тускло светившая сквозь жемчужно-серую дымку, помогла разглядеть водоноса, который крадучись миновал границу лагеря и наддал к темной глади воды, мерцавшей в отдалении.
Пригибаясь, мальчишки перебежками двинулись следом. Убедившись, что вокруг никого, водонос скинул рубаху и штаны и бесшумно погрузился в пруд.
– Легко и просто, видал? – шепнул Дики. – Пошли окунемся.
До пруда им оставалась пара шагов, когда водонос вылез из воды и стал одеваться. Но тут Дики что-то заметил и резко присел за куст, утянув за собой Раджу.
Сквозь листву мальчишки увидели три темные фигуры, которые сзади подкрались к водоносу, пока тот натягивал рубаху. Голова его не успела просунуться в горловину, как парня скрутили и пригнули к земле.
Все произошло очень быстро: еще не угас сдавленный крик о помощи, когда в посеребренном луной воздухе сверкнул клинок и обезглавленное тело повалилось ничком, а рубаха с отрубленной головой белым пятном уплыла в темноту, растаяв вместе с тремя тенями.
От границы лагеря долетел крик часового “Стой! Кто идет?”, протопали шаги караульного наряда, зазвонил колокол, возвещая тревогу.
– Валим! – Дики дернул друга за рукав. – Ползком!
В кутерьме никто не заметил, как они проскользнули в свою палатку.
– Наверное, надо рассказать, что мы видели? – прошептал Раджу, забравшись под покрывало.
– Охренел, что ли? Не вздумай! Срамословец вмиг на кол посадит. И меня на пару с тобой.
Раджу закрыл глаза, но какой уж тут сон – жара, а его так колотит, что прям стучат зубы, заглушая лязг лопат, доносящийся снаружи. Там уже копали могилу для обезглавленного водоноса.
– Знаешь, зачем они унесли голову? – шепнул Дики.
– Зачем?
– Получат награду, мля.
– Откуда ты знаешь?
– А для чего еще? Интересно, сколько им заплатили бы за наши с тобой бошки?
Побудку протрубили на рассвете столь же душного и жаркого дня. Взмокшие сипаи побрели на завтрак и обнаружили, что нынче, как назло, кормят ненавистной им картошкой.
Они еще ковырялись в мисках, когда прозвучал сигнал тревоги – возле северных и западных ворот цитадели было замечено движение китайских войск.
Кесри не успел допить свой чай, а капитан Ми уже отдал приказ о выходе из лагеря: вторая рота и мадрасский батальон сопровождают генерала Гофа до лежащего в миле холма, где будет обустроен командный пункт.
Сипаи спешно построились и колонной зашагали под бой барабанов и посвист флейт. Однако залитые водой рисовые поля тотчас нарушили походный порядок, что и предвидел Кесри. Солдатам приказали идти гуськом по насыпным межам.
Вскоре от строя не осталось и следа, главным было сохранить равновесие. Оскальзываясь в липучей слякоти, солдаты использовали ружья как посохи и все равно, не удержавшись, падали. Отягощенные ранцами и снаряжением, они только сучили ногами и не могли подняться без посторонней помощи.
Сипаи-то хоть были в сандалиях, а вот офицерам, обутым в тяжелые сапоги, пришлось еще хуже, и они, раскинув руки, пробирались, точно канатоходцы.
Полководец генерал Гоф (или Гофи, как называли его английские офицеры), рослый, вечно угрюмый мужчина с моржовыми усами, всегда отличался отменной выправкой. Но сейчас и он, едва не роняя сбившийся набекрень кивер, балансировал, как циркач на проволоке. Сын генерала, служивший его адъютантом, шел на шаг позади и пытался поддержать отца под локоток, но то и дело оскальзывался сам, и было ясно, что все это добром не кончится. Так и вышло: уже перед самым холмом оба грохнулись в воду. Отряд остановился, дабы выудить и обсушить свой командный состав.
Срамословец не замедлил со взбучкой хихикавшим музыкантам:
– Вам смешно, подлецы вы этакие? Вы у меня узнаете, как смеяться над генералом! Ничего, погодите, скоро будете прыскать с другого конца!
В отличие от своих товарищей, которых продвижение по слякотной жиже весьма забавляло, Раджу не счел происшествие смешным. Он думал об ином, и неотвязные мысли эти порождали картины, прежде не возникавшие. Что почувствуешь, когда копье проткнет тебе горло или грудь? А когда штык вонзится в живот? Каково это, когда в тебя жахнет пуля? Она вдребезги размозжит твои кости?
Отряд продолжил движение, но Раджу еле брел, сдерживая рвотные позывы. На холме, когда объявили привал, он, отойдя в сторонку, срыгнул непереваренный картофельный завтрак. Дики принес ему воды и сердито прошептал:
– Чего с тобой, кореш? Вспоминаешь, что было ночью? Я же сказал, забудь навеки, понял?
– Да нет, это из-за жары, мля, – поспешил оправдаться Раджу. – Сейчас уже все путем.
С другого края высотки капитан Ми и Кесри обозревали окрестности. Впереди в дрожащем мареве виднелись четыре бастиона на холмах и китайские войска на склонах; позади фортов тянулись бесконечные городские стены с воротами под многоярусными крышами, возвышавшимися через равные промежутки.
Периодический огонь, который с рассвета вели батареи фортов, теперь стал непрерывным, временами усиливаясь до шквального. Из-за большого расстояния пушки не причиняли серьезного урона, однако стрельба их была невиданно яростной и прицельной.
Меж тем генерал огласил план атаки. Сперва английская артиллерия, состоящая из ракетной батареи, двух мортир калибра пять с половиной дюймов, двух двенадцатифунтовых гаубиц и двух девятифунтовых пушек, подавит огонь бастионов. Затем под прикрытием артобстрела четыре бригады выдвинутся к подножию холмов. Четвертая бригада атакует самый крупный прямоугольный бастион, расположенный напротив башни Умиротворение моря. Завершающий этап – атака уступом и штурм, а посему каждая рота должна быть обеспечена штурмовой лестницей.
Кесри тотчас сообразил, что в его роте только Маддоу справится с этой лестницей, тяжеленной громоздкой штуковиной. Он отыскал взглядом гиганта, тащившего на плечах два огромных лафетных колеса, и обратился к капитану:
– Сэр, для лестницы нам понадобится вон тот пушкарь. Прикажите забрать его из орудийного расчета.
– Хорошо, – кивнул Ми. – Я распоряжусь.
В осуществлении первой части генеральского плана, артподготовки, сразу возникли осложнения: доставка пушек через затопленные рисовые поля оказалась весьма непростой задачей. Пушкари пробирались с трудом, под весом тяжелых стволов по колено проваливаясь в слякоть. Будь бастионы ближе к реке, свою роль сыграли бы “Немезида” и другие пароходы, но сейчас форты были вне досягаемости корабельных орудий.
Сообразив, что артиллерия прибудет еще не скоро, Кесри отвел своих солдат в тенек и велел им отдыхать. После почти бессонной ночи он и сам уснул мгновенно, и пробудил его лишь грохот начавшейся артподготовки.
Утро только наступило, а уже было нечем дышать. Разогретые солнцем рисовые поля так насыщали влагой воздух, что склоны холмов казались окутанными паром.
Камеронианцам было приказано возглавить атаку, по сигналу трубы начав выдвижение. Поля перед высоткой почти просохли, и бойцы ринулись вперед по посевам, доходившим до колена.
Следом с другого края высотки атаковали бенгальские волонтеры. Грохот английских и китайских орудий стал оглушительным. Ядро, упавшее в сотне ярдов справа от роты, взметнуло фонтан земли и зеленых стеблей.
– Маатха ниче! Пригнуться! – крикнул Кесри, и барабанщики с флейтистами тотчас удвоили темп.
Кесри бежал, стараясь не вслушиваться в свист летящих ядер. Высокий жесткий воротник мундира казался удавкой, ранец на спине как будто жил своей жизнью и, болтаясь из стороны в сторону, пытался лишить хозяина равновесия, а заскорузлый от пота шов в промежности рейтуз ощущался толстым корабельным канатом.
Наконец поле закончилось, впереди был поросший кустарником склон в пылевой завесе от взрывов. Кесри видел, как упал офицер камеронианцев, как ядро, угодившее в цепь, разметало трех бойцов.
Вдали китайские солдаты колотили по щитам
