— Мне бутылочку сакэ!
— Слушаюсь! Проходите за столик, — пригласил хозяин.
— Да мне и здесь хорошо, — возразил Исукэ, слегка кивнув. При этом он поглядывал на пятерых самураев, усевшихся неподалеку на помосте в кружок со стопками в руках. На обратном пути из купальни он случайно заглянул в окошко харчевни и увидел этих самураев, в которых признал людей из усадьбы Киры, расположенной в двух шагах от его лавки. Само собой, Исукэ сразу решил к ним присоединиться.
Эти пятеро были не похожи на челядь из усадьбы. Искоса поглядывая на соседей, по крепкому сложению и суровому выражению лиц Исукэ признал в них охранников, присланных из дома Уэсуги. К тому же говорок у них был провинциальный — видно, прибыли издалека. Возможно, то был диалект Ёнэдзавы, родовой вотчины Уэсуги. Самураи, похоже, сидели тут уже давно и порядком приложились к сакэ.
Они встретили Исукэ настороженными взглядами, но решив, что опасаться нечего, снова подняв чарки, беспечно продолжили прерванную беседу.
— Ну, уж не знаю, что они за люди, а только что-то уж больно тянут — все никак не решатся… — сказал один.
— Я смекаю, что им так командор их наказал, — заметил другой. — Он, говорят, уж больно умен да ловок…
— Может, оно и так, да только все же могли бы как-нибудь проявиться. Хоть бы какой-то неловкий шаг сделали, что ли… А то все ждем-ждем и сами не знаем, когда противник ударит, откуда… Так ведь тоже нельзя! Загниваем тут, в этой дыре! Слишком уж мы тут усердствуем, скажу я вам! Прямо жизни никакой нет — разве не так?! Человек — он ведь не может день изо дня, как проклятый, все одно и то же делать!..
— Это точно! Верно говоришь! — поддержали собутыльники.
— Может, конечно, они через несколько дней и нагрянут. Кто их знает… А может, и нет. Может, и вообще не явятся…
— Ну да, Кобаяси, тот все свое долбит: мол, так надо жить, чтобы все время быть начеку. Если сегодня нагрянут, чтобы, значит, быть готовыми дать отпор… И весь день чтобы быть настороже! И так без конца — хоть еще десять лет будем ждать, ничего не изменится…
— Тут не угадаешь… Может, некоторые и ошиваются в Эдо, так ведь самый главный-то их из Киото никуда не девался. Я так разумею, что нам пока не с чего из кожи вон лезть. Может, конечно, Кобаяси скажет, что это халатность. А я так рассуждаю: если у них там есть какой план, все равно ведь они без Оиси ничего не предпримут.
На следующее утро Исукэ отправился в Танимати, в квартал Адзабу, навестить Ёгоро Кандзаки, проживавшего там под именем галантерейщика Дзэмбэя. С Дзэмбэем они столкнулись нос к носу в воротах — тот как раз выходил из дому со свертком в руках.
— О! — воскликнули оба, с улыбкой поглядывая друг на друга под ясным небосводом. Оба были наряжены в полосатые кимоно и выглядели натуральными торговцами, над чем каждый раз при встрече потешались, находя свое обличье просто уморительным.
Ёгоро понимал, что Исукэ неспроста заявился в такую рань.
— Изволили, значит, пожаловать! — поравнявшись с Исукэ, слащаво поприветствовал он приятеля. — Экая изрядная погодка, однако!
— Совершенно верно изволили молвить. Изволите куда-то собираться?
— Да так, неподалеку, в усадьбу Уэсуги хочу наведаться.
— Прощенья просим за беспокойство.
— Отчего же, всегда пожалуйста. Заходите.
Оба наперебой соревновались в вежливости, подражая обходительной манере лавочников, и при этом еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
Когда вошли в дом, Ёгоро спросил:
— Что-то случилось?
— Да нет, ничего особенного, — сказал Исукэ, поведав о том, как вчера вечером наткнулся в харчевне на компанию охранников Уэсуги.
— Их там было пятеро. Имен я так и не разобрал — пришлось самому всем дать прозвища по каким-нибудь особым приметам. У одного, например, на щеке был старый шрам, так я его назвал «Рубец». У другого физиономия была вытянутая в длину — этого я назвал «Огурец». Третий был ужасно тощий — я его назвал «Скелет». Четвертого пришлось прозвать «Плешь». Пятый был похож на нашего Гэнго Отаку — ну, я его так и назвал «Отака». Тот, если бы узнал, рассердился бы, небось… Там они еще в разговоре упоминали какого-то Кобаяси…
— Это, наверное, Хэйсити Кобаяси. Личность известная — один из лучших бойцов Уэсуги. Н-да, если и Кобаяси отправился в Мацудзаку… Похоже, они там Киру решили опекать всерьез. Тут сомнений не остается…
— Значит, тех самураев я насчитал шестеро. Сколько же их там всего?
— Ну, Рубец, Огурец, Скелет, Плешь… Это я уже и сам запомнил. Насчет Плеши… Там может быть и несколько плешивых, так что можно перепутать… Им-то каково было бы узнать, что их тут считают, записав по каким-то кличкам! — расхохотался галантерейщик Дзэмбэй.
Смекалистый Исукэ принялся вспоминать виденных ранее охранников из дружины Уэсуги, награждая каждого метким прозвищем. Он решил постепенно перебрать всех по очереди, как при ловле вшей, и тем самым выяснить, насколько велика стража. Ёгоро, посмеиваясь, только диву давался, видя такое рвение.
— Судя по их разговорам, они там помирают со скуки. Уж лучше б, говорят, поскорее нагрянули, что ли!.. А нам от того только лучше! Мы с ними, вроде бы, состязаемся — у кого терпенья дольше хватит. Только они ведь там выполняют приказ и, стало быть, стараются не оплошать… Так что, если дойдет до серьезного дела, может, они еще над нами верх возьмут. Ведь мы-то как бы по собственному желанию, можно сказать, в охотку всем этим занимаемся. Может быть, конечно, командор наш и не зря тянет время, гуляет там вовсю — хочет глаза им отвести, чтобы они, значит, бдительность потеряли… Он ведь у нас куда как далеко наперед заглядывает! — заметил Исукэ.
— Возможно… Кстати, коли уж речь зашла об этом, не было ли в последнее время каких-нибудь благоприятных для нас движений в усадьбе?
— Да нет пока, хотя… Трудно сказать что-либо определенно, но, похоже, какие-то перемещения у них там намечаются. Какие-то люди прибывают сюда из Ёнэдзавы, другие отправляются из Эдо в Ёнэдзаву. В общем, все не совсем так, как обычно… Я сегодня собираюсь пойти все разведать поподробней…
— А что если… — в глазах Исукэ блеснула догадка, — а что если они собираются спрятать Киру прямо там, у себя на Севере, в Ёнэдзаве, в родовом гнезде Уэсуги?
Ёгоро, наведавшись по своим галантерейным делам в казарменный барак усадьбы Уэсуги, услышал, что Хэйсити Кобаяси сейчас нет — отправился в главное здание к Хёбу Тисаке. От того явился посланец со срочным вызовом.
Хёбу, только что вернувшийся с аудиенции у Цунанори, приветствовал Хэйсити, еще не сняв парадной «крылатки». Выглядел он еще более утомленным и осунувшимся, чем дней пять назад, когда Хэйсити наведывался последний раз.
— Тут от вас человек приходил… — промолвил Хэйсити.
— А, да-да. Ничего особо срочного нет — просто надо посоветоваться, — приветливо сказал Хёбу, приглашая жестом пройти в комнату.
Однако лицо Хёбу было омрачено какой-то тревогой. Было заметно, что он очень устал. Не часто можно было лицезреть командора самурайской дружины клана Уэсуги в таком виде.
— Ну, как там твои? — осведомился Хёбу. — В порядке? Я все собирался еще разок зайти всех проведать, да видишь ли, совсем замотался с неотложными делами. Но вроде бы больных у вас там нет?..
— Так точно, нет.
— Если в чем какая нужда, ты скажи откровенно. Догадываюсь, что у вас там скука смертная. Тут уж ничего не поделаешь, придется потерпеть. Считайте, что скучаете ради интересов родного клана, — значит, не зря. Мне и самому не сладко приходится. Прямо не знаю, что делать с его светлостью, с нашим господином, — как бы в шутку обронил Хёбу и внезапно умолк, словно запнувшись. Хэйсити весь обратился в слух.
Хёбу посмотрел на собеседника, и уголки губ у него скривились в мрачной улыбке.
— Видишь ли, пока на поверхности ничего не проявляется, но, похоже, нашему господину очень не нравится, как я веду это дело… Он, конечно, человек мудрый и проницательный, но сыновние его чувства… Боюсь, будут у него оттого большие неприятности, да, верно, ничего не поделаешь… Кобаяси, наверное, меня в ближайшее время отправят в провинцию, в Ёнэдзаву. Жаль, конечно, что так получается, но коли такова воля его светлости, возражать не приходится.
Известие поразило Хэйсити до глубины души. Он и раньше знал или, вернее, догадывался, что его светлость и Хёбу расходятся во мнениях насчет того, как следует опекать Киру, но впервые слышал о том, что ситуация до такой степени обострилась.
Высказав все, что хотел сказать, Хёбу поджал губы и, еще больше помрачнев, погрузился в угрюмое молчание. Должно быть, припоминал подробности разговора с господином.
— Он еще ничего пока открыто не объявил, но к тому идет, ждать уже недолго. Недаром я при господине состою уже двадцать с лишним лет — как-нибудь в настроении его могу разобраться. Он собрался уже было мне огласить приказ, да по доброте душевной не захотел огорчать верного слугу, удержался. Я и так все понял. Но притом… Я не имею права проиграть в этом деле, потому и стараюсь изо всех сил, а он… Все ведь ради дома Уэсуги… Я все время ему возражаю, что бы он ни сказал, пытаюсь его остановить. А он, наверное, считает это стариковским упрямством и брюзгливостью. Мне даже жалко его светлость. Ну да что уж… Его светлость сам все держит под строгим контролем: Кира ему покою не дает, пишет письма, молодого господина Сахёэ отправили в Хондзё к приемному отцу… Ну, с ним-то все ничего. Главная забота — сам господин, о нем тревожусь. Я, упрямец, вишь, ему перечу — коса на камень находит. Ну, он, конечно, от того мается. И что же? Я, Хэйсити, все знаю, все понимаю, но притом вроде бы спокойно смотрю на него… — сверкнул глазами Хёбу.
