— Куды ты к нам! Куды, куды лезешь! Ступай к домовитым, на кой ты нам леший сдался! — гнали незаметно приставшего к голытьбе войскового писаря.
Вот уже ясно всем — кто друг, а кто враг, и площадь на миг приутихла: обе стороны — победители и побежденные — в молчании озирали одни других. Одни — с торжеством, удивляясь своей силе, другие — ошарашенные событием, опрокинувшим их с высоты.
— Кум Сила-антий! Эй, куме Силантию-у-у! — раздался вдруг пронзительный выкрик из гущи разинцев.
— Тут я, кум Назар! Эге, тут я! — откликнулся кум из толпы домовитых.
— А пошто же ты на той стороне, телячья печенка?!
— А куды же мне, к язычникам, что ли, крещена рать!
— От то и есть, что язычник! Ты что за богатый?! Давай иди к нам!
— А чарку поставишь?
Дружный хохот всей площади приветствовал переход охмелевшего «кума».
На Корнилиной стороне осталась лишь горстка, менее чем в полтысячи человек домовитых да их подголосков, жалкая кучка людей, которые еще нынче утром держали в руках все донское казачество…
— Войсковому атаману всего великого казацкого Войска Донского Степану Тимофеичу Разину — слава! — крикнул с помоста Наумов.
— Сла-а-ава! — прорвалось над толпою в тысячи голосов и поплыло над площадью, над Черкасском, над Доном, летело в широкие весенние степи, в ясное небо. — Сла-а-ва-а!
Степан без шапки стоял, слушая эту бурю.
— Вольному донскому казачеству — слава! — ответно провозгласил он, улучив мгновение затишья.
— Сла-а-а-ва! — отдавалось на площади.
Степан поднял руку, и голоса постепенно стали смолкать.
— Спасибо за веру, за честь, за власть! — сказал Разин и не успел договорить, как опять забушевала та же народная буря.
— Победному атаману, за правду заступнику — слава! — кричали из толпы.
В кличе народном реяла над Степаном слава, звала и манила. «Держись, атаман, вознесу еще выше. Посмеешь?! Дерзнешь? Не закружится голова? Не сорвешься? — спрашивала Степана его слава. — Ведь кто ты? Простой казак! Яблочным духом да хлебушком пахнет в твоем дому, и доли не хочешь иной. А ведь я оторву от родимых и близких… Заплачешь о них, пожалеешь?!»
«Когда-то я сроду плакал?! О чем жалел?!» — отозвался Степан.
— Невольников и колодников свободителю!
— За сирых воителю, — неслись крики, — сла-а-ва, сла-а-ва! — плыло над площадью.
Наумов дружески положил руку на плечо атамана.
— Как море, Степан Тимофеич, — сказал он. — Недаром-то плавал ты по Хвалынскому морю: попутные ветры в свой парус ловить научился!
— Как море! — согласно ответил Степан и, не заметив, подумал вслух: — Плыви, атаманский струг! Тут только начало пути, а впереди-то и мели, и бури, и камни подводные будут…
— Ничего, совладаем! — уверенно ответил Наумов.
Степан поднял глаза на него и крепко сжал руку Наумова:
— Совладаем, тезка!
— По казацким законам-обычаям, атаманы, — когда поутихло, сказал наконец Степан, — мне ныне всем Доном владать. Обещаю стоять за казацкую волю по правде. Всяк всякому будет у нас по казацтву равен, без корысти и кривды. — Спокойно Степан посмотрел на сбившихся в кучу донских богатеев, подмигнул окружавшим помост казакам, указал на толпу кармазинников и усмехнулся: — А кривду мы крестному батьке оставим! Вот мы, Корней Яковлич, и поделились добром! Владай своей кривдой, а я стану Войском владать!
Степан просто взял атаманский брусь у Корнилы из рук и постучал им по краю перилец.
— Быть войсковому круг закрыту! — прозвучал над площадью властный голос нового атамана всего казацкого Дона.
Советские писатели, т. IV — М., 1972. С. 189—190. В дальнейшем ссылки на «Автобиографию» С. Злобина будут даваться по этому изданию
Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 38, с. 326
Брусь — знак атаманского достоинства, то же, что булава. Здесь и далее подстрочные примечания автора.
Биля — возле, около (укр.)
Каменная пушка — и для того времени старинная, стрелявшая каменными ядрами. В XVII веке она уже не употреблялась
Тулумбас — род бубна или небольшой барабан, употреблялся ярыжными вместо полицейского свистка.
Зимовая станица — находилась постоянно в Москве. На каждую зиму в нее выбирали новых казаков. Весной зимовавшие казаки всей станицей сопровождали на Дон царское жалованье.
Обжи — оглобли у сохи.
Колонтарь — панцирь
Черкасы — старинное название украинцев.
«Уложение» 1649 года
«Соляной», или «солейный», бунт — восстание в Москве в 1648 году, то есть за четырнадцать лет до описываемого «медного», или «денежного» бунта.
Зюнгорцы — калмыки.
Войт — староста.
Дубовый стул — комлевый пень дуба, весом в несколько пудов.
Тримайся — держись.
Ригой назывался лет за двадцать до восстания Разина «воровской городок» на Волге.
Мурья — трюм.
Райна — рея.
Новости есть ли? (тат.)
Есть. Новости (или вести) очень хороши! (тат.)
Городовые казаки — особый род царских охранных войск в пограничных городах.
Старое волжское и каспийское название; станова снасть — галс, отпускная — шкот.
Карфаген должен быть разрушен! (лат.)
Список — копия.
Ирнит — ревнует.
Аманаты — заложники.
Засечная станица — стоящая на «засеке», то есть в пограничном укреплении.
