разбитого сердца не умирают? Ведь это чувство меня не убьет? Прямо сейчас мне бы хотелось, чтобы убило. Пришлите мне по воде письмо в бутылке, мистер Корнуэлл, и напишите в нем, что все будет хорошо…
«Когда назревает что-то важное, в Блетчли-Парке это всегда чувствуется», – подумала Озла. Пусть никто не говорит о работе, но нельзя не заметить царящее в столовой напряженное, лихорадочное возбуждение, если криптоаналитики набегают туда волнами, без жалоб глотают омерзительный сыр и маринованные овощи в горчичном соусе и отбегают, зажав в пальцах карандаши.
Что-то готовилось. Температура в БП поднималась, как столбик термометра.
Приближался день высадки союзников.
Хотя возникали и другие вопросы…
– Озла, у тебя есть доступ к данным о морской авиации? – тихой скороговоркой спросила Бетт, внезапно приземлившись в столовой рядом с Озлой. – Они ведь проходят через твой отдел? Мне нужно знать, какие самолеты падают. Каков процент жертв.
– Ох, Бетт… – Озла посмотрела на свою соседку по квартире. С тех пор как Гарри уехал на курсы летчиков, Бетт отрабатывала еще больше смен, чем прежде. Ее кожа приняла какой-то пепельный оттенок. Озла придвинула к ней свою тарелку: – Съешь мои копчушки. Ты исхудала как вешалка.
– Просто скажи, сколько их!
Озла убрала локон за ухо. Голова у нее раскалывалась, пальцы пожелтели из-за краски, имитирующей чулки, которую приходилось ежедневно наносить на ноги, – последняя пара безвозвратно погибла, – а еще она по-прежнему просыпалась каждое утро с мыслью о Филиппе, зная, что за этим последует привычная боль. Похоже, ее намерение полностью игнорировать собственное разбитое сердце по причине того, что в войну не это главное, не слишком удачно воплощалось в жизнь.
– Через мои руки проходит часть донесений, касающихся морской авиации, – ответила она Бетт, которая выглядела такой же убитой, какой чувствовала себя сама Озла.
– И какие у них шансы? Так же плохо, как в Королевских ВВС?
– Когда их сбивают, – начала Озла, тщательно подбирая слова, – они… все куда более бесповоротно, чем в случае ВВС. Потому что у них нет возможности доплыть до суши и оттуда добраться домой.
– Скажешь, если увидишь хоть слово о…
– Мне нельзя, Бетт. Я не могу.
– Нет. Можешь. – Бетт повысила голос. – Мы не разговариваем по общей телефонной линии, мы не на людях. Мы внутри БП. Ты можешь мне сказать.
– Это не твое…
– Озла… – В столовой уже начинали оборачиваться на Бетт, которая съежилась около Озлы, всей своей позой выражая мольбу.
Пауза, и Озла поймала себя на том, что кивает.
– Хорошо, я просмотрю последние донесения.
Небольшое нарушение безопасности, но на такое все закрывали глаза – когда в каждом корпусе полным-полно женщин, волнующихся о мужьях и братьях на фронте, трудно удержаться от негласного обмена информацией. Озла и сама иногда искала сведения об «Уэлпе», который теперь ушел в Тихий океан, хоть и напоминала себе, что судьба этого судна ее больше не касается.
Почему нельзя просто перезапустить сердце, открутить стрелки назад так, чтобы снова ощущать не более чем обычное человеческое сочувствие к мужчине, уходящему на войну? Глядя на красные глаза Бетт, Озла заподозрила, что подруга, вероятно, думает о том же.
– Спасибо, – тихо сказала Бетт. – Извини, что прошу о таком.
– Да ну, брось. Если я даже ради тебя не могу чуть-чуть обойти правила, то зачем я вообще живу?
Озла почувствовала внезапный прилив симпатии. Пусть у нее больше нет Филиппа, зато остались подруги. Не просто приятельницы вроде Салли Нортон и других переводчиц; у нее были такие подруги, как Бетт, с которой она бы в жизни не познакомилась, не случись войны. Странная, своеобразная, феноменально умная Бетт, которая недавно призналась во время полуночного разговора по душам, что до смерти боится одного: когда война закончится, у нее больше не будет такой работы.
– Мне пора возвращаться в отдел, – сказала Бетт, мгновенно обретая привычную размеренность и спокойствие. Безумные объемы работы накануне вторжения убивали всех, и только Бетт труд, казалось, оживлял. Озла ей позавидовала.
Она кое-что набросала для нового выпуска «Блеянья Блетчли», но, вернувшись в свой блок, поняла, что придется все переписывать. Редакция ББ только что получила некие новости – куда более важные, чем насмешки над выступлением клуба любителей шотландских танцев.
– Дата окончательно определилась, – объявил начальник отдела ВМФ, обводя взглядом собравшихся. – Шестое июня – возможно, даже последние часы пятого, если повезет с погодой.
Озла почувствовала, как ногти впиваются в сжатые ладони.
– Все увольнения отменяются, – продолжал он. – Сейчас сосредоточиваемся на перехваченных сообщениях о расположении немецких мин в Ла-Манше. Удачной охоты, барышни.
Озла медленно выдохнула. Быть может, к этой цели она и шла всю войну. Вот оно, время и место, где она наконец-то покажет себя. Всего лишь через три недели десантные корабли пустятся через пролив в сторону Нормандии.
Очистим же им дорогу.
Она потянулась за своим немецким словарем. «Мина, минирование, миноносец…»
Пора засучить рукава и приниматься за работу.
ИЗ «БЛЕЯНЬЯ БЛЕТЧЛИ». ИЮНЬ 1944 ГОДА
Отмените отпуска, отмените еду, отмените сон. Дата назначена.
Постепенно, лепесток за лепестком, Бетт разбирала розу.
– Дело в том, что предложения там очень короткие, – объяснила она Дилли. Она вообразила: вот он сидит напротив и набивает трубку табаком. – Почти не за что ухватиться. Наверное, советские агенты просто пересылали эти сообщения для проверки связи.
Он кивнул: «И значит?..»
– Значит, мне требуется сообщение подлиннее, – заключила Бетт, кусая губу и не обращая внимания на странные взгляды сотрудников за соседними столами. – Интересно, записала ли станция Y что-нибудь еще с той же частоты?
Его глаза лукаво блеснули: «Вот и проверь».
И Бетт сделала этот запрос, отложив тесно закрученный код, который в конце концов окрестила «Розой». Ведь шифры и ключи называли и по цветам радуги, и по животным – так почему бы и не по растениям? Например, существовали флотские шифры «Акула» и «Дельфин», как она узнала из неосторожной болтовни парней из Восьмого корпуса… но тут же отогнала эту мысль, потому что Восьмой корпус означал Гарри, а мысль о Гарри по-прежнему пронзала Бетт такой острой болью, что она изо всех сил старалась уберечь себя.
Прибыли новые бумаги, и она занялась абверовскими сообщениями. До вторжения оставались считаные дни, весь Блетчли-Парк был напряжен, как туго закрученная пружина. Все приходили на смену раньше и уходили позже положенного.
– Девочки, вы там до смерти заработаетесь! – воскликнула однажды их квартирная хозяйка из Аспли-Гиз.
«Ничего, – подумала Бетт, – оно того стоит, если наши закрепятся на побережье». Ее вкладом в операцию «Оверлорд» была проверка распространения дезинформации. Наиболее надежные двойные агенты, которых выследили по шифровкам абвера и перевербовали на борьбу против
