ? Арестовать бы ее?
Василекъ ничего не сказала и глубоко задумалась, а чрезъ минуту приказала кучеру ѣхать шагомъ домой. Колымага повернула и тихо двинулась черезъ площадь къ Невскому проспекту. Квасовъ тоже молчалъ и только косился на свою спутницу.
A въ берлинѣ, двигавшейся по набережной, длился веселый разговоръ и смѣхъ. Шепелевъ и Маргарита говорили по-нѣмецки, чтобы не быть понятыми кучеромъ и окружающей толпой. Они шутили на счетъ того, что Маргарита поставила въ гостиной съ куполомъ огромный шкафъ, будто бы для своихъ платьевъ, а въ сущности затѣмъ, чтобы прятать юношу, когда въ ней пріѣзжали неожиданные гости. И уже разъ шесть высидѣлъ Шепелевъ въ огромномъ шкафу и однажды даже часа два не могъ быть освобожденъ, благодаря долгому визиту стараго Іоанна Іоанновича. Шепелевъ жаловался только, что благодаря величинѣ шкафа и массѣ платьевъ онъ не могъ ни видѣть, ни слышать, того, что происходитъ въ горницѣ.
Фейерверкъ давно былъ сожженъ… Вся столица уже спала, а берлина съ двумя офицерами, все еще тихо колесила по окраинамъ Петербурга. Наконецъ. Маргарита завезла юношу на его квартиру, пробыла у него далеко за полночь и вернулась домой полусонная.
И въ этотъ разъ она потребовала у Лотхенъ двойную порцію своего любимаго, но убійственнаго питья.
Новыя отношенія юноши и красавицы были теперь, конечно, таковы, что они потеряли счетъ времени, днямъ и часамъ. Они не помнили себя и не думали ни о чемъ болѣе, какъ только видаться чаще, видаться отъ зари до зари. Шепелевъ былъ, конечно, безъ ума влюбленъ въ красавицу. Да это было и не мудрено! Можно было и не юношѣ потерять разсудокъ отъ такой женщины, какъ Маргарита. Она же, съ своей стороны, ребячески отдалась странной прихоти и, казалось, была еще болѣе ребенокъ чѣмъ онъ. Неосторожность Маргариты по отношенію къ любовнику совершенно не согласовалась съ ея тайными помыслами, мечтами и планами, составленными вѣрнымъ союзникомъ Гольцемъ.
Пруссакъ легко заставилъ молчать оскорбленнаго шлезвигца, но сама Маргарита себя выдавала постоянно. Ежедневно обѣщала она Гольцу бытъ осторожнѣе и продолжала дѣйствовать какъ бы въ опьяненіи.
Только съ дѣдомъ довольно искусно вела она игру. Іоаннъ Іоанновичъ то обижался, дулся на внучку, сидѣлъ дома, то снова прощалъ ее, заискивалъ и ухаживалъ за ней, вѣря ея обѣщаніямъ.
Вообще же между красавицей кокеткой и четырьмя обожателями была видимая путаница въ отношеніяхъ, такая же путаница, какая была и въ душѣ Маргариты. Она говорила себѣ ежедневно:
— Покуда пускай такъ!.. A тамъ видно будетъ!.. Авось я не упаду среди моихъ маріонетокъ.
Юношей красавица, разумѣется, забавлялась, какъ игрушкой чувствуя, что когда-нибудь она эту новую милую игрушку все-таки разобьетъ… сломаетъ. Теперь начинала сказываться только одна вещь, удивлявшая обоихъ… Имъ не о чемъ было говорить! Часто цѣлые вечера приходилось молчать и только любоваться другъ на друга. Между ними оказывалось мало общаго.
Сначала они до сотни разъ говорили все о маскарадѣ Гольца, о томъ, какъ искуссно Маргарита разыграла роль «Ночи», явившись на балъ въ двухъ костюмахъ и одѣвъ кармелиткой Лотхенъ, чтобы обмануть и Шепелева, и публику. Сначала Маргарита часто разсказывала любовнику всю свою жизнь… искренно, правдиво, описывала свои путешествія до и послѣ замужества…
Но все это было скоро исчерпано! И часто, и все чаще, приходилось послѣ поцѣлуя… сидѣть, глядѣть другъ на друга и молчать!..
