Мемнон подгреб к нему.
Варий заметил меч в его руке и проговорил с огорчением:
— Ты сохранил меч, а я свой выронил… сам не знаю, как это получилось. Теперь я остался с одним кинжалом.
Деревянный обломок от перил моста хорошо помогал обоим удерживаться на поверхности воды. Они были на стремнине. Быстрое течение несло их через всю западную часть города.
На обоих берегах реки Мемнон и Варий видели мужчин, женщин и детей. Они что-то кричали, размахивая руками. Они явно желали им и барахтавшимся вокруг людям благополучно добраться до берега.
— Нет уж, — проворчал Варий. — От вас мы вряд ли дождемся гостеприимства.
Мемнон немного передохнул, держась левой рукой за брус, после чего, изловчившись, засунул меч в ножны, висевшие у него на перевязи.
Потом он заговорил с Варием о том, что им следует как можно дольше держаться на середине реки и, пользуясь разливом, пристать к берегу в таком месте, где римлянам трудно будет до них добраться.
Варий был полностью с ним согласен.
— Будем плыть, пока хватит сил, — сказал он. — Хотя вода холодна для купания, лучше нам умереть от простуды, чем нежиться на солнышке прибитыми к кресту…
Довольно скоро стремительное течение донесло их до двух крепостных башен, стоявших, как на страже, друг против друга на правом и левом берегу реки.
Здесь была граница Казилина. Отсюда река помчала пловцов дальше между поросших ивами крутых берегов.
На правобережье они заметили двигавшуюся со стороны города группу всадников и поняли, что там их могут ждать засады и преследователи.
Левый берег казался пустынным, но они знали, что именно на этом берегу в настоящее время сосредоточены все римские войска. Им ничего не оставалось, как держаться на воде до тех пор, пока они не увидят спасительный разлив реки…
Они приближались к тому месту, где стоял повстанческий лагерь, еще вчера многолюдный, кипевший жизнью, а теперь заваленный телами убитых и умирающих.
Только вчера перед самым закатом солнца Варий и Мемнон прогуливались по валу, обсуждая планируемый поход в Сицилию, говорили о трудностях переправы через Сикульский пролив, где им, несомненно, придется преодолевать опасные течения и водовороты на утлых рыбачьих лодках и плотах. И вот теперь все кончено. Подавленные столь неожиданной катастрофой, они тяжело переживали случившееся, в то время как бурливые мутные воды Вултурна несли и несли их навстречу неизвестности и слабой надежде на спасение…
Около третьего часа утра мятеж рабов был полностью подавлен.
Основная масса восставших была изрублена в их собственном лагере или нашла смерть в отчаянных схватках в разных местах по всей излучине Вултурна.
Солдаты претора совместно с жителями Казилина и Капуи устраивали облавы на беглецов, прятавшихся в зарослях или пытавшихся уйти в близлежащие горы. Спастись удалось очень немногим.
Попавшие в плен не обманывались относительно своей дальнейшей участи — римляне не знали пощады к взбунтовавшимся рабам.
Из всех участников мятежа лишь один был освобожден от наказания. Это, конечно, был Аполлоний. Акарнанец предвкушал получение официального отпуска на свободу и обещанные ему претором десять тысяч сестерциев в награду за свое гнусное предательство.
В то время как на левом берегу римляне покончили с последними очагами сопротивления, на правом берегу продолжал действовать со своими всадниками Кассий Сукрон, ревностно выполнявший данный ему Лукуллом приказ — уничтожать или захватывать в плен беглых рабов, пытающихся спастись вплавь через Вултурн.
Конники Сукрона все утро без передышки рубили мечами и разили копьями переплывавших на правый берег мятежников. В плен было взято не менее сотни беглецов.
В составе карательного отряда Сукрона, как уже говорилось выше, был Марк Эмилий Скавр.
Молодой патриций особенно усердствовал в деле истребления «подлых рабов». На его счету было двенадцать убитых, из которых четверых он зарубил своей отточенной, как бритва, спафой и еще восьмерых поразил стрелами из лука, демонстрируя перед солдатами необыкновенную меткость своей стрельбы.
Скавр был страстным охотником и объездил в поисках добычи все леса вокруг Рима. Даже с коня он мог попасть в летящую утку. Теперь искусство меткого стрелка из лука ему весьма пригодилось. Сукрон обещал отметить его «доблесть» перед претором.
Когда солнце уже высоко поднялось над горизонтом, на поверхности реки чернело всего несколько десятков голов плывущих. Их далеко отнесло течением, и всадникам пришлось переместиться приблизительно на треть мили от того места, откуда виден был неприятельский лагерь на противоположном берегу.
Пленных было достаточно (они нужны были только для примерной казни), и Сукрон распорядился убивать всех без разбора.
Марку Скавру и его тридцати всадникам он приказал берегом реки преследовать тех мятежников, которые, убедившись, что на правом берегу свирепствуют каратели, плыли серединой реки вниз по течению, предпочитая лучше утонуть в реке, чем оказаться в руках у беспощадных врагов.
Скавр призывал своих всадников стрелять из луков в тех, кто плыл ближе к берегу, и сам метким выстрелом поразил одного из бунтовщиков в голову, которая тотчас скрылась под водой.
— Одной глупой головой на этом свете стало меньше, — с веселым удовлетворением объявил Скавр, кладя на тетиву лука новую стрелу.
Солдаты засмеялись.
— А вот эти двое, что ухватились за бревно, кажется, полны решимости добраться до Тирренского моря, — сказал один из всадников с грубым и давно небритым лицом, обращая внимание товарищей на двух плывущих, которые держались за бревно, вернее, за толстый четырехгранный брус и усиленно гребли руками.
— Ошибаешься, Гирций, — возразил другой всадник. — Долго они не продержатся в такой холодной воде. Следует ожидать, что вскоре они пристанут к берегу, притом на нашей стороне.
— Почему ты думаешь, Випсаний, что они должны пристать к нашему берегу? — спросил Гирций.
— Да ты посмотри, сколько народу собралось на том берегу! — показал рукой Випсаний в сторону противоположного берега. — Бьюсь об заклад, если не вся капуанская чернь высыпала сегодня из города, чтобы свести счеты с беглыми рабами за то, что ей по их милости пришлось больше двух месяцев туго затягивать пояса на своих туниках и платить втридорога за хлеб и масло.
— А ведь верно! — ухмыльнулся Гирций, посмотрев на левый берег, где среди густых зарослей то тут, то там мелькали фигуры людей, вооруженных кто вилами, кто рогатинами, а кто и копьями, вероятно, подобранными на месте закончившегося сражения.
Между тем двое пловцов старались держаться на стремнине и продолжали усиленно грести руками. Они двигались очень быстро, обгоняя других плывущих, которые уже выбились из сил и один за другим тонули на глазах у преследователей.
— Неужели мы дадим им уйти? — вопросительно взглянул Випсаний на Скавра.
— Ни в коем случае! — решительно произнес молодой патриций и возвысил голос, обращаясь ко всему отряду: — Здесь, я надеюсь, вы управитесь сами, а я с Гирцием и Випсанием отправляюсь следом за этими двумя бунтовщиками, которым уж очень хочется улизнуть от нас… Гирций, Випсаний! За мной! — скомандовал Скавр, пуская своего коня мелкой рысью вдоль берега.
Трое всадников в течение получаса двигались вровень с плывущими, удивляясь их выдержке. Наконец, они увидели, что пловцы стали живо подгребать к берегу.
— Один из них пусть будет мой, — предупредил Скавр своих подчиненных и вынул из ножен спафу.
Глаза его зажглись охотничьим азартом. За сегодняшний день он вошел во вкус, без всякого риска для себя убивая безоружных.
Однако, проехав еще немного мимо больших кустов ивняка, росшего вдоль берега, всадники увидели то, что двое преследуемых заметили раньше них: крутой берег реки перед ними прерывался широким разливом, далеко простиравшимся в сторону поймы, а противоположный берег залива был на расстоянии примерно полутора выстрелов из лука. К нему-то и устремились преследуемые.
— Похоже, нас одурачили! — воскликнул Гирций.
Скавр молча вложил меч в ножны и вынул из колчана лук и стрелу.
— Слишком далеко, — заметил, покачав головой, Випсаний, измерив взглядом расстояние до противоположного берега залива и наблюдая, как оба пловца, борясь с течением и водоворотами, приближаются к нему.
Скавр, подождав, когда оба мятежника (один из них был с седой коротко стриженной головой, другой — молодой и русоволосый) стали выбираться на сушу, утопая по пояс в воде, натянул тетиву лука, тщательно прицелился и выпустил стрелу, которая, как и предсказывал Випсаний, не долетела до цели, упав в воду рядом с берегом.