крылышко к молодой женщине и сделал ей жест, давшей ей понять, что ему хочется побыть с ней наедине. Тогда она встала, взяла его за руку и вместе они вышли из комнаты. Посчитав, что гостиная его устроит, она предложила посидеть там; однако он потянул её за руку в спальню и плотно закрыл за ней дверь, так что та даже затряслась. Только тогда мускулы на лице его расслабились и он улыбнулся, а глаза его озорно заблестели. Он долго глядел на неё, затем осмотрел каждый угол комнаты, вдыхая запах новой мебели, к которой примешивался нежный аромат — то, видимо, были остатки духов, которые рассеивали на руки и грудь. Потом он пристально поглядел на мягкую постель, две маленькие розовые подушечки, лежавшие рядом, и спросил?
— А что это?
Она с улыбкой ответила:
— Это две небольшие подушки.
Он снова спросил:
— Ты обе подкладываешь себе под голову?
Она улыбнулась опять и ответила:
— Нет. Они обе служат только для декора.
Он кивнул на постель и спросил:
— А с какой стороны ты спишь?
Она, всё так же улыбаясь, сказала:
— В кровати.
Тут Камаль спросил её таким тоном, будто сам был уверен, что спит с ней вместе:
— А господин Халиль где?
Нежно ущипнув его за щёчку, она ответила:
— В другом месте…
Тут он как-то странно повернулся в сторону шезлонга, и залез в него, позвав её тоже присоединиться к нему. Она села рядом, а он сразу же пустился в воспоминания, опустив глаза, чтобы скрыть напуганный и смущённый взгляд, в котором читалось сомнение, только усилившееся в ту ночь, когда они возвращались домой с её свадьбы, и мать набросилась на него, после того, как он рассказал, что видел через щёлку. Камаля обуревало желание раскрыть Аише свой секрет, и под напором искушения, не лишённого некой грубости, спросить о Халиле, однако стыдливость, исходившая из смутного подозрения, вразумила его не делать этого, и он сдержался. Затем он поднял на неё свои ясные глаза и улыбнулся ей. Она тоже улыбнулась, склонилась к нему и поцеловала. Затем встала, и с нежной улыбкой сказала:
— Дай-ка я насыплю тебе шоколадок в карманы…
44
Мальчишки, толпившиеся перед домом и на всей улице Байн аль-Касрайн, радостно перекликались между собой. Среди них выделялся голос Камаля, который кричал:
— Я видел машину невесты!
Он целых три раза повторил это, пока из дома не вышел Ясин — во всём своём блеске и великолепии — и прошёл на улицу мимо всех людей, что стояли у самого двора их дома. Он встал перед домом и повернулся в сторону улицы Ан-Нахасин, где заметил кортеж невесты, который не спеша и чинно приближался к ним. В этот радостный и торжественный час, несмотря на взгляды людей, что пристально уставились на него со всех сторон — и справа, и слева, и с крыши, — он казался твёрдым и лишённым всякой робости. Ясина переполняла мужественность и энергия, по всей видимости, подкреплённые устремлёнными на него отовсюду взорами. Своей смелостью он старался унять в сердце сильное волнение предстать перед всеми в неприличном виде, не достойным мужчины. А может быть, ему также было известно и то, что его отец притулился где-то в конце всей этой группы, что столпилась около входа в ожидании, чтобы на него не упал взгляд мужчин из семьи невесты. Ясин смог взять себя в руки и поглядел в сторону машины, разукрашенной розами, которая везла ему его невесту, нет, жену.
Он ждал уже больше месяца, и до сих пор ни разу не видел её. Надежда, подпитываемая мечтами, жажда счастья не могла довольствоваться малым так долго. Машина наконец остановилась перед домом во главе длинной вереницы, и Ясин приготовился к радостной встрече. У него вновь возникло желание снять с невесты шёлковую вуаль, чтобы впервые в жизни увидеть её лицо. Затем дверца машины раскрылась, и из неё вылезла чёрная служанка лет сорока, крепкого сложения, с блестящей кожей и большими глазами. Судя по её уверенным и несколько фамильярным жестам, можно было сделать вывод, что её поставили прислуживать невесте в новом доме. Она посторонилась и встала прямо, словно часовой, а затем обратилась к Ясину звучным как медь голосом, при этом улыбаясь и показывая ослепительно белые зубы:
— Пожалуйте, возьмите же свою невесту…
Ясин приблизился к дверце машины и немного наклонился внутрь, где увидел невесту: она сидела между двух девушек-подружек в белом подвенечном платье. В этот момент его околдовал прекрасный аромат, и в атмосфере всей этой красоты сердце его учащённо забилось. Он протянул ей руку, однако почти ничего не увидел, кроме яркого света. Невесту же сковало смущение, и она не сделала ни единого движения. Подружка невесты, что сидела справа от неё, взяла её руку и вложила в его руку, шепнув ей со смехом:
— Ну же, смелее, Зейнаб…
Молодые вместе вошли во двор. От застенчивости она закрылась от него большим веером из страусиного пера, скрывавшего всю её голову и шею. Они пересекли двор меж двух рядов наблюдающих за ними зрителей, а за ними в дом проследовали женщины из семейства невесты, что издавали радостные крики, будто им было наплевать на то, что всего в метре от них стоял сам хозяин дома, господин Ахмад. Вот так молчаливый дом впервые огласили весёлые голоса и крики, которые услышал даже его хозяин-тиран. Возможно, у всех тех, кто их сейчас слышал, они вызвали изумление. Хотя изумление это и смешивалось с радостью, не лишённой, впрочем, невинного злорадства. Всё это дало покой сердцам обитателей этого дома, привыкшим к постоянным суровым запретам, обрёкшим их никогда не слышать ни этих радостных криков, ни весёлого пения, ни шуток, чтобы вечер свадьбы старшего сына проходил точно так же, как и любой другой вечер.
Амина обменялась с Хадиджей и Аишей вопросительным взглядом и улыбкой, и вместе они встали у створки окна,
