Джон Робинсон - Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

Арабский летописец Абу-ль-Фида заканчивает описание положения дел молитвой: «По сих завоеваниях все береговые земли целиком вернулись к мусульманам, о чем не осмеливались и мечтать. Так франджи были… изгнаны по всей Сирии и из прибрежных краев. Дай Бог, чтобы они уж никогда не ступили на землю сию!»

Его желание исполнилось. Крестовым походам пришел конец. Что касается тамплиеров, впервые с момента основания ордена после Первого крестового похода они лишились ставки в Святой Земле. Им казалось, что настал самый черный день, хуже и быть не может, – но лишь потому, что им не дано было предугадать бедствия и пытки, каковые обрушатся на них всего через несколько лет по воле короля Филиппа IV Французского и Папы Климента V.

тплыв из Сидона на Кипр с обещанием вернуться с припасами и подкреплением, сдержать свое слово Великий Магистр Тибальд де Годен даже не пытался. Он не сумел возглавить тамплиеров в самую черную годину, так что никто не скорбел о его смерти на следующий год. Настало суровое время, требовавшее сильного вождя. Главных кандидатов было двое. Первый – Гуго де Перо – казначей ордена и

завзятый политик, наладивший добрые отношения с королем Филиппом IV Французским, подкрепленные ссудами Филиппу из казны тамплиеров. Ему отдавали предпочтение храмовники юга Франции, составлявшие большинство ордена. Тамплиеры же севера Франции недолюбливали южных братьев, перенявших у соотечественников более свободный образ бытия, интересовавшихся книгами и поэзией, каковым не было места в жизни воителя. И северяне прочили в магистры рыцаря из мелкопоместного дворянства Бургундии, принадлежавшего к ордену всю свою сознательную жизнь. На славу послужив на бранном поле, на посту Магистра тамплиеров в Англии он зарекомендовал себя столь же славным управляющим. Звали его Жак де Молэ.

Соперники были столь равны, а споры столь жарки, что тамплиерам пришлось прибегнуть к весьма необычному выходу, просив Великого Магистра госпитальеров рассудить их по совести. С его помощью Великий Собор встретился снова, наконец избрав двадцать третьим и последним Великим Магистром ордена Жака де Молэ.

Озираясь вокруг, новый Великий Магистр увидел малоутешительную картину. С утратой Святой Земли тамплиеры перенесли свою ставку на Кипр, но их не очень-то жаловали в островном королевстве, некогда целиком принадлежавшем ордену. Удержи они остров, и теперь были бы властителями королевства, а уступив свои права Лузиньянам за малую мзду, стали просто незваными гостями.

Насколько незваными, стало ясно, когда король Генрих Кипрский уведомил де Молэ, что король – единственный верховный командир над всеми войсками в королевстве, к каковым совершенно ясно и недвусмысленно относил и тамплиеров. В ответ Великий Магистр уведомил короля, что Гранд Мастер – единственный командир тамплиеров, где бы они ни пребывали, не подчиняется никому на свете, кроме верховного понтифика, и далее, что на тамплиеров законы Кипра, равно же как и любые постановления его государя, не распространяются. Оба вступали в жаркую перебранку при всякой встрече, и настроения их начали мало-помалу передаваться подданным. Наконец, во избежание откровенных кровавых стычек, сошлись на том, что спор надо представить на суд Папы Бонифация VIII. Папа вынес вердикт в пользу Великого Магистра, укорив короля Генриха, что-де надобно благодарить Господа за присутствие доблестных тамплиеров в его островном королевстве, ибо оные суть дополнительная защита на случай нашествия сарацин.

Великий Магистр упивался папским решением, заодно заслужив некую толику уважения у иных из тамплиеров, недовольных его руководством. Когда де Молэ принял командование, моральный дух тамплиеров пребывал в плачевном состоянии, а сей рубака старой школы верил, что боевой дух напрямую зависит от дисциплины. «Дивно ли, что вы пали духом, – вещал он им, – коли Устав блюдется из рук вон плохо, а то и вовсе никак?» Донимая подчиненных исправительными мерами, он неукоснительно пекся об исполнении оных. Пожитки тамплиеров обыскивали, изымая всякий исписанный листок, будь то письмо из дома или страничка Писания. Не зная грамоты, де Молэ никогда не испытывал потребности в чтении чего бы то ни было. Если приходили письма, приказы или даже папские декреталии, всегда находился брат-клирик, чтобы зачитать их вслух. Если рыцарь получал письмо, его зачитывали адресату в присутствии командира, но в руки не отдавали. От предметов одежды и снаряжения, не предусмотренных Уставом, велено было избавиться. Все религиозные обряды отправляли строго по Уставу. Правила трапезы ужесточили и устранили все послабления в несении службы в конюшнях, мастерских и на учебных плацах. Де Молэ готовился к следующему крестовому походу.

Без очередного крестового похода для отвоевания Святых Мест тамплиеры лишались цели и смысла жизни, им попросту незачем было существовать. Несмотря на самозабвенную преданность делу, несмотря на опыт, они были чересчур малочисленны, чтобы достичь чего-то в одиночку, что стало предельно ясно после полнейшего краха попытки отбить замок Тортоза и провала похода с местными баронами на Александрию. Выход из этого тупика мог дать только Папа, провозгласив вселенский крестовый поход при содействии всех христианских монархов Европы. А тамплиеры заняли бы почетное место в авангарде, дабы повести Христово воинство вновь утвердить Святой Крест Господень на Храмовой Горе в Иерусалиме. Каждую свободную минуту Великий Магистр посвящал разработке грандиозного прожекта, очевидно, не ведая о событиях на родине, ниспровергающих его мечту о возрожденном величии Ордена, – или умышленно закрывая на них глаза.

Вскоре после утраты Акры и Святой Земли Папа Николай IV почил, и соперничество в курии заставило кардиналов позабыть строгие правила о выборах нового Папы, иначе всем им грозила голодная смерть: добрых полтора года спустя дебатам и интригам не видно было ни конца ни краю. Проблема же заключалась в том, как воспринимали Папу римляне. Для всего остального христианского мира он был Папой, и точка. Но для римского народа он прежде всего был епископом Римским. А уж как епископ епархии блаженного Святого Петра он и жалован – будучи преемником

Петра – саном Папы. Раз он их епископ, полагали римляне, то они имеют право назвать претендента, как народы других краев зачастую избирают своих епископов.

Мало-помалу борьба за власть привела к образованию двух партий, возглавляемых двумя римскими династиями, Колонна и Орсини, и обе могли подкрепить свои притязания грандиозными богатствами, каковыми не в последнюю очередь обязаны были тому, что их представители неизменно занимали посты священников, епископов, кардиналов и пап. Усопший Папа принадлежал к клану Орсини, не желавшему упускать из рук прибыльный источник власти. Колонна же вознамерились прибрать сей источник к своим рукам. В описываемое время лишь два из девяти кардиналов-выборщиков принадлежали к клану Колонна.

И вот однажды, после целого дня изнурительных пререканий кардинал-диакон Малабранка поведал остальным, что получил письмо от святого отшельника с горы Монте-Морроне в Абруцци, прорицающее всем им суровую кару свыше, если они и дальше будут тянуть с выборами Папы. Сей анахорет Пьетро дель Морроне являл собой сущее воплощение ветхозаветных отшельников, обитавших в египетской пустыне – облаченных во власяницы, препоясанных вервием самобичевателей. Он истязал свою плоть постом, самобичеванием и веригами, отрекся от всех мирских угех и посему считался святейшим человеком. Паломники совершали долгие странствия, только бы повидать его, а последователей набралось столько, что даже образовался новый орден, посвященный Духу Святому, посему и члены его называли себя духовниками [впоследствии – целестинцы]. Название весьма уместное, ибо Пьетро не дозволял им никаких радостей помимо духовных. Наставник даже не разрешат монахам смеяться, ибо сказано в Писании, что «Иисус прослезился» [Ин. 11:35], но нигде не говорится, что Он рассмеялся. Следовать этому правилу было нетрудно, поскольку строжайшая дисциплина Пьетро почти не оставляла возможностей для смеха. Дабы еще более удалиться от света, Пьетро перебирался со своей паствой все дальше и дальше в горы, пока не обосновался в пещерной келье высоко на горе Монте-Морроне.

Ассамблею же кардиналов более всего заинтересовало в анахорете то, что ему далеко за восемьдесят, и его тщедушной, истощенной телесной оболочке уже недолго служить вместилищем души. И они прибегли к соломонову решению, приходившему кардиналам на ум и прежде, и после: попросту на время отложить решение своей политической дилеммы, избрав Папой человека, стоящего одной ногой в могиле, не имеющего собственной программы преобразований и не приверженного ни к одной из фракций. Их решение выразил кардинал Малабранка: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа, я выдвигаю брата Пьетро дель Морроне». Он прошел с первого же раза, к великой радости Бенедетто Гаэтани – пожалуй, честолюбивейшего из кардиналов, не один месяц бившегося, чтобы отыскать весомые резоны заполучить папскую тиару – предмет всех своих вожделений. А эти выборы давали ему время получше подготовиться к следующим. Будучи на двадцать лет моложе Пьетро, он не сомневался, что его час еще пробьет.