над всем, над чем не боялись смеяться. Купили палку сахарного тростника и кулек орехов, остановились посмотреть, как мальчики играют в кипанде. Не присоединиться ли к ним, спросил Юсуф Халила, и тот важно кивнул. Правил игры он не знал, но за несколько минут наблюдения уловил общую идею. Он подтянул саруни, заправив в набедренную повязку, и, как одержимый, помчался за кипанде. Мальчишки хохотали, награждали его всяческими прозвищами. При первой же возможности Халил завладел битой и передал ее Юсуфу, а тот с небрежной уверенностью мастера принялся зарабатывать очко за очком. Каждую его удачу Халил встречал аплодисментами, а когда Юсуфа наконец выбили из игры, он подхватил его на плечи и понес, как мальчик ни бился, пытаясь вырваться и слезть.
На обратном пути они видели, как на вечереющих улицах собираются псы. В сумерках их тела казались тощими, шелудивыми, клокастая шерсть свалялась. Глаза, столь беспощадные в лунном свете, при свете дня слезились и заплывали гноем. Кровавые язвы на их телах привлекали полчища мух.
После той игры в кипанде покупатели наслушались славословий Юсуфовым подвигам. С каждым рассказом Халил все более преувеличивал достижения своего «братца», а себя все более выставлял неуклюжим чудаком. Он, как всегда, готов был на все, лишь бы рассмешить покупателей, особенно девушек и молодых женщин, так что к тому времени, как послушать эту историю явилась Ма Аюза, игра превратилась в побоище, из которого Юсуф вышел победителем, а рядом с ним плясал его верный шут, воспевая ему хвалу. Юсуф великолепный, благословенный Богом, новый Зу-ль-Карнайн, поразивший народы Яджудж и Маджудж. Ма Аюза вскрикивала и хлопала в ладоши именно тогда, когда следовало, слушая, как сверкающий меч Юсуфа поражал одного воображаемого врага за другим. А под конец повествования, как Юсуф мог бы предсказать с самого начала, Ма Аюза испустила радостный вопль и погналась за ним. Покупатели и старики на террасе смеялись, подначивали ее, науськивали. Бежать было некуда. Она схватила Юсуфа и, содрогаясь от страсти, дотащила до хлопкового дерева, прежде чем он сумел высвободиться.
— Кто эти маджуджи, про которых ты толковал Ма Аюзе? Что это за история? — спросил Юсуф Халила. Тот сначала отмахнулся, озабоченный — только что вернулся из дома после вечернего посещения. Потом сказал:
— Зу-ль Карнайн — маленькая крылатая лошадка. Если поймаешь ее и изжаришь на костре из гвоздичного дерева, и съешь по кусочку от каждой ноги и от крыльев, у тебя появится власть над ведьмами и демонами и упырями. Сможешь послать их, если захочешь, за прекрасной стройной принцессой в Персию, Индию или Китай. Но и цену заплатишь немалую — станешь пленником Яджудж и Маджудж на всю жизнь.
Юсуф тихо ждал продолжения, в услышанное не слишком верилось.
— Ладно, скажу тебе правду, — усмехнулся Халил. — Не стану дурачиться. Зу-ль Карнайн — это Двурогий, Искандер Завоеватель [24], который покорил весь мир. Слыхал про Искандера Завоевателя? Завоевывая мир, он добрался до самой окраины, к народу, который ему рассказал, что севернее живут народы Яджудж и Маджудж, варвары, не знающие человеческого языка, они только и делали, что разоряли соседние земли. Так что Зу-ль Карнайн построил стену, через которую Яджудж и Маджудж не могли перелезть и подкопаться тоже не могли. Эта стена обозначает границу обитаемого мира. По ту сторону — варвары и демоны.
— Из чего была построена стена? Яджудж и Маджудж все еще там? — всполошился Юсуф.
— А я откуда знаю? — рассердился Халил. — Оставь меня в покое наконец. Тебе бы только истории, истории. Я собираюсь хоть немного поспать.
Без дяди Азиза Халил отчасти утратил интерес к лавке. Он все чаще заходил в дом и не так ругал Юсуфа, если тот забредал в сад. Сад был огорожен со всех сторон, оставалась лишь широкая дверь рядом с передней террасой дома. Тишина и прохлада запретного сада, ощутимые даже со стороны, очаровали Юсуфа в первый же день, когда он попал сюда. И теперь, без дяди, он зашел за стену и обнаружил, что сад делится на четверти, в середине пруд, и во все четыре стороны расходятся каналы. Четверти были засажены деревьями и кустами, некоторые как раз в цвету — лаванда, лавсония, розмарин и алоэ. На открытых участках между кустами — клевер и травы, кое-где небольшие клумбы ирисов и лилий. По ту сторону пруда, ближе к дальнему концу сада, на земляных террасах росли маки, желтые розы и жасмин — их распределили как бы случайным образом, в подражание природе. Юсуфу грезилось, будто по ночам благоухание пропитывает воздух, от него кружилась голова. В таком восторженном состоянии ему даже чудилась музыка.
Апельсиновые и гранатовые деревья тоже были прихотливо разбросаны по саду, и, прохаживаясь в их тени, Юсуф чувствовал, что вторгается в запретное, виновато вдыхал аромат их цветов. Со стволов свисали зеркала — слишком высоко, чтобы мальчик разглядел себя в них. Лежа на земляной террасе перед магазином, Юсуф заговаривал с Халилом о саде, о его красоте. И хотя не смел сказать этого вслух, в такие минуты он более всего хотел бы оказаться затворником в тихом гроте — надолго. Гранат, втолковывал ему Халил, царь всех плодов. Он — не апельсин. Не персик, не абрикос, но соединяет в себе все их свойства. Это дерево плодородия, его ствол и плод упруги и податливы, как живая плоть. Но твердые, без сока, семена, которые Юсуфу были предложены в доказательство этого учения — дерзновенно извлечены из плода, висевшего в саду, — вовсе не напоминали вкусом апельсин, впрочем, Юсуф и не любил апельсины. Про персики он слыхом не слыхивал.
— А каковы абрикосы? — спросил он.
— Не так хороши, как гранаты, — сказал Халил и, кажется, рассердился.
— Значит, абрикосы мне не понравятся, — решительно заявил Юсуф, а Халил его словно и не услышал.
Но Халил и правда проводил теперь много времени в доме, а Юсуф как можно чаще наведывался в сад, хотя и понимал, что его визиты не остаются незамеченными. Он слышал, как взмывает внутри дворика при доме жалобный голос, и догадывался, что голос этот поверх стены обращается к нему. Госпожа.
— Она видела тебя, — говорил ему Халил. — Сказала, что ты красивый мальчик. Она наблюдает в зеркалах на деревьях, когда ты гуляешь в саду. Ты заметил зеркала?
Юсуф думал, Халил посмеется над ним, как смеялся над пылом Ма Аюзы, но Халил сделался угрюм и недоволен, чем-то он был озабочен.
— Она очень старая? — спросил Юсуф, пытаясь спровоцировать Халила на обычные его подначки. — Госпожа — старая совсем?
— Да.
— И уродливая?
— Да.
— Жирная?
— Да.
— Она сумасшедшая? — продолжал Юсуф, как зачарованный наблюдая за нарастающим, но словно бесстрастным гневом
