Покончив с дневными делами, все приказчики собирались ужинать в просторной горнице. На ночь во двор спускали больших сторожевых собак.
В каждом доме тесно размещались купцы-земляки с приказчиками и слугами.
В одном доме, более нарядном, жил альдерман (старшина). Он с четырьмя товарищами-соправителями пользовался большой властью. Альдерман мог приговорить виновного в убийстве даже к смерти, за воровство отрубали руку. Священник был одновременно и секретарем альдермана.
Лишь немногие служащие немецкого торгового двора жили вне его стен и только в зданиях, принадлежавших иноземцам. Вообще немецкий торговый двор представлял собою особый мир, и с местным населением иноземцев связывала исключительно торговля, иногда тяжба – всегда в русском суде.
Немецкие купцы жили в Новгороде не постоянно. Два раза в год одна партия купцов сменяла другую. При отъезде очередной партии немецкий двор опечатывался, а ключи передавались на хранение в Софийский собор новгородскому владыке.
Однажды дождливым темным вечером к немецкому торговому двору в необычно позднее время пробирались какие-то люди. Сказав что-то сторожу, пришедшие остановились у запертых ворот.
Наконец из ворот вышел высокий человек. Он нес в руке фонарь с зажженной свечой и, подняв его, поочередно осветил лица прибывших. Все это были известные купцы в богатых нарядных кафтанах с собольими и бобровыми воротниками, прикрытых темными плащами.
– Господин альдерман Генрикус Вулленпунт приглашает вас войти в свой дом. Пожалуйста, почтенные господа, следуйте за мной.
Все вошли в ворота и направились к крыльцу главного здания. Кругом двора виднелось много амбаров, отдельно стояло несколько жилых зданий. Окна этих зданий, с цветными заморскими стеклами, пропускали тусклый свет.
Все поднялись по узкой лестнице на второй ярус и оказались в большой комнате. На стенах горели свечи в изогнутых подсвечниках. Посреди комнаты протянулся узкий, длинный стол, крытый темно-коричневым сукном с бахромой.
Вошедшие издали поклонились старшине. Он сидел в конце стола в широком кресле с резной спинкой, изображающей двух львов, поднявших в лапах круглый щит с гербом города Бремена. Перед альдерманом лежала большая раскрытая книга в кожаном переплете с серебряными застежками. Он был одет в просторный зеленый бархатный кафтан с бобровым воротником и такой же опушкой по подолу; на голове – шапочка-берет, нависавшая на глаза; на указательном пальце – золотое кольцо с большим сверкающим алмазом. Его белые ширококостные руки опирались на палку с резным серебряным набалдашником.
На низкие поклоны вошедших Вулленпунт только небрежно кивнул головой, повел рукой по воздуху, приглашая сесть, и снова погрузился в просмотр книги.
Все тихо сидели и терпеливо ждали. Наконец старшина заговорил:
– Сегодня мы будем беседовать не о наших обычных торговых делах, а по вопросу более неотложному и крайне важному.
– Мы слушаем тебя, почтенный господин альдерман Вулленпунт! – ответило несколько голосов.
– Мы не раз обсуждали с вами нужды наших купцов, и все вы соглашались, что торговля Новгорода с иноземными странами могла бы развернуться гораздо шире и куда выгоднее для нас, если бы мы сумели устроить другое, новое управление Новгородом, в которое входили бы на равных началах и русские, и немецкие, и шведские, и другие иноземные купеческие старшины. И это было бы прежде всего прибыльнее и для нас, и для новгородцев. Чем, скажите, держится Новгород? В чем его богатство и сила? Главным образом в его торговле. А кто больше всего приносит дохода и богатства Новгороду? Купцы. Какие купцы? В равной мере и русские и столько же, если не больше, иноземные. Значит, нужно привлечь как-нибудь иноземцев к управлению Новгородом, для того чтобы они создали новые правила, новые законы для управления этим большим богатым городом.
– Что верно, то верно! – раздались голоса.
– Как же ты думаешь устроить это полурусское-полуиноземное управление Новгородом? – спросил один из присутствующих.
Другой добавил:
– Новгород всегда гордился тем, что он «Господин Великий Новгород». Примирятся ли свободолюбивые новгородцы, если им навяжут иноземцев, отняв таким образом половину их вольностей?
Старшина Вулленпунт закашлялся и проворчал:
– Почему ты говоришь «навяжут»? Надо все так устроить и объяснить, что это будет дружеский совет, дружеское управление для общей пользы.
– Очень уж это неожиданно! – сказал первый голос. – Надо продумать, не таится ли здесь какая-нибудь ловушка, хитрая западня.
– Опять страхи! – зашипел старшина. – Так вот вы теперь послушайте: сейчас я вам объясню главную причину, почему я пригласил сюда моих уважаемых дорогих гостей.
– Говори, не томи нас, господин Вулленпунт!
– Я только что получил с гонцом письмо, в котором мне сообщают, что, по-видимому, шведский король Эрик, желая развить торговые и всякие другие связи между шведским и русским народом, собирается в скором времени отправить в Новгород большое посольство с целью установления новых, более тесных дружеских отношений. Насколько важные цели имеет это посольство, вы можете судить хотя бы по тому, что во главе его прибудут зять короля ярл[37] Биргер и с ним несколько епископов.
– Ну что ж, примем их! – раздались голоса. – Угостим щедро и обсудим, что лучше всего нам предпринять. Но, конечно, мы, германцы, не хотим, чтобы в Новгороде засели и стали хозяйничать одни шведы. Ведь для нас на первом месте должны быть интересы наших торговых городов: Бремена, Любека и других.
Посетители молчали. Наконец кто-то спросил:
– Что же ты посоветуешь нам, почтенный господин альдерман?
Старшина обвел всех выцветшими голубыми глазами и сказал:
– Прежде всего надо, чтобы об этом посольстве не проведал новый новгородский князь Александер. Это молодой кочеток, у которого острый коготок. Он может вдруг наделать всем иноземцам больших неприятностей. Было бы хорошо, если бы на время приезда посольства он отправился на свою любимую медвежью охоту. А тем временем следует собрать совет влиятельных бояр и купцов новгородских и совместно обсудить, как устроить торжественную встречу знатным гостям. Не забывайте: ведь приедет сам зять короля, ярл Биргер. Хорошо было бы отправить встречное посольство: впереди – певчие, хоругви, иконы, духовенство в золотом облачении. И мы, немецкие купцы, также примем участие в этой встрече. В ближайшие дни в покоях владыки Спиридона состоится совещание знатнейших, лучших людей Новгорода. На нем будет обсуждаться желательность нового русско-немецкого содружества для развития торговых дел Новгорода с иноземцами. Обдумайте все это, а на совете вы скажете свои пожелания. Но только помните: ни слова не говорите никому о предполагаемом прибытии шведского посольства, чтобы не проведал князь Александер.
Гости поклялись сохранить все услышанное в тайне и стали расходиться.
По бревенчатой мостовой улиц Софийской стороны, подбирая длинные полы, быстро шагали новгородские жители. На мосту, где особенно много скопилось народу, все спорили, затем направлялись вверх по береговому склону – к палатам архиепископа Спиридона. На каменном крыльце владычьего дома продолжали разгораться споры. Сторонники боярина Жирославича громко кричали, потрясая кулаками, угрожая невидимым врагам.
Все споры сводились к одному:
– Сбросить княжича Александра Ярославича!
– Молод еще он, беспокойный, неуемный! Ему девятнадцать лет – где ему и дружину в руках держать, и управлять делами нашего вольного Новгорода! Пускай поживет, посмотрит, поучится, как другие делами ворочают… Пригласить же надо другого князя, помогутнее и поопытнее…
– А где княжич?
– Говорят, там – в покоях владыки.
В покоях архиепископа Спиридона было тесно до отказа. Сам владыка, в темно-синей шелковой мантии, сидел в высоком кресле. В руках он держал посох, иногда стучал им об пол:
– Довольно, довольно суесловий! Пора приниматься за решение великого дела!
Все посматривали в один угол покоя, где, безмолвно прислонясь к стене, стоял князь Александр. Его глаза смотрели сурово. Он не отвечал на упреки, которые ему бросали некоторые новгородские бояре. Внимательно слушал все, что говорилось кругом.
Яростнее всех нападал на него старый богатый боярин Жирославич, высокий, величавый, с большой полуседой бородой, рассыпавшейся по груди.
– Вот он, молодой княжич! Гордый, заносчивый! И отвечать не хочет, а дело неотложное, и мы должны решить его по всей строгости.
– Смелей, смелей! – говорил владыка. – Объясни нам, в чем дело. Ты лучше все это понимаешь, а я вот занят молитвами, мне и невдомек.
Жирославич горячился – видимо, хотел всем растолковать, чтобы склонить на свою сторону.
