- Сынок, ты разве не узнаешь Зубейду, с которой вы вместе ходили к атин-айи? - спросила Джахон-буви.
Хамза покраснел. Кровь прихлынула к его лицу и залила щёки румянцем. Ну, конечно, это же была та самая маленькая девчонка-соседка, на которую он бросал иногда робкие взгляды, когда сидел во время частных уроков грамоты, ещё до поступления в медресе, в комнате атин-айи, знаменитой учёной женщины, разрешившей ему, единственному мальчику, приходить к ней на уроки после их встречи в доме старшей жены Садыкджана-байваччи.
- Здравствуйте, - краснея ещё больше, почтительно поклонился Хамза.
- Здравствуйте, - тихо ответила девушка.
Смущение Хамзы передалось ей, но в нём совсем не было опасливой настороженности и пугливости. В её смущении была всё та же красота гордости, всё те же тайна и боль души... и ещё робкая и в то же время щедрая чистота девичества.
Она не стала закрывать лицо, она прямо взглянула Хамзе в глаза и улыбнулась...
Вздрогнули длинные чёрные ресницы. Потоки яркого тёплого света распахнули широкую необъятную даль, за горизонтом которой лежало что-то единственно нужное и необходимое.
С того дня лицо Зубейды неотступно стояло перед Хамзой.
Оно незакатно светило ему. Когда оно исчезало, всё меркло вокруг - цветы, трава, деревья. Песня первого чувства звенела над головой, как голос жаворонка в небе. Большие белые облака, наполненные розовым солнечным светом, плыли над весенней землёй в океане неба словно льдины, наконец-то вырвавшиеся из долгого плена зимы.
...Скрипнула калитка. Хамза открыл глаза. В розовой бархатной парандже во двор входила Зубейда. Навстречу ей уже семенила Джахон-буви.
Зубейда протянула старушке праздничный подарок.
- Поздравляю вас, табиб-айи!
- И вас поздравляю, доченька!.. Вай, да быть мне вашей жертвой, Зубейдахон! Проходите, прошу вас, садитесь на курпачу...
Усадив гостью на ковёр, Джахон-буви начала хлопотать вокруг девушки: положила на дастархан чузму - тонкие лепёшки, поджаренные на масле, насыпала на блюдо бугир-саки - шарики из сдобного теста, вынутые из кипящего масла, принесла чайник.
Зубейда, сняв паранджу, сидела к дастархану боком, опершись о ковёр одной рукой и слегка изогнув талию. Атласное платье туго обтягивало её молодую фигуру. Нитки жемчуга повторяли очертания груди. Сверкали в ушах золотые серьги.
Фиолетовая косынка, кокетливо повязанная на голове тюрбаном, была окаймлена серебряными монистами и подвесками. Сладко замирала душа у Джахон-буви, когда смотрела она на дочь Ахмад-ахуна. Всё отдала бы, ничего не пожалела, если бы пришла эта девушка к ней в дом невесткой.
Хамза, обогнув веранду, приблизился к дастархану, учтиво поклонился, сел на ковёр.
- Поздравляю вас с праздником, мой школьный друг, - сказал он, расправляя полы халата. - Рамазан-хаит в этом году, кажется, удался на славу. Много цветов и музыки, везде всё очень красиво. Но с вашей красотой не может сравниться даже день хаит...
Зубейда опустила глаза.
- Пойду приготовлю маставу, - заторопилась на кухню Джахон-буви.
Зубейда проводила её взглядом и повернулась к Хамзе.
Несколько минут они молча смотрели друг на друга. И не было в мире слов красноречивее этих взглядов.
...С того самого дня, когда дочь старшей жены Ахмад-ахуна впервые пришла в дом Хакима-табиба за лекарством, между Хамзой и Зубейдой началась тайная переписка. Хамза первым послал ей стихотворение, в котором описал их встречу. Она ответила длинным письмом, в котором разбирала ходившие по городу в списках газели Хамзы, называя их достойными пера самого Навои, жаловалась на печальную участь женщины в Коканде.
Хамза был удивлён зрелости её мыслей и точности наблюдений.
Он отправил ей вторую газель, в которой спрашивал: какая тайна скрыта в душе девушки, на лице которой столько тоски и грусти?
Зубейда не ответила. Хамза послал третью, четвертую, пятую газель. Ответов не было. Тогда он написал ей большое письмо без стихов, в котором признавался в любви и говорил о том, что не представляет без неё свою дальнейшую жизнь.
На следующий день Зубейда пришла в дом табиба - якобы за лекарством. Но лекарство было предлогом. Когда они остались вдвоём в цветнике, Зубейда сказала Хамзе, что давно уже любит его...
Это была отчаянная смелость - прийти в дом к юноше и самой объявить ему о своей любви. Это было неслыханное нарушение шариата - за него духовники могли приговорить женщину к самосожжению.
Тайна души рвалась наружу. Тоска сердца, созревшего для полёта, таяла и исчезала. Птица сердца расправляла сложенные до поры крылья.
Потом было ещё несколько писем и много-много стихов.
Хамза посылал Зубейде газели через день. Зубейда приходила в дом Хакима-табиба, и они хотя и ненадолго, но всё-таки оставались вдвоём - сидели друг против друга, читали стихи, разговаривали.
...Из кухни вышла Джахон-буви, неся на подносе три большие чашки с маставой. Хамза и Зубейда опустили глаза.
- Вы просили у меня книгу Сзади? - не глядя на девушку, спросил Хамза. - Сейчас принесу.
Он поднялся и ушёл в дом. Зубейда тоже встала и приняла из рук табиб-айи поднос с маставой.
- Вай, да быть мне вашей жертвой, Зубейдахон, - запричитала Джахон-буви, - почему же вы стоите? В этом доме ваши руки не должны прикасаться к посуде. Для чего же тогда здесь я?.. Садитесь, доченька, попробуйте маставу, очень вкусно.
- Мне надо уже уходить, дорогая тётушка, дома много дел... Вы же сами знаете - праздник хаит, все время гости...
- Нет, нет, садитесь, прошу вас. Нельзя отказываться от готовой еды, я обижусь.
- Лучше я приду в следующий раз, в обычный день, и буду сидеть с вами, пока вам не надоест...
- Вай, не надо так говорить, доченька. Вы никогда не сможете надоесть мне. Когда вы приходите, солнце встаёт над моим домом, все расцветает вокруг...
Вернулся Хамза с книгой.
- Вы покидаете нас? - удивился он. - А как же мастава? Мама специально готовила для вас...
Зубейда опустилась на ковёр.
- Вот книга, которую вы просили.
- Спасибо. Я долго не буду задерживать, быстро прочту и принесу обратно.
- Можете держать, сколько вам захочется, - улыбнулся Хамза. - Стихи великого Сзади заслуживают того, чтобы читать их неторопливо. В них заключён главный смысл поэзии - нектар души и мёд сердца.
- Вай, я совсем забыла спросить у вас, Зубейдахон, - вмешалась в разговор табиб-айи. - Как здоровье вашей матушки, уважаемой Рисолатхон? Она очень добрая и энергичная женщина, да будет ей благо и счастье во всём.
- Благодарю вас, мама чувствует себя немного лучше. Ваш муж дал ей очень хорошее лекарство, привезённое из Индии. Я забыла, как оно называется...
- "Хап-дори", - подсказал Хамза.
- Да, да, совершенно правильно. Папа сказал, что после того как дядя табиб начал лечить маму, она стала поправляться.
- Ваш отец, Зубейдахон, - почтительно наклонила голову Джахон-буви, - человек, просветлённый самим богом. Его любовь к беднякам известна всем. Разве он похож на остальных наших корыстных и жадных баев?.. Вот и Хамза не один раз говорил мне, что из всех баев Коканда уважаемый Ахмад-ахун самый отзывчивый и щедрый... Вы, наверное, знаете, доченька, что мой сын собирается скоро открыть на площади Хаджибек школу для детей неимущих родителей? Он считает, что ваш отец одним из первых поможет этой школе.
Хамза молча и недовольно посмотрел на мать. Он ещё ничего не говорил Зубейде о новой школе. Тем более о том, что надеется получить от её отца помощь для этого дела.
Ничего не ответила и Зубейда. Уж кто-кто, а она-то знала Ахмад-ахуна, который всегда говорил, что богатый вынужден быть скупым, иначе его богатство растащат нищие и бездельники.
Но вслух девушка сказала другое:
- Если Хамзахон сам придёт к отцу и попросит у него денег на школу, то, может быть, папа и расщедрится.
- Да, да, конечно, - согласилась Джахон-буви, - к такому уважаемому человеку, как почтенный Ахмад-ахун, нужно обращаться самому. Ты же собирался сделать это, сынок, не правда ли?
Хамза, нахмурившись, молчал.
Чувствуя, что в простоте душевной напрасно затеяла разговор о школе, Джахон-буви собрала пустые пиалы, пошла на кухню заваривать чай.
- Между прочим, - улыбаясь, начала Зубейда, - несколько моих подруг, с которыми я училась в школе, прочитали последнюю тетрадь ваших стихов...
- Вот как? - оживился Хамза. - Где же им удалось её достать?
- Её переписывает весь город. Разве вы не знали об этом?
- Да, мне рассказывали... Ну и как, вашим подругам понравилось?
- Они пришли в полный восторг! Переписали всё от первой до последней строчки... Мы долго вспоминали то время, когда вы приходили в дом атин-айи и сидели вместе с нами в одной комнате. Теперь вы стали известным поэтом. Впереди у вас интересная жизнь - стихи, книги, журналы... А никому из нас учиться дальше, конечно, не пришлось. Мой отец долго просил у аллаха, чтобы тот простил ему грех моей грамотности...
- Зубейдахон, а какие газели понравились вашим подругам больше всего?
