Не здесь ли разгадка того, что венский двор так торопил русского императора начать решающее сражение с Наполеоном? Австрийцы считали, что победить его невозможно и что даже при содействии Пруссии их отечество будет превращено в театр нескончаемой кампании. Препятствием к миру оставался русский император, отвергавший самую возможность переговоров. Венский двор старался поэтому подтолкнуть русскую армию к генеральной битве. Жертва со стороны австрийцев была куда как не велика: 14 тысяч солдат, большею частью рекрутов. Итак, все бремя обрушивалось на русских! И победа и поражение вели австрийцев к вожделенной цели – к миру. А молодой император Александр Павлович и его не в меру пылкие друзья, особенно этот глупый мальчишка князь Долгоруков, всерьез поверили, что Бонапарта можно разбить одной самонадеянностью. Как говаривал Суворов о цесаревиче Константине Павловиче, который пытался вмешиваться в его действия в Италии? «Молодо – зелено…»
В жертву в который раз принесены русские. Сколько их не вернется домой из этого похода? Бог весть! И обойдет ли коса смерти его свойственников, родных? На глазах Михаила Илларионовича погиб под Измаилом весельчак Рибопьер. А теперь – чей черед? В Псковском мушкетерском полку – муж Аннушки Николай Хитрово. В конногвардейском – муж Дашеньки Опочинин. При Главном штабе – любимый зять Фердинанд и племянник по жене Павел Бибиков…
Между тем Вейротер закончил читать и победоносно оглядел слушателей. Все молчали. Лишь граф Ланжерон резко возразил генерал-квартирмейстеру:
– Все это прекрасно. А если неприятель нас предупредит и атакует Праценские высоты? Что мы будем делать? Этот случай не предусмотрен!
Вейротер самодовольно улыбнулся:
– Вам известна смелость Бонапарта. Если бы он мог нас атаковать, он это сделал бы уже сегодня.
– Итак, вы полагаете, что он не силен? – допытывался Ланжерон.
– У него никак не более сорока тысяч солдат, – отпарировал Вейротер.
Ланжерон развел руками и, обращаясь к собравшимся, не без иронии возразил:
– В таком случае, выжидая атаку с нашей стороны, он готовит себе гибель. Но я считаю Бонапарта слишком искусным, чтобы он мог действовать столь неосмотрительно. Действительно, если мы отрежем его от Вены, как вы рассчитываете, ему остается только один путь отступления – через Богемские горы. И все же я предполагаю с его стороны другой план. Он тушит свои огни, и в лагере его слышно большое движение…
Вейротер заключил спор словами:
– Значит, он отступает или меняет позицию. Но даже если он отойдет, то этим только облегчит наше дело. А диспозиция останется без изменения. – Он положил ладонь на карту. – Я маневрировал в минувшем году между Брюнном и Аустерлицем, господа. И знаю местность будущего сражения в мелочах!..
Генерал Бубна, с толстым, в густых подусниках лицом, при этом усмехнулся и добавил к его словам:
– Не наделайте, генерал, только опять таких ошибок, как на прошлогодних маневрах…
В этот момент Кутузов пробил пальцами на лавке сигнал тревоги, делая вид, что проснулся, и сказал:
– Господа генералы могут быть свободны. Оставьте адъютантов, чтобы получить копии диспозиции. Майору Толю препоручается сделать перевод.
Было три часа пополуночи. Кутузов прекрасно понимал, что большинство начальников уже не получит диспозиции до своего выступления, а в пути вряд ли что-нибудь успеет из нее понять.
Русские генералы разошлись в подавленном настроении. Зато оживленно и приподнято чувствовали себя в ближайшем окружении императора. Все говорили о предстоящей победе. Князь Долгоруков, тревожась мыслью, что французы под покровом темноты могут уйти, сел на лошадь и поскакал на передовые посты.
Он приказал наблюдать, по какой дороге будет отступать ночью армия Наполеона.
8
Едва начало светать, как по полкам дивизии Дохтурова, расположившейся на Праценских высотах, раздалась тихая команда: «Вставай!» Проезжая по фронту верхом на лошади, Дмитрий Сергеевич приказывал еще раз осмотреть ружья. Вскоре показался Кутузов на своем вороном аргамаке. Он поговорил о чем-то с Дохтуровым и отправился к четвертой колонне, где находился Александр I.
Немного погодя дивизию повели под гору, в волны густого тумана. Где-то впереди уже ворковали ружейные выстрелы. Это егеря, казаки и храбрые кроаты – жители Хорватии – схватились с неприятелем.
Сергей Семенов со знаменем в руках бодро шагал впереди полка, словно собрался на охоту. Туман непроницаемой пеленой скрывал все предметы. Внезапно унтер-офицер споткнулся обо что-то, едва не выронив знамени. Под ногами лежал егерь со странно живым, только застывшим выражением удивления на молодом и даже румяном лице. Семенова обдало холодом, что-то отдаленно похожее на страх шевельнулось в груди.
«Стыдись, брат! Ведь ты прошел столько сражений! Да еще несешь знамя полка!» – сказал себе Чижик. Стало совестно, что он чуть было не пал духом, барахтаясь в тумане, словно муха в молоке. Офицеры поминутно кричали, чтобы солдаты не разрывали ряды и шли теснее. Полк уже двигался по местности, откуда только что были прогнаны неприятельские передовые посты. Стали попадаться во множестве тела французов, и вид поверженного врага подбодрил унтер-офицера. А суровые лица усачей, идущих бок о бок, заставили Семенова краснеть в душе при воспоминании о минутном страхе.
Так ярославцы подошли к самим шанцам французов, и полк развернутым на марше фронтом бросился вперед. Солдаты работали штыками, не видя ничего далее двух-трех шагов, но выбили неприятеля и подались за ним в туман. Тут казаки подвели к Дохтурову захваченного офицера, который сказал, что Наполеон находится в центре армии, а впереди – войска маршала Даву.
Но вот наконец выглянуло солнце, и Семенов увидел прямо перед собой, в самом близком расстоянии, французскую линию. Застонали орудия, загремели взрывы, и, кажется, сама земля дрогнула. Обе линии, русские и французы, очутились в непроницаемом пороховом дыму. Неприятель обнаруживал себя только вспышками беглого огня.
Раздался голос Дохтурова:
– Знамена вперед!
Подняв высоко древко с развевающимся полотнищем, Семенов кинулся прямо на выстрелы, увлекая за собой ярославцев. Полковая музыка грянула плясовую. Под несмолкаемые крики «ура», которые смешивались с веселыми звуками кларнетов и флейт, штык и сабля работали вволю. Раза два приходилось даже бить отбой, чтобы солдаты, увлекаемые запальчивостью, не оторвались от дивизии.
Пехота надвигалась грозно, русские солдаты атаковали без остановок. И скоро поля и деревни были очищены от войск Даву. Дивизия была уже далеко от центра союзной армии: она стояла за Тельницом. Ружейные выстрелы хлопали теперь изредка, да и то лишь с тыла. Обернувшись, Сергей Семенов приметил в кучах тел множество шевелящихся французов. Легко раненные, они подымались и стреляли русским в спину.
К гренадерской роте подскакал любимый начальник солдат – Дмитрий Сергеевич Дохтуров, возбужденный от одержанной победы. Он приказал не мешкая отобрать оружие у пленных. Солдаты, радуясь забаве, со смехом и кликами рассыпались по полю.
Невдалеке лежал с перебитой ногой здоровенный французский драгун в косматой каске. Верзила никак не хотел расставаться со своим палашом и размахивал им над собой, не подпуская никого. Разгоряченные, солдаты уже хотели изрубить упрямца тесаками, но Дохтуров, наезжая на них, закричал:
– Не трогайте его! Оставьте ему заветный палаш!..
Появился командовавший всем левым крылом союзных войск Буксгевден. Он был встревожен тем, что от колонн Пршибышевского и Ланжерона не поступало никаких вестей. Его адъютант между тем объяснял офицерам, что по назначению дивизии надлежало занять Турасский лес, и указывал на чернеющее вдали возвышение. По рядам ярославцев неслось:
– Перешагнем и лес, как перешагнули этих французов, ваше благородие!..
У Дохтурова были свои тревоги. Дивизия вот уже около часа находилась в бездействии, меж тем как далеко справа и в тылу началась пушечная канонада и стали долетать приглушенные всплески «ура».
– Федор Федорович! – обратился он к Буксгевдену. – Не следует ли дивизии повернуть направо? У меня такое впечатление, что центр французов подался сильно вперед и мы можем ударить им во фланг.
– Но это же не предусмотрено диспозицией! – возразил Буксгевден. – И потом, надобно дождаться донесений от начальников второй и третьей колонн…
Дохтуров в досаде отъехал от графа. Драгоценное время шло. Орудийный гул в тылу все усиливался, в то время как крики «ура» смолкли. Внезапно загудели солдаты, указывая на толпу, приближавшуюся с тылу. Кого только не было в ней! Священники с крестами и в полном облачении, готовившиеся справлять молебен об одержанной победе, маркитанты, денщики, фурлейтеры и придворная прислуга императора Франца спасались от прорвавшихся французов.
