Начал хитроумный вестфалец издалека, зная слабинку своего покровителя. Нередко бывал у него князь, а в последнее время зачастил.
— Негоже, князь, ежели Елизавета Петровна взойдет на престол. В большой дружбе с ней состоит граф Петр Андреевич, в силу войдет.
— Верно говоришь, — нехотя отозвался Меншиков, — а что поделаешь, не в союзники же мне напрашиваться к Долгоруким.
— Сие не требуется, Александр Данилыч, потому как возможно быть в близости с Петром Алексеичем.
— Коим образом? — Меншиков скривился в улыбке.
— Породниться с ним. Выдать за него вашу дочь Марию.
— Кто же на это согласится? — Меншиков ничего не понимал. — К тому же Марьюшка давно помолвлена с Сапегой, ты ведаешь, и дело там все обговорено.
— С графом Сапегой все уладить несложно, такие дела в Европе не новинка. На худой конец, и отступного можно дать. — Остерман наклонился к Меншикову и вполголоса заговорил о главном: — В части бракосочетания с Петром Алексеичем надлежит заручиться согласием от императрицы. Чтобы она в завещании оговорила непременно этот брак.
Остерман прищурился, глядя на оторопевшего поначалу Меншикова.
Тот потер лоб, вскочил, заходил по комнате, потом приободрился: «Ежели такое свершится, я при царе регентом стану».
— А ведь ты, ей-богу, светлая голова, Андрей Иванович...
С того дня придворные, соперники-сенаторы и «верховники», как прозвали членов Верховного тайного совета, заметили, что Меншиков теперь редкий день не навещал Екатерину. Разговоры с ней оставались неизвестными, но все понимали, что связаны они с наследием престола.
Все это время Меншиков упрашивал, уламывал Екатерину, ворошил прошлое:
— Попомни-ка, Катеринушка, — после кончины Петра I он наедине всегда обращался с ней вольно, — из портомой я тебя вознес на престол.
Екатерина бледнела, краснела, пускалась в слезы, а светлейший наступал, требовал объявить в завещании о передаче престола малолетнему цесаревичу, но с обязательным условием жениться на его князя, дочери Марии.
Екатерина не сдавалась, отстаивая право Елизаветы на трон, — какая же мать не хочет добра своему ребенку...
— Как хочешь, Данилыч, а я Лизаньку без призора не оставлю. Вона и граф Петр Андреевич так же мыслит.
«Еще бы эта стерва, Толстой, по-иному судачил», — злопыхал про себя Меншиков. От Екатерины, как обычно в последние дни, он отправлялся советоваться к Остерману. И тот, выслушав князя, порекомендовал:
— Надумал я, Александр Данилыч, чем покорить Екатерину Алексеевну. Надобно свести всех правителей с Синодом, а для поддержки недурно и гвардейских офицеров привести. Они вам подотчетны.
Через два дня Меншиков собрал в царском дворце «верховников», Сенат и Синод, президентов коллегий. Вокруг них расселись приглашенные майоры гвардейских полков. Вельможи искоса поглядывали на гвардейских офицеров, переводили взгляд на ухмыляющегося президента Военной коллегии и помалкивали...
Сообщая Екатерине о единогласном решении назвать наследником Петра Алексеевича, князь напомнил ей о прошлом:
— Посему решать надобно, Катеринушка, а то вспомни, как при кончине Петра Алексеевича гвардия перед дворцом объявилась. Гораздо все по-доброму свершить, а Лизаньку я в обиду никому не дам. Вот тебе крест, — истово крестился князь.
После Меншикова, как всегда, к матери входила Елизавета, слезно просила не уступать.
— Знаешь, маменька, сама, во что горазд князенька. Сколь раз обводил вас вокруг пальца.
— Да што поделать, Лизанька, видать, по-ихнему получится, у них силушка. Как бы с тобой худого чего не сотворили! Замуж тебя сватают за князя Карла Августа так ты не противься. Все жених — родич мужу нашей Аннушки, будете припеваючи княжить неподалеку от Голштинии. Стерпится, слюбится.
Прошла Пасха, и все поняли, что дни императрицы сочтены — она то и дело теряла сознание. Когда на пришла в себя на несколько минут, Меншиков успел подмахнуть указ о ссылке его ненавистников: Толстого, Девиера, Бутурлина. В тот же день загрохотала по булыжнику колымага, увозя восьмидесятилетнего Толстого на вечное заточение в Соловецкую обитель...
Перед самой смертью спешно составлено было завещание, подписанное Елизаветой вместо больной матери. Одного дня не дожила она до годовщины коронации.
Завещание огласили 7 мая в торжественном собрании правящих вельмож и генералитета. Первым пунктом Екатерина завещала трон Петру Алексеевичу, затем обязывала его жениться на дочери Меншикова, а Елизавету — выйти замуж за князя-епископа Карла Августа...
Занявший трон одиннадцатилетний мальчик, выросший без родителей, толком не знал, что делать на новом поприще, но кое в чем он успел себя проявить, и его эскизный портрет живо набросали иноземные дипломаты — француз и испанец, австриец и саксонец. «Собою он был очень красив и росту чрезвычайного, не по своим летам», «один из самых красивых принцев», «искусство притворяться составляет преобладающую черту характера», «он не терпит пререканий, делает, что хочет, разговаривает в тоне властелина».
По сути же, на первых порах малолетний царь был игрушкой в руках Меншикова и Остермана.
Александр Данилович с ходу крепко взял царя в свои руки. Спустя две недели Петр II явился во дворец Меншикова и попросил руки его дочери Марии, зная, что она на четыре года старше его. Помолвка состоялась тут же, а на следующий день Александр Данилович проснулся генералиссимусом и полным адмиралом.
Для жениха своей дочери он установил строгий порядок занятий, каждый день по три-четыре часа. Опасаясь влияния своих недругов, он поселил Петра II у себя во дворце. Правда, император покидал иногда вотчину князя: два дня в неделю заседал в Верховном совете, в свободные часы скакал на лошади, стрелял по мишеням. В такие часы компанию с ним разделял его гоф-юнкер, молодой князь Иван Долгорукий, юноша довольно легкомысленный и разгульный. По этой части он получил соответствующее «воспитание» у прожигающей жизнь польской шляхты. До 15 лет он жил при дворе польских королей, где его дед, а потом дядя, состояли послами. Долгорукие через Ивана нашептывали владельцу трона каверзные мысли о его правах и прелестях, которых он лишается, будучи затворником у Меншикова... Остерман тоже осторожно намекал Петру II о его подчиненном положении и начал давать ему послабление в науках.
О Меншикове же придворные говорили в открытую, что-де вот-вот он возьмет верховную власть в свои руки. Его уже на деле признавали таковым — правителем в государстве. Один генерал-адмирал Апраксин не сдавал позиции.
В начале лета Меншиков при случае показал и ему, президенту Адмиралтейств-коллегии, свою силу.
— Мишуков Захарий донес мне из Астрахани, — как бы между прочим сообщил Меншиков Апраксину и протянул депешу.
«Доношу вашей Светлости, — читал про себя Апраксин, — в Астрахань прибыл благополучно сего текущего мая двадцатого дня...»
Апраксин недовольно нахмурил брови. «Опять прохиндей Захарка козыри выставляет, другой раз обходит меня и Данилычу доносит». Давно он знает этого ловкача, почитай, с самого начала его службы. В 1710 году, при осаде и взятии Выборга, молодой поручик Мишуков знанием штурманского дела зачаровал Петра I... Тут же в Выборге он втюрился в дочку бургомистра. Не любитель откладывать такие дела, Петр I стал сватом и объявил о помолвке. Но Мишуков, видимо, вскоре поостыл в чувствах, и свадьба не состоялась. Но с той поры царь его всегда держал под рукой. Взял с собой на войну с турками. На пути войск лежали водные преграды, надо было обустраивать переправы. Прутский поход окончился крахом, но Мишукова царь пожаловал подполковником гвардии, «за участие в турецкой акции». На следующий год Захарий удостоился быть шафером на свадьбе царя, а потом угодил в «полон» к шведам. Петр I послал его сопровождать на бригантине под белым флагом генерала Горна, которого освободил из русского плена. А шведы задержали русского офицера и продержали два года вместе с судном.
Вернувшись из плена, на пиру у царя Мишуков на радостях напился и вдруг прослезился. Когда Петр спросил о причине, Захарий ляпнул с пьяных глаз:
— Не бережешь ты себя, государь, а вдруг что с тобой стрясется, на кого ты нас горемык покинешь?
— На кого же еще? — благодушно ответил царь. — Наследник у меня, царевич.
— Ох, да ить глуп он, все расстроит, — вошел в раж захмелевший Мишуков, и тут же получил затрещину от царя:
— Дурень, об этом при всех не говорят.
Минул еще год, и царь был почетным гостем на свадьбе Мишукова. Сметливый Захар женился на племяннице князя Меншикова и пошел в гору. Кончина царя не повлияла на карьеру, в чине капитан-командора Меншиков послал его в Астрахань главным командиром порта. — Потерпи там годик, заберу тебя в Кронштадт или Ревель. — Но Мишуков еще с дороги в донесении из Казани намекнул своему дальнему родственнику, что на Каспии засиживаться не намерен...
