3
Ночь выдалась какая-то бессонная Шатилов и Поморцев, сходив все-таки к Климцову на ужин и досыта наевшись кулебяк с рыбой и напившись чаю, улеглись на койки, но сон к ним не приходил.
По комнате плавал, словно легкий туман, полусвет белой ночи. За печкой верещал сверчок. Тикал казенный будильник на столе.
Шатилов сел, опустив с койки босые ноги, и подвинул ближе стул с пепельницей. Поморцев лежал на спине, заложив руки за голову, и глядел в выбеленный потолок.
— Не спится, Иван Демидович? — спросил он
— Не спится, — пыхнул папиросой Шатилов. — Всякие мысли в голову лезут… Климцов сказал, что собирался строить коровник, но теперь придется это отложить — цех нужен. А ведь он обещал дояркам, что в будущем году перейдут в новое помещение, механизированное по всем правилам…
— Ну, коровник подождет.
— Нельзя. Нельзя эту стройку откладывать, — резковато перебил его Шатилов. — Кто же будет заботиться о животноводах? Кто будет заводить крупные животноводческие комплексы?
— Иван Демидович, дорогой! Здесь ведь Поморье…
— И в поморском колхозе есть возможность сделать животноводство не попутной, не вспомогательной отраслью, а основной. Во всяком случае не второстепенной. И рентабельной!
— Ну, тут твоими устами заговорил аграрник!
— А как же иначе? Я ведь и есть аграрник. Кроме поморских, в районе двадцать животноводческих хозяйств, и о них — моя первая и главная забота!
— Это я понимаю. И все же райкому не мешает почаще интересоваться и рыбколхозами…
— А разве мы не интересуемся?
— Маловато, маловато, дорогой секретарь.
— Маловато, потому что у них экономика крепче, да и есть постоянный хозяин — рыбакколхозсоюз, где шефом некий Поморцев. Зачем же нам его подменять?
— Ну-ну, — уклончиво произнес Сергей Осипович. — Чем же вы занимаетесь в остальных, не рыболовецких хозяйствах? Просвети-ка меня, все равно не спим…
— Дел много. Прежде всего — комплексы. Они — основа ведения нынешнего хозяйства. Их пока у нас в районе немного. А надо переводить сельский труд на промышленную основу, добиваться, чтобы каждый комплекс стал фабрикой молока и мяса. С птицефермами у нас уже стало хорошо. А с животноводческими комплексами посложнее. Многое еще мешает…
— Что именно?
— Мало рабочих рук… Нет хороших дорог… Дороги, я тебе скажу, в нашей местности — первое дело. Хозяйства у нас растянулись по берегам реки на добрую сотню километров. А дорог нет… Ни корма подвезти, ни снабжение как следует наладить… Во многие села продукты и промтовары завозим летом, водным путем — создаем годовой запас. А река стала — мы сели. Как из этих, пока еще предполагаемых, комплексов вывозить в город молоко и мясо? Как доставлять материалы для строительства на село? И не самолетами же перебрасывать скот на убойные пункты… Потому что дорог хороших нет, деревни у нас разрознены. В какой-нибудь деревушке заболеет колхозник или колхозница, а медпункт в центре сельсовета, километров за десять или больше. Дорога, особенно весной и осенью, скверная, колеса вязнут, — на лошаденке хрюпать приходится. Ты это знаешь не хуже меня… И потому-то не держатся люди в деревне, и прежде всего молодежь. Получат среднее образование — и до свиданья, дом родной… — Шатилов погасил окурок и лег. — Я все больше задумываюсь над судьбой нашей северной деревни. Она сейчас находится на своего рода водоразделе, когда со старым мы уже расстались, а нового еще не достигли…
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что деревня долгое время вынуждена была жить в рамках, запрограммированных еще единоличным хозяйством. Теперь небольшие деревеньки исчезают. А разобщенность сел вступает в противоречие с требованиями времени. Время диктует новые способы и приемы ведения хозяйства, новый бытовой уклад. Вот я говорил о комплексах. Вокруг такого сельского объекта и должны жить и работать современные землеробы. Но объектов таких пока еще очень мало. До обидного мало, и они не столь совершенны, как бы хотелось…
— Так в чем же дело?
— Силенок маловато, чтобы сразу поднять такую махину… Мы многое сделали и делаем, но надо делать куда как больше!..
Оба умолкли. Думали о деревне, но каждый по-своему. У Шатилова в голове засела деревня с животноводческими комплексами и всем с ними связанным, У Поморцева все мысли были связаны с рыбацкими селами. Проблемы возникали разные, но одинаково трудноразрешимые.
— Нелегко, — сказал наконец Поморцев. — Сочувствую тебе, Иван Демидович, а помочь, сам понимаешь, не могу… Своих проблем — хоть пруд пруди…
— Вот как! — полушутливо отозвался Шатилов. — А я думал в твоем рыбацком деле проблем не бывает: закинул невод — и тащи, что попадет.
— Вот именно: закинул… а вытащил вместо рыбы опять те же проблемы… Мы, поморские колхозы, у Севрыбы да у Министерства рыбного хозяйства вроде как сбоку припека…
— Это как понимать?
— Да так. Есть большой флот и есть малый флот. Большой флот — это Севрыба с тралфлотами Мурманским и Архангельским, а малый — мы, колхозники.
— Ну и что? Делаете одно дело — ловите рыбу.
— Ловить-то ловим, да не в равных условиях. Вот недавно колхоз Звезда Севера купил два старых тральщика. А где новые? Их дали тралфлоту на пополнение… И вообще, сколько за последние десять лет Севрыба получила новых кораблей, а колхозы — ни одного. И если бы не купили старых, неизвестно, чем бы жили.
— Так проси, добивайся новых кораблей!
— А я не прошу? Все время тем и занимаемся, что просим. Теперь, правда, обещали выделить новый тральщик, на него-то и рассчитывает Климцов.
— Все же, значит, дают.
— Мало. И вообще нам привыкли давать в основном то, что в большом флоте не очень гоже, не шибко рентабельно. Но колхозники и при таких неравных условиях тралфлот обходят.
— Ну вот! Зачем вам новые корабли, раз вы и на старых траловому флоту даете десять очков вперед.
— Обижаешь, Иван Демидович. Надо нас в правах уравнять с гословом. Рыбу-то ведь ловим тоже для государства!
— Да… И я тебе сочувствую. Давай-ка попробуем все же теперь уснуть. Проблем всех нам все равно не решить, — сказал Шатилов, посмеиваясь. Но смех его был не очень веселым.
Дмитрий Викентьевич в тот вечер понял, что не случайно он остался со своим мнением в одиночестве. Жизнь идет вперед и диктует новые методы работы, требующие смелых решений. А он к этому не привык, и у новой жизни оказался как бы в хвосте.
Видимо, плохо я, старый работник, представляющий вчерашний день колхоза, вписываюсь в современные масштабы. Как у финансиста, положение у меня подчиненное. Средствами распоряжаются правление с председателем. Мне остается только выполнять указания… А вот как парторг я, кажется, и вправду устарел. Пусть поработает на этом месте другой. С меня хватит.
Утром он пришел на работу, как всегда, спокойный, уравновешенный, чисто выбритый и первым делом заглянул в кабинет председателя.
До вылета оставалось еще часа два. С утра Шатилов и Поморцев осмотрели помещение, предназначенное для временного цеха, и теперь сидели у Климцова, обмениваясь мнениями. Поморцев советовал председателю:
— Надо до осени сделать для консервации шкурок небольшие бетонные резервуары в земле на возвышенном месте, где нет грунтовых вод. Чертежи мы пришлем. Цемент, как приеду, сразу отгрузим.
Климцов слушал и записывал в блокнот. Шатилов молча сидел у окна.
— А, Дмитрий Викентьевич! — приветствовал он главбуха.
Митенев вежливо поздоровался и стал слушать, что говорит начальство. Когда Поморцев закончил деловой инструктаж, Шатилов сказал, обращаясь ко всем:
— Вот, товарищи, вчера Дмитрий Викентьевич просил заменить его на посту секретаря партийной организации. Что скажете по этому поводу?
— Разве есть к тому достаточные причины? — спросил Климцов.
— Видимо, есть, — сдержанно заметил Шатилов.
— Мне трудно работать по двум направлениям. Теперь в бухгалтерии дел будет еще больше, — стал объяснять Митенев. — Да и со здоровьем неважно…
— Если Дмитрий Викентьевич настаивает, просьбу придется уважить, — высказал свое мнение Климцов. — Но я прошу вас, Дмитрий Викентьевич, — обратился он к Митеневу, — в бухгалтерии еще поработать. Никто, как вы, не умеет экономить колхозный рубль. Другого главбуха нам не надо.
— Буду работать, пока смогу, — обещал Дмитрий Викентьевич, тронутый просьбой председателя.
— И до отчетно-выборного собрания придется вам вести и партийную работу. Преждевременно вас освобождать никто не собирается, — сказал Шатилов.
В отношениях мужчины и женщины наступает такой момент, когда приходится так или иначе решать свою судьбу. И Суховерхов понимал, что такой момент в его отношениях с Феклой наступил. Чувство, возникшее у него к этой женщине, было глубоко и серьезно. Кроме того, он, как директор школы, руководитель коллектива педагогов, воспитатель детей, не мог пренебрегать общественным мнением. А что, если его ночной визит к Фекле не остался незамеченным? Это может вызвать ненужные кривотолки…
