рукаву.
– Как ты можешь стоять в стороне и допускать такую несправедливость? Принглы верно служили семье на протяжении нескольких поколений. Обращаться с ними таким образом отвратительно и заслуживает всякого презрения.
Но ее отец, не желая вмешиваться, отвернулся.
Чувство стыда охватило Лилли, горькое, как желчь, губительное своей силой. Чтобы ее действия привели к такому бедствию для Принглов, чтобы беззаботные часы с Джоном Принглом стали причиной его несчастья… как же она не предвидела такой реакции матери?
А потом к ней пришло понимание, что именно на такую конфронтацию с родителями она и надеялась. Она знала, хотя и не признавалась в этом себе, что начало открытой битвы между ними – всего лишь вопрос времени.
Как она могла быть такой бездумной, такой эгоистичной? Но хуже этого было понимание того, что назад пути нет. Как бы она ни унижалась, как бы она ни умоляла за Принглов, ее мать ни за что не отступит.
Во рту так пересохло, что ей пришлось приложить немалые усилия, чтобы ответить. Наконец она нашла слова.
– И вы не измените своего решения? Не позволите мне доказать, что я достойна доверия? Не позволите мне доказать вам, что Джон Прингл невиновен и предан тебе и папе?
– И чего мы этим добьемся? Ты уже не раз доказывала, что доверять тебе нельзя.
– Тогда, я полагаю, добавить нечего.
– Верно, – отрезала ее мать. – Немедленно ступай в свою комнату.
– Хорошо. Но только для того, чтобы собрать свои вещи.
– О чем это ты говоришь, черт побери?
– Мне жаль, очень жаль – вы даже и представить себе не можете, насколько мне жаль. Но я с вами жить больше не могу. После вашего решения поступить с Джоном Принглом и его семьей так, как вы собираетесь поступить, я могу распорядиться своей жизнью так, как хочу.
Она помедлила у двери, ее колени так дрожали, что она сама удивлялась, почему еще не упала. Еще шаг – и с этим будет покончено.
– До свидания.
Ярость подпитывала отступление Лилли по лестнице, по коридору, по которому она прошла в свою спальню – комнату, которая через считаные минуты перестанет быть ее. Повернув ключ в замке, она рухнула в каминное кресло, которое стояло здесь с незапамятных времен.
Драгоценные минуты уходили, пока она пыталась побороть нахлынувшую на нее волну паники. «Успокойся, – сказала она себе. – У тебя есть кое-какие средства. Не пропадешь. Сможешь».
Раздался осторожный стук в дверь.
– Леди Элизабет?
– Да?
– Это мистер Максвелл, леди Элизабет. Ее светлость, гммм… сказала, что вы покидаете нас. Могу я чем-то быть вам полезен? Может быть, вызвать такси?
Она отперла дверь, взглянула на доброе лицо мистера Максвелла и поймала себя на том, что глотает слезы.
– Да, такси мне будет нужно. Я буду готова через несколько минут – надо собрать вещи.
– Конечно, леди Элизабет. И если я или остальной персонал еще чем-нибудь можем быть полезны…
– Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне. Я буду в полном порядке. Обещаю вам.
У Лилли ушло полчаса на то, чтобы упаковать всю свою жизнь в один большой чемодан и два маленьких саквояжа. Ее самые простые юбки и блузы легли в чемодан вместе с сапогами и двумя халатами. В первый саквояж она уложила два дневных платья, самых простых из тех, что у нее были, и достаточно нижнего белья, чтобы хватило на то время, пока она не устроится. Во второй она положила только книги – ограничилась десятью, но саквояж стал тяжелым, как наковальня. Больше она ничего не взяла, кроме шкатулки со своими ювелирными украшениями, которые спрятала на дно чемодана вместе с пачкой писем от Эдварда, Робби и Шарлотты, а также фотографией в рамочке: брат в военной форме.
Пришло время уходить. Она взяла свою поклажу и вышла в последний раз из своей комнаты, не позволив себе оглянуться на прощание.
Увидев, как она чуть не падает под тяжестью своего багажа, мистер Максвелл бросился ей на помощь.
– Позвольте мне помочь вам, леди Элизабет.
– Спасибо, мистер Максвелл, но я должна научиться обходиться своими силами.
Такси ждало у дверей. Когда шофер погрузил ее вещи в багажник, она приготовилась попрощаться с мистером Максвеллом.
– Вы знаете, куда едете, леди Элизабет?
– Сейчас к мисс Браун. Я знаю, она меня примет. И еще, мистер Максвелл…
– Да, леди Элизабет?
– Спасибо вам за все. Вы всегда были так добры ко мне. Пожалуйста, попрощайтесь от моего имени с Флосси и кухаркой… и всеми остальными.
Он торжественно кивнул.
– До свидания, леди Элизабет.
Путь до дома Шарлотты занял гораздо больше времени, чем она ожидала. Она уже начала думать, что шофер заблудился, когда они свернули за угол и остановились перед аккуратными георгианскими таунхаусами.
– Приехали, мисс. Вы просили дом двадцать пять?
– Да, спасибо. Вы не могли бы подождать минутку? Я должна убедиться, что моя подруга дома.
Лилли пересекла улицу и постучала в дверь. Поначалу ответом ей было молчание, тогда она постучала еще раз, теперь громче.
– Сейчас, сейчас! – услышала она голос откуда-то из дальней части дома. – Дайте нам минуту, бога ради.
Наконец она услышала, как аккуратно поворачивается ключ, сдвигаются защелки.
– Вы хоть представляете, который час?
Дверь открылась чуть больше чем на дюйм, но лица за дверью в эту щель она так и не смогла увидеть.
– Прошу прощения, но могу я увидеть мисс Браун? Она дома?
– Конечно, она дома. Кто ее спрашивает?
Лучше обойтись без титулов, решила она, иначе она рискует осложнить ситуацию.
– Меня зовут Лилли… Лилли Эшфорд. Я подруга мисс Браун. Очень извиняюсь за поздний час.
Хозяйка дома открыла дверь и сделала Лилли знак войти. Бросив лихорадочный взгляд на ожидавшее ее такси, Лилли шагнула внутрь. Она не забыла взять с собой свой ридикюль, но все остальные ее вещи лежали в багажнике. Если шофер устанет ее ждать и уедет…
– Лилли? Это вы?
На лестничной площадке появилась ее подруга, увидела выражение лица Лилли и мгновенно взяла бразды правления в свои руки.
– И ничуть не поздно. Входите, входите. Это ваше такси ждет там?
– Да…
– Я сейчас сбегаю – расплачусь с ним. Одну минутку.
Это была самая долгая минутка в жизни Лилли, минутка эта стала тем мучительнее, когда домохозяйка Шарлотты поняла, что багаж из трех предметов вытащили из багажника и теперь несут к ее входной двери. Прежде чем домохозяйка успела возразить, таксист поставил поклажу в холле и ушел.
– И что все это значит? – спросила женщина, и ее невысокая округлая
