— Живая? — в один голос спросили Феня с Галиной.
— Хто зна. Давно дома нэ був. Так что мы счастливые!
Спустя несколько дней, перед рассветом, хуторские собаки подняли гвалт. Феня с наганом выскочила во двор. За кустами маячили верховые.
— Кто вы? — спросила.
— Убери псов! Свои!
Она осторожно приблизилась к забору.
— Не узнаешь меня? — послышался родной голос.
— Пантюша, ты? — воскликнула Феня, еще не веря, что прибыл муж, Каретник. Тот грузно спрыгнул с коня, толкнул ворота, схватил жену на руки и зацеловал. Из хаты уже вышли Галина и пасечник.
— Скачи до Батьки. Скажи, нашли! — радостно велел Пантелей своему разведчику, и вскоре даже в заброшенных хатах появились огни, запахло жареным мясом. Выставили караулы. Прибыл и отряд во главе с Махно — человек триста. Галина обняла мужа и плакала от радости.
— Жив, жив, — повторяла, как воробей.
Дед Максим смотрел на нее и качал головой. «Яка птыця тут хоронылась!» — думал с запоздалым страхом.
— Больше мы от вас не отстанем, — заявила Галина мужу, вытирая слезы. — Такого натерпелись…
— Угрожал кто? — спросил Нестор.
— Давайтэ до столу! — пригласил пасечник. — Голод нэ свий брат.
Расположились посреди двора, под виноградом.
— Недавно тут прошел карательный отряд Зверева, — рассказывала Галина. — Обшарили у нас все углы. А на подводе… без сознания лежал раненый… Вдовыченко.
— Схватили, — упавшим голосом проговорил Батько. — Такого гладиатора! И куда повезли Трофима?
— На север. Видимо, в Александровск, — предположила Феня.
— Надо выручать земляка! — сказал Виктор Билаш, выросший вместе с Вдовыченко в Ново-Спасовке.
— Там же войск чертова уйма, в губернском Александровске, — возразил Лев Зиньковский.
— Ну и что? — нахмурил брови Нестор Иванович, допивая кружку медовухи. — У Москвы их еще больше, а мы… на коне! Руки у них коротки. Мужик отсеялся, ждет нас не дождется. Днем выступаем.
Галина глядела на мужа с недоумением. Ну откуда в нем эта безудержность? Посидел бы на бережку, отдохнул бы с удочкой в дремотных камышах. Вон и левую ногу почему-то не сгибает.
— Ранен опять? Болит, милый? — она нежно коснулась покалеченного бедра. Нестор так отвык от ласки, что поперхнулся, скрипнул зубами.
— Прости, Галочка. Зажило, — он украдкой обнял ее за талию, чтобы не видели командиры. Они все истосковались по уюту, по самым простым радостям, а конца этому озверению не было.
— Можэ, хватэ? — шепнула Галина. — Пошли к Петлюре или в Галичину. Подлечишься, объединимся с братьями.
— Не-ет, рано. Еще поклюем тиранов, погуляем на родном просторе!
Тов. Фрунзе
18/V. 1921 г.
Теперь главный вопрос всей Советской власти, вопрос жизни и смерти для нас, — собрать с Украины 200–300 миллионов пудов.
Для этого главное — соль. Все забрать, обставить тройным кордоном войска все места добычи, ни фунта не пропускать, не давать раскрасть…
Вы отвечаете за все.
Председатель Совета Труда и Обороны В. Ульянов (Ленин).В революционной горячке Михаил Фрунзе не гонялся за должностями. Они сами находили его. Был командующим армиями, фронтами. Теперь заправлял войсками Украины и Крыма. Это заслуженно. К тому же был уполномоченным реввоенсовета и Совета труда и обороны Республики на Украине. Это положено по должности. Ладно. Так он еще и заместитель председателя совнаркома здесь, член ЦК и центрального исполкома. А теперь опять и главком соли! Не слишком ли? Даже при царе не видывали таких чиновников! Успевай лишь заседать и бумажки подмахивать! Невольно позавидуешь Махно, что держится от власти подальше.
О нем не раз докладывали Фрунзе: дескать, убит, исчез, короед, навсегда. Командующий не верил. Где труп атамана? Кто его опознал? А дотошный и непреклонный Ильич всё требовал расправы над бандитом. Когда подсохли дороги, крестьяне отсеялись и в это лучшее. свое время батька не появился — Михаил Васильевич, которого уже официально называли «полководцем», отрапортовал, наконец, о его уничтожении. Ответом из Москвы было письмо про соль. Оно ясно показывало, кто на Украине хозяин: не липовое правительство и не ЦК большевиков. Что они могут, болтуны? Хитрый, прижимистый хохол прячет зерно, и выход один — лишить его соли. Китайская жестокость? Да. Север гибнет от голода! Не одумается «юг России» — придется потрошить его штыком. Для того и держат тут Фрунзе с трехсоттысячной армией.
Не успели, однако, помощники разобраться с добычей соли, как появился… Махно! Правда, всего лишь с кучкой сообщников где-то у Азовского моря. Конный корпус зазевался, а Батько сжег поезд с аэропланами, пленил красных гусар и попер на север, чтобы соединиться с отрядами Куриленко, Щуся и Фомы Кожина. Те колесили по Черниговщине. Сольются — быть новой беде. Тут уж не до соли. Харьков бы уберечь! В район боевых действий стянули лучшие полевые части. Не помогло. Повстанцы объединились на Полтавщине, грабили сахарные заводы, на спирт выменивали оружие, лошадей, просто одаривали мужиков, и те, подлые, горой стояли за бандитов. А их набралось уже до пяти тысяч.
Михаил Васильевич бросил против них вооруженные до зубов истребительные отряды Жигулина, Зоммера, Бубенца, Губергрица, Григорьева. Наперерез шли дивизия Червоных казаков, вышколенные курсанты, бронепоезда. Но Махно все равно брал городки, стоял там и легко уходил. «Стожильный он, что ли?» — ломал голову Фрунзе, начисто забыв о соли, которую вождь велел тоже «обставить тройным кордоном».
Наконец повстанцев таки прищучили. Всю ночь командующий ждал вести об их полном разгроме. Лишь под утро прикорнул в салон-вагоне своего бронепоезда на станции Решетиловка, недалеко от Полтавы. Но поспать не дали. Явился заместитель — статный белокурый Роберт Эйдеман.
— Мне срочно к Михаилу Васильевичу!
— Да он же лег час назад, — запротестовал помощник.
— Дело не терпит. Буди!
Фрунзе поднялся и умывался, когда услышал:
— Махно… ускользнул опять!
— Куда?
— Где-то вблизи.
— Это не рапорт, а позор! — вспылил командующий. Он был бледен, глаза устало распахнуты. Набычившись, продолжал: — Вы что же думаете, Роберт Петрович, мне делать больше нечего? Гоняемся за прохвостом пол года, и всё впустую! Есть у меня заместитель или нет? Самому бежать в разведку?
Эйдеман стоял по стойке смирно. Что отвечать? Шальная шавка Махно мечется по клетке с разъяренными львами, кусает их и никак не дается в лапы.
— Ищите его хоть в пекле! — приказал Фрунзе.
Заместитель взял под козырек и тут же отправился в местечко Решетиловку, что неподалеку от станции. Командующий же до обеда связывался с уездами, отрядами, ничего толком не добился, и вдруг помощник принес телеграмму: «Что удалось сделать с солью? Кто ответственен за соль? Ленин». Михаил Васильевич в ярости поморщился. Какая соль? Что за вздор? Но спрашивал-то вождь!
— Ответь: «О соли сообщим позже», — проговорил Фрунзе сдавленным голосом. — А сейчас… готовь лошадей.
— Простите. Опасно! Пока не выяснили, где он…
— А я сказал — готовь!
— Будет исполнено, — опешил помощник, видя, что Михаил Васильевич не в себе. Зачем ехать вслед за Эйдеманом? Для проверки? Но Роберт Петрович никогда не обманывал! Может, начальник решетиловской милиции Маховский что-то нашептал?
Пока вяло обедали, готовили лошадей, появился заместитель. Едва взглянув на него, Фрунзе спросил:
— Не нашли?
— Оторвался от преследования, волк… — начал Эйдеман. На него жалко было смотреть. Броневик обстреляли, раздробили боковое стекло. Командующий не стал слушать.
— Поехали! — кинул начальнику милиции, выходя из салон-вагона. За ними стайкой сбежали адъютанты, ординарцы. С маузером через плечо Фрунзе, словно не заметив их, сел на коня и вместе с Маховским молча поскакал в Решетиловку.
Угасал тихий июньский день. Далеко впереди темнел холм, и за него опускалось червонное солнце. Накануне сеялся дождик, прибил пыль. Пахло васильками и карликовой пшеницей, что зеленела, а где и желтела на полях. Михаил Васильевич дышал полной грудью, не ощущая радости. Побаливал желудок. Вспомнилось, как жаловался Буденный, что его казаки объели уши селянам и уже скармливали лошадям солому с крыш. А Ленин требует еще 200 миллионов пудов хлеба! Конармия стояла в Екатеринославской губернии. Были опасения, что белые снова высадятся в Крыму. Но главное — этот Махно. Когда Буденному разрешили-таки уйти на Кавказ (там тоже бушевало восстание), по дороге он встретил Батьку. Казалось бы, вот счастливый случай покончить с ним навсегда. И что же? Удалой Семен Михайлович сам еле ноги унес! Махновцы рассеяли его многочисленную охрану и взорвали автоброневик командарма!
